Меня называли малолеткой

[b]В начале войны меня называли «малолеткой». Но я все помню. Видимо, так наша память устроена, что некоторые вещи туда врубаются навеки.[/b]До войны у нас был большой приемник «Телефункин», и я слышала по радио голос Гитлера. «Мама, он лает как собака!» – говорила я.А потом, в июне 1941 года к нам пришли комсомольцы собирать вещи для госпиталей. Дома, кроме меня, никого не было, и я отдала им свое шерстяное одеяло. По краям у него красные белки прыгали по красным шишкам, а на другой стороне все наоборот: бежевые белки, бежевые шишки.Еще подушку отдала, и пушистое голубое полотенце с ушастым зайцем, и кружку с желтыми утятами… Когда бабушка пришла из магазина, где стояла в очереди за хлебом, она начала меня ругать: «Ты хоть соображаешь? Для детского сада, что ли? Ну а самато с чем осталась? Сейчас ведь ничего не купишь!..» Дня через два «собирать вещи» пришла Тоня, старшая пионервожатая из нашей школы.Смотрю, бабушка несет серое байковое одеяло и подушку, самую жесткую, между прочим. Я чуть сквозь пол от стыда не провалилась! А потом говорю ей: «Какой же ты несознательный человек! В газетах пишут: «Все для фронта! Все для победы!» Все, ты понимаешь? А ты? Одну подушку для фронта, а остальные для себя, да?!» Потом к нам пожаловали общественницы за бутылками.Бабушка очень удивилась. «К чему же они на позиции-то?» (Она еще долго фронт называла «позицией», как в Первую мировую, потом привыкла.) Общественницы объяснили, что в наши бутылки нальют зажигательную смесь, кинут ее в фашистский танк, он и загорится. Но бабушка им не очень-то поверила. Приходили и за металлоломом. Помню, в тот вечер я опять сидела дома одна и отдала красивую бронзовую настольную лампу – уж из нее-то, не сомневалась я, можно сделать неплохое оружие! Ой, мало могу я рассказать о первых военных месяцах в Москве, ведь мне тогда только-только девять лет исполнилось. И все-таки, и все-таки… Мой «боевой путь» лежал через свалки, помойки, «прописанные» в Арсентьевском переулке и в переулке Сиротском, и в Конном, и на Дровяной площади, и на Городской улице… Мы с ребятами лазили там с «авоськами» в руках, собирали дырявые кастрюли, ржавые замки от сараев, старые чугунные утюги… Иногда попадались обломки кранов от медных самоваров. И очень надеялись мы, что хоть как-то, но все-таки помогаем фронту.Рядом на территории стадиона «Красный пролетарий» по ночам громко палили зенитки.Правдой и неправдой старались мы во время воздушных тревог не прятаться в бомбоубежище. Бывало, что и на крышу ухитрялись залезть. Ох, и гоняли нас оттуда! Первый настоящий взрыв услышали мы, когда фугаска грохнулась на Серпуховке.Хоть и не очень близко, но сразу стало страшно. И когда первый раненый из нашего подъезда, дядя Коля, прямо из госпиталя припрыгал на костылях домой без ноги, тоже страшно было. Мы же знали его таким веселым, на 2-м Шарикоподшипниковом заводе токарем он работал, в самодеятельности участвовал – пел, танцевал. Госпиталь, где его лечили, находился в Хавско-Шаболовском переулке (теперь улица Лестева). Он и ныне там, этот госпиталь. Немножко далековато от нашего дома, но дядя Коля тогда был молодой, лет 25 ему было, не больше, вот и пришел без одной ноги домой самостоятельно… А когда пришли собирать книги для раненых, я отдала стихи Чуковского. «Маленькие они, что ли? – удивилась бабушка. – Нужны им всякие Бармалеи да мухи!..» «Ну как ты не понимаешь? – сказала я и добавила уверенно, – им нужна Муха-Цокотуха! Знаешь, как они над ней будут смеяться? Сразу настроение поднимется!..»Чем бы еще помочь фронту? На пальце у бабушки кольцо – золотое, широкое. Когда моя мама выходила замуж, она хотела ей его подарить. Но мама отказалась, она была комсомолка, а в те времена комсомольцы обручальных колец не носили. Бабушка обещала подарить кольцо мне, когда я вырасту. А оно мне совсем не нравилось – толстое какое-то, гладкое, широкое. Но сейчас… «Бабушка, – говорю. – Какое хорошенькое колечко!» «Хоть у тебя-то есть вкус, – обрадовалась она. – Кольцо старинное, золото высокой пробы, это ценная вещь». «Ты мне его подаришь?» «Обязательно, когда вырастешь». «Не-ет, так долго ждать я не могу, – расстроилась я. – Лучше отдай мне его сейчас!» «В своем ты уме? – удивилась бабушка. – Да у тебя сразу два пальца в него проскочат!» «Но я и не собираюсь носить твое кольцо. Я сдам его в фонд обороны!» Не дала мне тогда бабушка кольцо…Между тем бомбежки усиливались, немцы приближались к Москве. У меня должен был родиться братик. И пришлось нам срочно эвакуироваться. А на Урале это бабушкино золотое кольцо очень нам пригодилось. Она выменяла его на ведро картошки…[b]На илл.: [i]Аэростат на детской площадке. Тверской бульвар, 1943 год.[/i][/b]