Моя жизнь не очень ахти

[b]В № 64 еженедельника мы начали публикацию цикла материалов о бездомных. Сегодня мы хотим рассказать вам о молодой женщине Саше... О жизни Саши мы знаем из ее собственных рассказов и, главное, из ее дневника, который Саша разрешила нам частично опубликовать (стилистика и орфография сохранены).[i]Маму я придумала[/b][/i]«Я Саша. Моя жизнь не очень ахти. Обстоятельства получились так, что оказалась с маленького возраста в детском доме в Архангельске. Маму не помню совсем. Нас в семье было много – несколько братьев, сестер. И только меня одну отдали в детский дом. Почему – не знаю. Я ни в чем не виновата. Маленькая совсем была. Но это все я уже потом узнала. А тогда лежали с девчонками в детдоме и перед сном шептались, придумывали себе родителей. Я себе самых лучших придумывала. Которые бы любили и никогда не бросили. Детский дом почти не запомнился. Вообще детство плохо помню. Только одну историю. Была у нас преподавательница молодая. По русскому языку. Нравилась мне. Благодаря ей и пишу грамотно. Как-то позвала в гости к себе домой. Я рада была. Пришла, а у нее на столе груши лежат. Зимой – груши. Зеленые, красивые. Не сдержалась, сперла. Сначала одну, а потом подумала про своих девчонок и все взяла. Учительница ничего не сказала. Я от стыда на глаза ей боялась показываться. Пряталась. А она снова в гости пригласила. Я, конечно, пошла. Она привела к себе домой и груши протягивает. Говорит: «Держи, мне не жалко. Я бы и тогда отдала, если бы ты попросила. Ты всегда проси, если хочется, люди добрые. А воровать не надо».Это фрагменты из дневника бездомной Сашки. Саша из Архангельска.Она воспитывалась в детском доме, до 5-го класса хорошо училась. Но когда ей исполнилось 13, начала курить, подружилась с окрестной шпаной: ходила с ними бить стекла, – короче, хулиганила не на шутку. В детском доме ей все обрыдло: все общее, чужое, казенное. И совсем ничего своего. А еще – все время кто-то рядом…»[i][b]Воровала из зависти[/b][/i]«Мы, детдомовские дети, как безликая толпа… Но было и хорошее. Нас возили в санаторий. Шикарно было. В Новый год – подарки. Потом так прижимала к сердцу их, рада была даже одной конфете. А самое страшное – когда болела. Отправляли в больницу, там домашние дети. К ним приходят, родители навещают, приносят что-то. А я лежу одна целыми днями и в потолок смотрю, никому до меня дела нет. Непонятно зачем на свет появилась, зачем жить – неизвестно, все равно не нужна никому. Домашние со мной не общались, будто нет меня. И понятно, у них ведь родители, их любят, по голове гладят. А меня даже пожалеть некому. Обижалась, злилась. Когда домашние спали – воровала у них из тумбочек. Сладости, одежду. Не то чтобы есть хотелось или нужно было, скорее из зависти. Озвереешь от такой жизни».[i][b]И все-таки посадили[/b][/i]Когда Саша вышла из больницы, она была уже тринадцатилетней энергичной и своевольной девчонкой. Начала убегать из детдома. Бродила по улицам, стреляла деньги у прохожих.Милиция ловила Сашу и отправляла в психбольницу: в детдомах всегда так делают – за плохое поведение или побег запирают в психушке. Там кормят таблетками, от которых все время хочется спать, замедляются реакции. Кого-то держат в больнице по нескольку лет. Но Сашу отпустили быстро. Она вернулась в детский дом, а потом снова сбежала. Жила за забором на окраине города. Как-то с компанией ребят совершила нападение на девочку, которая шла в школу. Прижали к забору и отобрали все, что было с собой – мелочь, часы. Деньги ребята пропили, а часы Саша взяла себе, чтобы «хоть что-то свое, личное было». Но вскоре их поймала милиция, были допросы и суд. Приговорили к 4 годам колонии за групповой разбой.«Мне хотели наказание облегчить, заменить условным сроком. Но воспитательница в детском саду наговорила про меня плохого, и все-таки посадили. Я эту воспитательницу спустя десять лет нашла, специально даже ради этого в Архангельск приехала. Говорю – что же вы сделали? Вы мне всю жизнь поломали. Она молчит, глаза отводит. Так ничего и не сказала».[i][b]Мать мне не родная[/b][/i]Так она оказалась в колонии. Было ей тогда 17 лет. К колонии Саша привыкла быстро – от детдома она не сильно отличалась. Сашу пытались заставить работать швеей, но она отказывалась. Стала дворником. Говорит, что любит на улице что-то делать – пропалывать цветы, копаться в клумбах. В колонию к заключенным приходил священник, отец Алексий. Саша рассказывает, что он ее «спас». 28 декабря 2005 года Саша освободилась.Вышла за ворота колонии, но куда идти и что делать, не знала. В детский дом ее бы уже не взяли – взрослая, 21 год. Саша стала искать товарищей по детдому. Выяснилось, что кто-то спился, кто-то сидит в тюрьме. Зато удалось выяснить имя и адрес матери, которая отказалась от Саши в младенческом возрасте. Саша сначала обрадовалась, потом испугалась, ведь за двадцать лет все могло измениться, – вдруг мать переехала или умерла… Она побежала к материному дому, долго не решалась войти, все бродила вокруг да около.Читаем дневник Саши: «Дверь в дом матери открыла женщина, совершенно чужой человек. На меня совсем не похожа. Вот так я в 21 год впервые мать свою и увидела. Она пустила в дом пожить. Там еще братья, сестры, отчим. Мама в детстве братьев и сестер оставила, а меня бросила. Она мне не родная. Я не смогла жить там. Мать пьет. Отчим тоже чужой совсем. Приставать начал, руки распускал. Я это не люблю. Не выдержала и сбежала. Я слишком поздно узнала ее. Она и отчим мне не семья. Чужие люди. У меня по-прежнему нет матери. Лучше бродяжничать, чем жить с этими людьми. Жила на улице, голодала. Кто-то сказал, что в Москве лучше – и еду найти можно, и денег достать. Села на поезд, поехала в Москву».[i][b]С каждым может случиться[/b][/i]В Москве она бродяжничает. Спит днем в электричках, ночью сидит на вокзале. Ночью спать опасно – свои же и обворовать могут, и побить. А днем хотя бы люди вокруг. Саша так отвыкла от солнечного света, что как-то вылезла днем из подъезда, а глаза с непривычки заслезились от солнца.Зимой, если совсем холодно, Саша и ее товарищи по несчастью ищут чердаки в Подмосковье. В Москве почти во всех домах коды, двери железные, не пролезешь. А загородом еще можно найти теплый чердак. Мыться ходит на станции санобработки для бездомных. Их в Москве несколько. Там выдают чистую одежду, есть поликлиника. На вокзале Сашку все знают – и продавцы в палатках, и грузчики, и носильщики. Целыми днями она сидела раньше на тачке, по сторонам смотрела. Или дремала около ларька.Кому найти надо было, так и спрашивали – где Сашка, которая целый день сидит на тачке? Саша пишет в своем дневнике: «Сложно так жить. Все только и думаешь, как выжить. Всегда в напряжении, страхе. Окружающие относятся как к мусору, уже сама себя мусором считать начала. Охранники и менты бьют. А скины – те и убить могут. У меня на них чутье. Как-то сидела, чувствую – что-то сейчас будет. Быстро перелезла через забор, спряталась в заброшенном доме. И точно – пришли почти сразу, всех кого нашли избили, кого-то до смерти. Простые прохожие либо ногами пинают, либо равнодушные, не замечают. А мне обидно, что у них дом есть, а у меня нет. Я ведь ни в чем не виновата, я свой дом не пропила, не проиграла. У меня его просто нет. С детства. Ни мамы, ни дома. С каждым может случиться».Ест Саша где придется. Либо кормят добрые люди на улице, либо волонтеры приносят еду на вокзал, либо угощают в храмах. Саша стреляет деньги. Говорит, если в центре у ресторана место найти – за день можно и тысячу рублей насобирать. Но обычно охранники попрошаек прогоняют.Иногда Саша и ворует, не без этого. Чаще всего у пьяных в электричках.Настоящий праздник бывает в дни народных гуляний, когда на улице толпы, все веселятся, пьют. На 9 Мая, например, на ВДНХ можно и поесть, и денег настрелять. Саша просит, в основном, у молодежи, взрослых она еще с детдома боится. Но если нападает кто – бьется насмерть.[i][b]Крыша поехала[/b][/i]Иногда Саша с ребятами может подойти к пьяному – попросить у него еду или деньги. Те обычно расчувствуются – и накормят, и денег дадут. Но бывает, что такие истории плохо заканчиваются. Как-то Саша согласилась поехать куда-то с мужиками. Ехали в электричке, все нетрезвые. Вдруг Саша почувствовала, что что-то не так.Стала нервничать, дергаться. Мужики сдвинулись с двух сторон, не давали ей встать. На станции Саша рванулась, помог какой-то прохожий. Она выскочила из поезда, а мужики не успели. О том, что было дальше, Саша подробно написала в своем дневнике: «У меня крыша поехала, шла куда-то по рельсам, ничего не понимала. Я ведь этого всего с детства боюсь, с тех пор, как отчим приставал. Даже одеваюсь как пацанка. Пускай все лучше за парня держат, чем руки распускать начнут. Для меня самое страшное в жизни – вот так девственность потерять. Я хоть и бродяжка, а все понимаю. Меня тогда в электричке Бог спас. Возвращалась по шпалам на вокзал, как безумная стала. Нашла бутылку, стала пить. Не могла остановиться. Потом 4 недели без просыху пила. Как черт стала. Лазила на столб электрический, где поезда ходят. Думала, что током убьет. Бегала по рельсам. Хотела покончить с собой. Меня остановили православные люди. И моя шпана с вокзала, и девчонки верующие. Помню, когда снимали со столба электрического, менты орали: «очнись!» И очнулась только в отделении милиции. Когда вернулась на вокзал – вся шпана стала называть алкашкой. Это было ужасно. Я ведь не пью почти, не токсикоманка, как все они. Просто сорвалась.Мне тогда совсем плохо было. Наелась стекол, везде кровь, да еще псориаз начался. Не спала много суток, нервы были на пределе. Добрые люди отправили в больницу. Я лечилась, всех врачей проходила. Врачи относились хорошо, делали витаминные уколы. И люди добрые не забывали, навещали, приносили передачи. Э, это я уже по-тюремному, в больницу-то не передачи носят, а гостинцы».[i][b]Не могу больше![/b][/i]Саша лечилась сначала в Склифе, потом в клинике Ганнушкина. Оказалось, что у нее, помимо всего прочего, гепатит, родовая травма и предэпилептический синдром. Врачи сказали, что если бы была мама, в детстве все можно было бы исправить. Сказали, пить ей нельзя, иначе можно умереть.А Саша ведь этого и хотела. Она говорит, что не могла с собой покончить только потому, что верит в Бога. Но зачем жить – не понимает.«Хочу свободной стать, нормальным человеком, – пишет Саша. – Я бы хотела как взрослая – сама зарабатывать, сама все покупать, снимать комнату в общаге. Хотела бы работать. Где-нибудь на улице, озеленителем. Хочу замуж, дом свой. Я когда в больнице лежала – дали халатик больничный. Впервые ходила не как пацанка. Шпана моя даже обалдела – все говорили, какая Сашка красивая стала. Все думаю, вот бы у меня были друзья. Не друзья по несчастью, бродяги, как и я. А настоящие, чтобы они обо мне помнили, заботились. Я ведь за свою шпану горой стою, всегда помогаю, если что случится. А им не надо ничего, все пьют и клеем дышат. Одна я, как собачка какая-то, которая только и хочет, чтоб домой забрали. Сил уже нет. Кажется, что ни на что не способна, ничего не достойна. Но я больше не могу так жить, в помойке, в грязи этой! Я даже убирала всегда у нас на чердаке, но я же не шестерка. Не могу больше! Все знакомые могут сказать, я ведь не пила раньше, никогда не пила! Я не была такой! Не хочу быть как моя мать! Куда мне деваться, куда?.. Больше не могу так! Всю жизнь! Я не хочу спиться! Лучше под поезд! Помогите мне! Но не жалейте меня, жалейте себя. Это с каждым может случиться».[b]СПРАВКА «ВМ»[/b][i]- По оценке Министерства здравоохранения и социального развития, общее число безнадзорных детей и подростков в стране достигает миллиона;- Точной статистики бездомных детей в Москве нет. Разные эксперты называют разные цифры – от 10 до 50 тысяч;- Большая часть из них приехала из провинции, чтобы пожить в столице;- 70% беспризорных – мальчики. Но число девочек-беспризорниц постоянно растет;- за прошедший год в приюты Москвы поступило более 3 тыс. беспризорников;- в этом году на 7,6% снизилось число детей, добровольно ушедших из семьи, и на 2,6% – число детей, ушедших из образовательных организаций.[/i]