Субботний вечер. Холод. Сосны. Переделкино. Дом-музей Булата Окуджавы. Над дачами, далеко окрест, разносятся гитарные переборы, мощные ударные, пронзительный саксофон и поверх всего – надрывный хрипловатый голос, знакомый, как таблица умножения.Юрий Шевчук и его легендарная, самая успешная отечественная рок-группа «ДДТ» репетируют акустический концерт, который начнется через час и будет снят для канала «Культура» ([i]эфир – 20 мая, в 22.05[/i]).Он будет петь два с половиной часа. На жутком холоде. «Живьем» – хоть и для ТВ (это к сведению некоторых поп-персон, утверждающих, что на телевидении без «фанеры» ну никак невозможно). Прозвучат и старые, и новые песни с диска «Прекрасная любовь». Будет читать свои стихи. Шутить. И открыто радоваться тому, что под открытым небом его слушают не только юные фанаты из Питера, но и местные дачники – надо сказать, солидный и взыскательный народ.А потом, ближе к финалу, ветераны Чечни вручат «батьке Шевчуку» свой орден – «За жертвенное служение России». И откроют секрет – оказывается, свой «Триумф», полученный в январе, до последнего доллара, певец отдал пострадавшим там бойцам. Но сам об этом особо не распространяется.Кстати, концерт под звездами Переделкина для «Культуры» посвящен знаковой дате в жизни артиста – его 50-летию, которое он отмечает сегодня.[b]Корреспонденту «ВМ» удалось побеседовать с певцом сразу после выступления.[/b][b]– Юрий Юлианович, вот в Благовещенске осенью, помнится, вы пели: «В душе тоска – вокруг Китай…» И зал мощно так вам подпевал… А здесь, в Переделкине, на даче у Булата Окуджавы – что в душе? Что значит для вас это место?[/b]– Посмотрите вокруг ([i]мы сидим в мемориальной комнате Окуджавы[/i]. – [b]Н. Б.[/b])… Этот ковер, диван, эти гитары…Это все очень похоже на мой дом, где я сочинил пять-шесть альбомов … Серьезно говорю. У меня так же все просто… Дешевые обои, низкие потолки…Такая же обстановка. И мне там хорошо. То есть мило, уютно и по душе…[b]– Вы были знакомы с Окуджавой?[/b]– Да, и ему даже понравились некоторые мои стихи. Как Державин, благословил меня. Я запомнил его слова поддержки. И то, что канал «Культура» предложил нам сделать здесь свой сольный концерт, и Ольга Владимировна ([i]вдова Окуджавы[/i]. – [b]Н. Б.[/b]) не отказала – это большое счастье. И я не толику не кривлю душой, это действительно так.Здесь работал Булат Шалвович, здесь бывали удивительные люди… Скажу вам честно – это место для меня просто свято. И не в пафосном смысле…Вот я посмотрел в это окно – и кое-что понял. Для меня важны окна, в которые смотрит поэт или писатель. Мне нужно знать, какой вид ему открывался, какой вид ему загораживал Вселенную или объяснял ее... Какие два-три дерева, какие заборы… Просто здорово – сразу возникает ощущение близости в самом высшем смысле этого слова… Место это удивительное, уникальное, и, конечно, мы все сегодня волновались…[b]– Холод не мешал?[/b]– Да, было очень холодно, у нашего трубача мерзли губы от трубы, но… что делать? Все было живьем, главное – живьем. Жизнь вообще… Здесь жизнь будет, я думаю очень долго. Это живое место, понимаете, не засохшее такое – «музей-веник», букетик цветов… Нет. Здесь работа идет, здесь духовность. Здесь дух живет… А дух – он живет, где хочет. И здесь он живет, это чувствуешь сразу.[b]– Здешняя публика – как она вам?[/b]– Очень строгая, непростая… Эти дачники, соседи… Непростые люди – видно, с переломанными судьбами (и заборами тоже). Сколько здесь всего было! Сколько перетоптано тропинок! Передумано мыслей! Сколько облаков здесь пролетело над поэтами… Это тоже очень интересно. Я буду размышлять об этом.[b]– А вот в Москве дух живет?[/b]– Он живет, где хочет, – в Москве тоже…[b]– Как настоящему рокеру сегодняшняя Москва?[/b]– Москвы для меня три. И все разные. Как и России. С попсой – Киркоровым, Газмановым – мы живем в разных Россиях. Я – в своей. Они – в своей. Наши миры практически не соприкасаются. Мы говорим на разных языках. Я лишь желаю России, в которой живет Киркоров, не испустить дух…Для меня настоящая Москва – это мои друзья. Ольга Владимировна. Это скромные ребята, интеллигентные люди, женщины, которые прижались, вдавились в стену и наблюдают, как приезжие бьются за бабло… Настоящие москвичи – они все такие. Бизнесом не занимаются, живут достаточно скромно, спокойно.Настоящие москвичи остались, но их не видно. Они – как те медсестры на войне – пытаются спасти раненых. Раненую Москву. Раненную этим огромным нашествием варваров со всех околиц России, жаждущих денег, славы, популярности, того, сего… Такая страшная битва...Москва – это поле боя…. Москва – это Бородино.Кстати, у французов нет понятия «Бородино» – у них есть «Битва за Москву». Вот эта битва за Москву и идет сейчас…[b]– 50 лет – это много или мало?[/b]– Я не люблю на эту тему говорить, потому что я на эту тему не думаю. А если не думаю – значит, мне и сказать нечего.[b]– А как тогда встретите день рождения?[/b]– Я буду работать. Уеду в Париж и запишу там пластинку с удивительными и хорошими людьми. … Буду записывать песни. Мне кажется, это кайф... То есть не пьянствовать, не валяться в кустах, а так вот поработать – славно будет. Рекламировать не буду, но хочу сказать, что уже полгода работаю над этим диском. А честно говоря – сбегаю от страны, от друзей, берегу свою печень…[b]– Вам в деревне лучше, чем в городе?[/b]– Я бы так не сказал, не такой уж я почвенник… Все хорошо в сравнении и контрасте…[b]– Но пишется где лучше?[/b]– Естественно – всегда у окна. Окно должно быть. И как здесь – должно быть за ним три-четыре дерева… Какая-то трава, небо… Иначе – ничего не складывается. Хотя пишется везде – но какие-то фразы, строчки... А вываливается все равно в одном месте – там, где трава и деревья… ([i]Молчит[/i]). Я вообще дачный человек. Вот здесь нахожусь – и хорошо! Есть такие места, где хорошо и весной, и в дождь, и в лето, и в зиму. Хорошо очень…