[i]Думая о Людмиле Пахомовой, я вспоминаю строки поэта: «И в той Москве, которой нет почти, и от какой осталось только чувство...» Да, и в той Москве, и в той стране, и в той эпохе, отмеченной обилием парадных и скудостью развлекательных зрелищ, она была самой обаятельной.Куда там до нее всем сегодняшним «мисс»! Обаяние — это другое, это больше, ближе... Для меня тот «поезд» сравнительно благополучных «доперестроечных» удаляется под звуки рвущей сердце «Кумпарситы»: «Там-там-там...» [/i]Людмила Пахомова родилась в 1946-м, стала олимпийской чемпионкой в 76-м, умерла в 86-м. Магия цифр? Случайность? Но отчего же они и на самом деле уходят раньше всех — те, кто сумел превысить, превзойти «звездную» популярность и стать, наоборот, близкими для всех и каждого? — Мне было 12 лет, — говорит Елена Водорезова, знаменитая фигуристка-одиночница, — и Мила казалась мне недосягаемой звездой мирового масштаба (она и была ею). Но когда мы встречались на соревнованиях — дистанция, даже возрастная, куда-то исчезала. И ее улыбка — это не только для телеэкрана, она и в жизни была такой... Я помню, — смеется Лена, — как мне подарили щенка на соревнованиях на приз «Нувель де Моску», и я принесла его в раздевалку — у нее был такой восторг... она просто позабыла, что ей скоро выступать, провозилась с ним, пока не вызвали на лед...Еще не будучи знаменитой и даже известной, она на тренировке с улыбкой взяла за руку великого английского танцора Бернарда Форда: «Бернард, покажи мне, как ты этот выход делаешь. Мне он очень нравится».И он говорит: «Пожалуйста». И оставляет свою партнершу, и показывает ей этот «выход».— Но не нужно думать, что ей все так легко давалось, — говорит мне в фойе ледового зала «Серебряный» Виктор Иванович Рыжкин, первый партнер Людмилы Пахомовой в танцах на льду. — О, это далеко не так. У нее очень драматичная спортивная и человеческая судьба. Ее ведь вначале, когда она занималась одиночным и парным катанием, считали «бесперспективной фигуристкой», ей выговаривали. И я помню, как встретил в метро ее маму, Людмилу Ивановну, и она мне сказала буквально следующее: «Мы закончили, успехов в фигурном катании нет. Папа забирает Милочку в парашютный спорт». А отец ее, Алексей Константинович, был генерал, Герой Советского Союза, заместитель председателя ЦК ДОСААФ. В то время, будучи уже тренером сборной СССР, я решил вернуться на лед, чтобы взяться за новое дело в нашем фигурном катании — спортивные танцы на льду. И, конечно, я не забыл Милочку (ее не только родители — все так называли) — ее пластику, артистизм. Она ведь у меня с детства начала заниматься, на стадионе Юных пионеров.Пахомова и Рыжкин танцевали произвольную программу под непривычную музыку, они использовали «Очи черные», «Коробейники», «Светит месяц» и наконец — «Бублики» в эмигрантском исполнении, что вызвало страх у чиновников из Федерации фигурного катания.— А с другой стороны, в спортивных танцах того времени действительно не использовались народные мелодии, — продолжает рассказывать Рыжкин, — и для приверженцев академического стиля это было непривычно. На первый чемпионат страны по спортивным танцам на льду, который состоялся в 1964 году в Кирове, нас упорно не хотели допускать. Сначала объявили, что мы будем выступать вне конкурса. Папа Милочки ходил к руководству, пробивал, чтоб нам разрешили выступить в личном зачете.Телеграмма в Киров прилетела в тот момент, когда мы уже выходили на лед. Диктор объявил, что мы участвуем в личном первенстве. И мы стали первыми чемпионами по спортивным танцам на льду.Но дуэт Пахомова—Рыжкин просуществовал недолго. Смену танцевального партнера Людмила Пахомова назвала «самым первым из сложных испытаний» в своей спортивной биографии.И она сумела, как позже сама писала, «взять барьер с первой попытки».— При всем обаянии и доброте, — говорит двукратная чемпионка мира Ирина Моисеева, — Мила была очень волевым человеком. Мы с Андреем Миненковым у нее тренировались и знаем это не понаслышке.— Я помню два момента, когда особенно ярко проявился ее характер, — вспоминает Виктор Рыжкин. — На турнире «Пражские коньки» она на всем ходу врезалась в мой конек. После танца, который Мила все-таки закончила, ботинок ее был полон крови. Но она выступила в последней серии обязательных танцев, и только после выступления санитарная машина отвезла ее в больницу. А через день мы впервые показали Европе свой произвольный танец... И второй момент. 1975 год. Они с Сашей Горшковым уже пятикратные чемпионы мира. Осталось только выступить на Олимпиаде, тем более что танцы именно благодаря их стараниям получили на ней права гражданства. И вдруг Саша попадает на операционный стол, ему делают сложнейшую операцию на легком. Появились разговоры о том, что он уже не жилец. И тут Мила сказала: «Сашенька, давай встанем!» Саша до сих пор вспоминает: «Как мы смогли?» Они приступили к тренировкам. Все опять на ее плечи, на ее нервы.Потому что она должна была танцевать за двоих, Саше ведь так тяжело было сразу восстановиться! Но, без всяких скидок, они стали лучшей парой на Олимпиаде, первыми в истории олимпийскими чемпионами в спортивных танцах на льду...После операции, которую пережил Александр Горшков, от Москвы и до самых окраин страны пошел слух о том, что «иностранцы пытались отравить лучшую советскую танцевальную пару». Надо признать, слухи в пору «развитого социализма» содержали немалую часть достоверной информации. Однако произошло это не в 75-м, а тремя годами раньше, в Канаде, на чемпионате мира в Калгари.В книге «И вечно музыка звучит», написанной совместно с Людмилой Пахомовой, Александр Горшков так описывает случившийся эпизод: «После утренней тренировки мы приехали в гостиницу и отравились на обед. Вместе с нами за один столик сели еще двое участников чемпионата... Жесткая самоцензура сводила наше меню к минимуму. Сок, бульон, кусок мяса, немножко овощей... Тотчас после обеда мы ушли отдыхать.Ничего больше не ели и не пили...Проснулся я от стона. От своего собственного. Резкая боль скрутила меня пополам. Услышал, что и Мила сквозь сон постанывает... Совершенно обессиленные, мы молча лежали в своих кроватях, то корчась он судорог и озноба, то пылая от высокой температуры».Возможно, факт отравления никоим образом не связан ни с недугом (к счастью, побежденным) Александра Горшкова, ни тем более с болезнью, которая так рано отняла у нас Людмилу Пахомову.Когда я спросил об этом тренера «золотой пары» Елену Анатольевну Чайковскую, она ответила, что не видит тут связи. И подруга Людмилы Пахомовой, врач Наталья Морозова, которая в последние месяцы жизни великой фигуристки была рядом с ней, тоже не находит здесь причинно-следственных связей.И все-таки, мне кажется, во всем этом есть какая-то тайна, как и во всей жизни Людмилы Пахомовой. Ведь мы в те годы, в общем-то, были «детьми». Мы и представить не могли, что существуют на свете способы устранения конкурента подлее, чем «анонимка в партком». А в остальном мире к тому времени давно жили без иллюзий. И еще — есть у настоящего художника моменты, в которые выплескивается трагичность его существа.Таким было исполнение Людмилой Пахомовой танца под музыку Арама Хачатуряна. Вальс к драме Лермонтова «Маскарад»...— Болезнь у Милы началась в 1979 году, — рассказывает Наталья Сергеевна Морозова. — И это продолжалось 7 лет, хотя она cама признавать болезнь никак не хотела. Родилась дочь Юля, и потом Мила только-только начала завоевывать признание как тренер. У нее было опухолевое заболевание лимфатической системы, которое на первых этапах можно было как-то затормозить.Но она, можно сказать, убегала из больницы на каток. Даже в последние месяцы жизни, когда лежала под капельницей, — мысли ее были об учениках. У нее была тетрадочка, в которую она записывала задания — до последнего дня.— 31 декабря 1985 года у нее был последний день рождения, — вспоминает Виктор Рыжкин.— Я приехал к ним с Сашей прямо с катка «Кристалл». Было страшно холодно, и я чуть ли не в валенках приехал. Мы танцевали с ней. И я даже не заметил, что на голове у нее уже парик, после химиотерапии...А потом были похороны.— Прощались в ЦСКА. Очередь выстроилась от метро «Аэропорт», — продолжает Виктор Рыжкин. — Людей было столько, что руководителю Спорткомитета Павлову и главе Олимпийского комитета Смирнову, которые тоже приехали попрощаться, пришлось 2 часа на улице стоять! Всех надо было пропустить. А потом, когда везли на Ваганьковское кладбище, перекрыли улицы...— Таких спортсменок больше после Пахомовой не было, — говорит Елена Анатольевна Чайковская. — Особенно в творческом плане. Что бы мы с ней ни начинали — она была безумно увлечена и делала все с удивительными своими добавлениями. Я, будучи тренером, летела на тренировки — не могла пропустить...И сегодня, через 15 лет, ее не забыли.И не забудем — мы, все, кто видел ее на льду...