ПОКИНУТАЯ ЛЕДИ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

[i]Ольга Львовна Барановская-Керенская… Тридцать лет назад в Нью-Йорке на девяностом году жизни умер ее муж — бывший глава Временного правительства Александр Федорович Керенский.Ее внуки и правнуки живут в Англии.Внучка Керенских Елизавета прислала воспоминания своей бабушки — Ольги Барановской, жены Керенского. 169 машинописных страниц, написанных Ольгой Барановской-Керенской в 1935 году (с ятями), не содержат ни строчки упрека в адрес мужа, фактически бросившего ее с детьми на произвол судьбы.[/i][i]«Если бы меня спросили, жалею ли я, что мне пришлось жить в такое бурное время и оказаться выброшенной за борт жизни, я бы ответила: нет, не жалею. На мою долю выпало посетить «сей мир в его минуты роковые», я жила и живу во времена грандиозных событий. Разделяя судьбу русских, я выпила свою чашу до дна», [/i]— пишет Ольга Барановская, внучка знаменитого синолога академика Василия Павловича Васильева.…27 февраля (по ст. стилю) 1917 года в петербургской квартире Керенских на Тверской раздался телефонный звонок из Государственной думы. Керенского срочно вызывали на экстренное заседание — государь отдал приказ о роспуске Думы.Александр Федорович попросил жену Ольгу отвечать на телефонные звонки, а сам вышел из квартиры.Вышел, чтобы больше никогда не вернуться к семье. Первые дни, пока шло формирование Временного правительства, Александр Керенский не выходил из Думы, затем начались его переезды из одного министерства в другое, а после Октябрьского переворота он жил по чужим квартирам. И как логическое завершение — бегство за границу.А в квартире жены раздавались звонки. Все хотели знать, что же происходит. Не выдержав неизвестности, Ольга Львовна сама отправилась в Думу. [i]«Понемногу я стала приближаться к самой Думе и, наконец, уже к вечеру вошла в Таврический дворец, где решалась судьба России… На всех улицах были зажжены костры. На каждом углу и перекрестке — всюду толпы народа, а посреди них — в большинстве случаев оратор, громящий буржуазию и империалистов. 25 октября большевики вступили в открытую борьбу. «Со мной поравнялся отряд солдат. Но суровы и злы были их лица, и мрачно шагали они мимо нашего дома. И опять я побежала к ним: «Куда вы идете?» — спросила я… — «На фронт. Убивать Керенского», — ответил один из них. Я отшатнулась и медленно, еле волоча ноги, вернулась в квартиру. Полные самых печальных предчувствий, мы с тоской ждали, что будет…» [/i]Предчувствие не обмануло. Однажды ночью пришли с обыском.«При малейшем сопротивлении я буду стрелять», — заявил человек в офицерской форме. «Стреляйте, я не боюсь», – ответила Ольга Львовна. Пройдут годы, и она с гордостью будет вспоминать, как решительно в ту ночь дала отпор незваным гостям.Весной 1918 года А. Ф. Керенский был уже за границей. А Ольга Львовна с двумя сыновьями и матерью, оставшись после большевистской революции без средств к существованию, начинает набивать папиросные гильзы табаком и продавать. Это был единственный способ заработать на жизнь. Одна из большевистских газет писала: [i]Сам Керенский за границей Там, где царские отбросы, А жена его в столице Набивает папиросы.[/i]Летом 1918 года Ольгу Львовну арестовали. На сей раз большевиков интересовал ее брат Владимир, генерал царской армии. (Позже он перейдет на сторону большевиков и ими же будет расстрелян.) Не добившись никаких сведений, ее с детьми и матерью отправили в Москву. На одной из станций коммунисты, сопровождавшие арестованных, получили известие, что в Москве совершено покушение на Ленина. Обозлившийся конвой, состоявший из татар и латышей, неистовствовал. «А мы еще должны возиться с ними и оберегать их отродье. Вон они там сидят — прикончить их всех разом, да и дело с концом! Что с ними долго возиться!» Семью Керенских доставили в ЧК на Лубянскую площадь. Через несколько дней их выпустили, взяв подписку о невыезде. А вскоре разрешили выехать в Петербург, под надзор местных властей. Ольге даже удалось устроиться на работу машинисткой. Ее непосредственный начальник был человеком образованным и корректным. Ольга Львовна получала жалованье и сводила концы с концами. Но неумолимо надвигалась страшная зима 1919—1920 гг. [i]«В городе начались ограбления квартир и убийства. Прислуги почти никто уже, кроме коммунистов, не держал, дворники были упразднены, охранять дома и квартиры было некому… Мы уже понимали тогда, что надо только стараться сохранить жизнь, не быть убитыми грабителями, не умереть с голоду, не замерзнуть.»[/i]Мыться было негде, вместо туалетов — ведро в доме. Содержимое выливалось в общую кучу во дворе, тут же замерзало, а весной, когда начиналась оттепель, сами жильцы, и среди них Ольга Львовна, разбивали ее железными ломами и, погрузив куски льда на санки, увозили за город. [i]«В голове никаких мыслей и никаких желаний, кроме мучительных дум о том, что еще продать и как и где достать хоть немного хлеба, сахара или масла… Тротуаров уже не было, и не было ни конного, ни трамвайного движения (лошади все были съедены), улицы не чистились, снег не сгребался, по улицам плелись измученные, сгорбившиеся люди. И как горькая насмешка, на каждом шагу развевались огромные плакаты: «Мы превратим весь мир в цветущий сад».[/i]Однажды, передавая через Б. Ф. Соколовского, которого она никогда раньше не видела, письмо за границу для мужа и рассказав ему о своих мытарствах, она вдруг услышала: «А почему вы сами не уедете за границу?» Действительно, почему? Ведь для этого только нужно за большие деньги достать фальшивый паспорт и найти верных людей.В случае неудачного побега — расстрел. Однажды она пыталась это сделать официально, объяснив, что младший сын болен, погибает, но получила отказ. Значит, официально покинуть страну она не сможет, а нелегально… И все-таки она решилась. Фальшивым паспортом ее снабдил подавший идею о бегстве Соколовский. И вот она, как подданная Эстонии, должна отбыть из страны.Невольно возникает вопрос: а где же были друзья ее мужа, почему они не могли помочь семье Керенского? [i]«Всю свою жизнь я провела среди партийных людей, но от них я не могла получить даже паспорта для побега, и напрасно я металась от одного партийного человека к другому».[/i]И вот наступил день отъезда. Наменяв «романовских» денег, надев на себя белокурый парик, чтобы походить на эстонку, Ольга Львовна с детьми покидает Россию.[i]«Нелегко мне было решиться на этот отъезд. В России я оставляла все, что мне было дорого в прошлом, кроме детей. Я ехала за границу без денег, одна с детьми, не зная даже, в какую именно страну мы едем, не имея за границей ни родных, ни друзей. Мы предполагали, что Александр Федорович живет в Англии, но того, что мы едем к нему, у меня не было и в мыслях. Наша семейная жизнь была кончена, окончательно разрушена. И я имела все основания предполагать, что А. Ф. живет за границей со своей новой семьей.Рядом с грандиозным водоворотом событий, вертевшим, коверкавшим и ломавшим Россию, рушилась, ломалась и окончательно сломалась и моя семейная жизнь. И из-под всех развалин прошлого, и личных, и общероссийских, я должна была выкарабкиваться сама, как умела, таща за собой и моих детей, иногда только хватаясь за протянутые из жалости чужие руки».[/i]