[i]Поистине гамлетовский вопрос встал перед обществом, когда на нашем столе появились первые продукты из трансгенных растений, выведенных с помощью генной инженерии: «Трансгенные продукты есть (в смысле кушать) или не есть?» Вот, собственно, тот непростой вопрос, на который отвечает заместитель директора Всероссийского НИИ сельскохозяйственной биотехнологии, доктор биологических наук, профессор [b]Борис НАРОДНИЦКИЙ:[/b] [/i]— Попробуем сначала представить, что такое генная инженерия. Она опирается на фундамент, который более ста лет создавался другими науками — биохимией, микробиологией, физиологией растений и т. д. Так что генная инженерия возникла не на пустом месте, и это вовсе не фантазия каких-то сумасшедших ученых. Только когда абстрактные понятия «ген», «геном» обрели плоть и кровь, которые можно описать в виде химических формул, генная инженерия сделала первые шаги.[b]— И в чем же ее суть? [/b]— Еще со школьных времен известно, что все живое состоит из клеток, а клетки из молекул. В любой клетке среди множества других есть молекула ДНК, содержащая в себе набор хранителей наследственных свойств — генов. Это своего рода «цепочка», состоящая из разных «бусинок-генов». Так вот, генная инженерия позволяет вырезать из этой «цепочки» одну или несколько заранее определенных «бусинок» и переместить их в молекулы ДНК другого организма. В итоге есть большая вероятность получить растение или животное с новыми заимствованными свойствами. Например, в геном картофеля встроили ген устойчивости к колорадскому жуку. Получилось. Уже существует международный банк генов, в который ученые всего мира, определив свойства тех или иных генов, помещают результаты своих исследований. И генетики, где бы они ни работали, имеют доступ к этому реестру через Интернет.[b]— То есть никаких проблем? [/b]— Не сказал бы. Иногда влияние нового гена прекращается во втором, третьем поколениях. Природа старается сделать так, чтобы механизм наследственности остался в неприкосновенности. Знаете, в Европе в старинных замках часто висят портреты предков — владельцев этих фамильных дворцов. И часто люди, изображенные на портретах, жившие в разные века, оказываются до удивления похожими друг на друга. Таково действие механизма наследственности. Подобные ситуации в генной инженерии приходится преодолевать, а это непросто.[b]— Тогда где гарантии, что сочетание «полезных», но не «родных» генов не даст нежелательный результат? Скажем, тот же картофель, устойчивый к болезням, может оказаться вредным для человека? [/b]— Путь любой трансгенной культуры от момента создания до того как она попадет к потребителю — 6—7 лет, а то и больше. За это время она проходит и жесткие сельскохозяйственные испытания, и тщательные проверки в Институте питания РАМН, исследуется в многочисленных лабораториях. Факты того, что трансгенные соя или картофель, или томаты вредны человеку, мне неизвестны. Их нет. Но как добросовестный ученый скажу, что нет и противоположных фактов.Между тем ученый обязан верить только фактам. Хотя, честно говоря, иногда возникает соблазн подогнать результаты под гипотезу, тобой же созданную. Необходим мониторинг, отслеживание особенностей трансгенных культур и их влияния на здоровье человека. Такой мониторинг надо начинать уже сейчас, а достоверные результаты, возможно, будут известны только нашим потомкам.[b]— Но при такой неопределенности стоит ли так много сил отдавать генной инженерии? [/b]— Стоит. Во-первых, развитие науки остановить нельзя. Во-вторых — и это, на мой взгляд, главное, — нас подгоняет бурный рост населения Земли. Сегодня это примерно 6 миллиардов человек, через 10—15 лет будет уже 10 миллиардов. И все захотят кушать! Как прокормить их? Традиционными методами за это время повысить урожайность сельхозкультур удастся максимум на 2—3 процента. А надо увеличить минимум вдвое! Это под силу только генной инженерии. Другого выхода просто нет.[b]— Под множество трансгенных культур в западном мире занято уже около 40 миллионов гектаров земли. Огромнейшая площадь! И в то же время не умолкают голоса, требующие запретить производство таких культур и продуктов. Чем это объяснить? [/b]— Не будем путать количество культур и площадей. Площади действительно большие. А вот трансгенные культуры все наперечет. Едва ли десяток наберется: соя, рис, томаты, картофель, некоторые фруктовые растения, еще кое-что… А все эти, простите, вопли, протесты, на мой взгляд, инспирированы производителями продовольствия, несколько запоздавшими с внедрением методов генной инженерии. Через 3—4 года, когда они догонят лидеров, протесты умолкнут. Конкуренция, что тут поделаешь.[b]— Сегодня больше половины продуктов питания в городах — импортные. Нет ли опасности, что недобросовестные коммерсанты будут завозить нам продукты с качествами, не соответствующими тем, что указаны в сопроводительных документах? Например, обычные вместо трансгенных? [/b]— Если уж найдется коммерсант-авантюрист, он скорее выдаст трансгенный продукт за полученный традиционным путем. Ведь трансгенные продукты благодаря большей урожайности стоят дешевле. А что касается контроля при ввозе, то на больших таможенных пунктах надо ввести лаборатории вроде тех, в которых медики определяют различного рода инфекции. Тогда сравнительно быстро можно установить, имеется ли в продукте ген, указанный в маркировке товара, или там вообще ничего из обозначенного в документах нет.[b]— Итак, XXI век пройдет под знаком генной инженерии? [/b]— Думаю, да. Повторяю: у человечества нет другого выхода. Во всяком случае, пока нет.