[i]Настоятеля одного из славнейших московских храмов [b]иерея Константина [/b]церковное чиноначалие благословило восстанавливать церковь Архангела Михаила в подмосковной Кубинке. Дел — непочатый край, помощников куда меньше.Потихоньку принялся священник за работу. Вдруг у ворот — визг тормозов. Шинель с тремя большими звездочками: поедем, батюшка, полк освящать. Не подействовали деликатные намеки на то, что такие важные моменты надо предварительно согласовывать. Полковник просто аккуратно впихнул батюшку в машину и повез в Таманскую дивизию.С тех пор 15-й полк Таманки для отца Константина родной.Сотни бойцов здесь крестились, десятки причащались и исповедались. Сам иерей называет себя полковым священником на общественных началах. В сентябре полку приказали выступить в Чечню. «Своих как же бросишь? — недоумевает батюшка. — Ведь потом в глаза смотреть не сможешь — ни солдатам, ни офицерам».[/i][b]Дорога [/b]Погрузился я на последний эшелон. Перед этим, как положено, у Святейшего благословение попросил. Три дня до Моздока — по железной дороге. Как-то смотрю: на полустанке стоит женщина и эшелон крестит. На станции Россошь набежал народ, продукты сует, воду, одежду. Отбиваемся. Нам с обидой: мы всех так провожаем! В общем, будто с фашистами воевать едем… Разгрузились, маршем зашли в так называемый чеченский карман. Со мной была одна из икон Богоматери, с которой связана удивительная история. Еще в 1915 году святой Иоасаф Белгородский явился во сне одному офицеру и повелел обойти с Богородицей крестным ходом все границы Российской империи. По каким-то причинам осуществить это повеление не удалось, но на фронтах действующая армия побеждала, пока икона находилась в ставке. Мне посчастливилось взять ее список тоже чудесным образом. Старец Николай с острова Залита благословил повторить попытку 1915 года — уже на самолете. А перед этим «облетом» список с иконы в селе Радонеж делал игумен Нектарий. Как раз Нектарий и вручил мне образ.[b]Бои [/b]Сначала продвигались без выстрелов. Первое сопротивление нам оказали 30 сентября, на Веру-Надежду-Любовь. Как войска закрепились, стал обходить батальоны, разговаривать с бойцами. Дело это тяжелое — и морально, и физически, тем более что времени мало, никогда не знаешь, когда бой начнется. Как-то сижу в своем вагончике, пишу письмо маме, в полутора километрах соседний батальон вдруг вступает в перестрелку. Продолжаю писать. И тут выстрелы совсем рядом — водители бросаются к автоматам, занимают оборону. Оказывается, какой-то шальной «КамАЗ» с боевиками налетел на расположение нашей роты.Война там больше диверсионная: они засылают машины в тыл в надежде на внезапное нападение и быстрый отход… Сам я на передовой не был. Честно говоря, нечего человеку в рясе делать в бою. Оружие он взять по канонам не может — получается, от него обуза одна. В тыл вражеский, правда, заходил чуть-чуть — с разведчиками. Кстати, даже выдвинуться к ребятам, которые могут первыми вступить в бой, очень трудно — военное начальство на передовую не пускает, бережет.[b]С образами под пули [/b]Первый крестный ход совершили перед чеченской границей на водовозке. Там же степь, воды взять негде, жара под сорок. Батальоны располагаются цепью: в поле перед зеленкой через 150 метров по БТРу, возле каждой машины отделение бойцов. Вот подъезжаешь к БТРу, даешь приложиться солдатам к иконе и одновременно воду раздаешь. Получается буквальное соблюдение евангельской заповеди: жаждущего напои. Еще один крестный ход провели на берегу Терека, когда крестилось около тридцати солдат. Здесь иконы пришлось везти уже на БТРе, а впереди шла машина охраны.[b]Нужны ли священники в войсках? [/b]Спросил одного солдата как-то: вот я донимаю расспросами, может, вам это не нужно, лучше поспать? Нет, говорит, вы со мной поговорите, мне и спокойнее.Там, в Чечне, мне попалась написанная военными психологами брошюра «На войне как на войне». Авторы утверждают, что раньше всех чувств в экстремальных условиях у человека просыпается религиозность. Значит, именно священник своим присутствием нормализует морально-психологическое состояние человека. Это — язык психолога. А говоря языком военного, — снижает потери личного состава в бою.Хотя «нормализовать» очень непросто. Когда вернулся, две недели улыбаться не мог. В Чечне улыбался, даже смеялся — тут же просто перестал понимать, зачем человеку улыбка.Молодые ребята в войсках очень религиозны, только сами этого не понимают. До них надо достучаться, объяснить, что такое Бог, помочь понять человеку, что на самом деле он верит, только никто ему никогда об этом не говорил. Сейчас мое присутствие в полку — результат обоюдной инициативы. Официальное решение о развитии полкового священства должны принять светские и духовные власти. Но решение обязательно будет принято. Даже в США, где церковь фактически отделена от государства, введен подобный институт. В объединенных войсках НАТО прописаны нормы присутствия священства на определенную численность войскового подразделения. А если вспомнить наш богатейший дореволюционный опыт… [b]На войне как на войне [/b]Убитых не отпевал... Считаю, это утешение для родителей, родных, всех знакомых перед похоронами дома. Конечно, молился за убитых на панихидах. С ранеными поработать практически не удавалось. Полковой санбат в поле был развернут, но всех раненых очень быстро и организованно оттуда забирали в стационарные госпитали — в Моздок, глубже в тыл.Покрестил несколько десятков солдат, а уж крестиков с иконками сотни раздал.Еще в дивизионном расположении произошел и смешной, и проникающий глубоко-глубоко в душу случай. Стою в окружении солдат, они, как птички на хлеб, на крестики налетели, разобрали все, и тут подходит ко мне грустный чернявый паренек. «Батюшка, а полумесяца у вас нет?» Да… Попросил я своего помощника слетать в московскую мечеть. Там нас поправили, сказали, что для мусульманина полумесяц скорее бижутерия, а в бой правоверным положено идти с кожаным мешочком, в котором лежат суры Корана. Мы этому бойцу мешочек торжественно и вручили… Кстати, ни у кого из мусульман я не замечал растерянности, раздвоения личности от того, что приходится идти на ваххабитов. Все согласны, что это бандиты. Мулла встает перед ними на колени: уйдите из села, мы не хотим, чтоб из-за вас нас бомбили — муллу отталкивают и заставляют замолчать… [b]Зачем я возвращаюсь в Чечню? [/b]Стремиться на войну нормальному человеку незачем. Но раз там наши ребята, раз стоят в штабном вагончике Спас Нерукотворный и полковая Казанская икона Богоматери, раз ждут меня на позициях офицеры и солдаты — я туда вернусь. Обязанность пастыря полкового, как указывал армейский артикул XVIII века, — проповедовать армейским чинам Слово Божие. А быть со своей паствой — это обязанность любого священника. Вот и все.