Михаил Жванецкий. Темная сторона Луны

Маленький полноватый мужичок с портфелем. Портфель ставит на пол, фирменным жестом переворачивает листы с рукописным текстом. Хитрованский прищур, интригующие паузы. Человек с феноменальным чувством юмора и запредельным чувством слова. Его хохмы нисколько не вводят в заблуждение слушателя относительно его жизни. Но не смеяться невозможно. А иногда – всхлипывать.Однажды гениальные монологи Жванецкого попытались перевести на английский язык. И не смогли. «Наши беды непереводимы», – невесело пошутил тогда Михаил Михайлович. «Сам Жванецкий – такой переводчик наших бед» (Андрей Битов). Мы то и дело видим его на сцене и на экране, но абсолютно не знаем, какой он в частной жизни. Помочь нам осветить эту «темную сторону» существования живого классика любезно согласились знаменитые друзья Жванецкого.[b]О Жванецком рассказывают:Роман КАРЦЕВ,Андрей БИТОВ,Аркадий АРКАНОВ,Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ,Зоя БОГУСЛАВСКАЯ и Аркадий ИНИН[/b][i][b]Обходимся без мата[/b][/i][b]Роман КАРЦЕВ[/b]: «Я же 40 лет с ним общаюсь – он мне как родственник! Хотя в последнее время жизнь и развела. Но Миша продолжает следить за мной. Если вдруг не понравится что-то в моем выступлении, может позвонить, накричать. Он вообще очень переживает за свои монологи – вдруг я произнесу не так, как он написал. Кипятится жутко!»Ругаются друзья, как и подобает одесситам: «Колхозник!» – орет Жванецкий. «Пис-сатель!» – не остается в долгу Карцев. Когда был жив Виктор Ильченко, роль разводящего в таких перепалках отводилась ему. Человек сдержанный и рассудительный, он выступал с позиции «центрового» – вовремя переводил пас на другую сторону поля. Но ругались без мата: «Ну, тихо, в подушку – можно. А так чтобы на людях… Мы вот с Мишей как-то не привыкли изъясняться грубыми словами. Слишком уж они в русском языке емкие».Любимым блюдом двух старых одесситов по-прежнему остаются раки. «Иногда накупим ящик – килограмм десять. Принесем их ко мне, сядем с пивом и – сидим. Часа два-три можем в полном молчании просто поглощать раков! Жена моя Вика только из кастрюли их доставать успевает. Потом рты, губы – все распухает и болит».Помимо хрестоматийных раков, Михаил Михайлович неравнодушен к русской кухне – до сих пор наведывается в гости к Карцеву покушать борща, вареной картошечки с селедкой, просто посидеть в тишине.[i][b]Вить, что я тут написал?[/b][/i]Михаил Михайлович всю жизнь, сколько помнит его Карцев, ходит со «школьными» блокнотиками. Держит их в боковых карманах пиджака. Если вдруг приходит в голову интересная мысль или кто-то из друзей изрекает нечто, с точки зрения Жванецкого, достойное вечности, он тут же выхватывает очередной блокнотик и записывает. За сорок лет этих книжечек с содержательными мыслями скопились тысячи. Причем в каждой… не больше двух фраз. Все они хранятся у Жванецкого дома. Иногда, порывшись в записях, Михаил Михайлович вдруг наталкивается на оригинальную фразу, оброненную, к примеру, Карцевым двадцать лет назад. Так спустя два десятилетия на свет появляется новый монолог.Одна из этих книжечек до сих пор хранит фразу, написанную художником Резо Габриадзе в Доме актера на улице Горького.[b]Писатель Андрей БИТОВ [/b]рассказывает: «Сидели мы – Габриадзе, Жванецкий и я. Очень нам было скучно от нашей гениальности и невозможности ее воплощения. Миша вдруг вытащил свой блокнотик и попросил нас что-нибудь написать в память о том дне. И Габриадзе написал: «Мы – самая беззащитная мафия».Некоторые нетленные фразы так и останутся запечатленными лишь на бумаге: по словам Романа Карцева, почерк у Михаила Михайловича просто отвратительный. Разобрать слова сам Карцев отчаялся еще лет тридцать назад. Единственный, кому удавалось прочесть каракули сатирика, был Виктор Ильченко.Иногда Михаил Михайлович просто вставал посреди улицы, задумчиво глядя в блокнот. После пары минут размышлений беспомощно смотрел на Ильченко: «Вить, что я тут написал, а?» Витя отважно брался за листок.Способность Ильченко расшифровывать «иероглифы» Жванецкого часто играла на руку легендарной тройке. Так, к примеру, когда Жванецкому надо было представить на рассмотрение очередного «худсовета» новое произведение, он, сетуя на полную неспособность разобрать собственный почерк, отправлял на идеологические баталии Ильченко. Тот выходил на сцену с листками в руках и начинал читать.Уловка состояла в том, что Ильченко в отличие от эмоционального Жванецкого умудрялся прочесть текст столь быстро и невозмутимо, что рецензенты просто не успевали среагировать на крамолу. Так почерк легендарного сатирика спас многие его монологи и пьесы от топора цензуры.С упомянутым выше портфелем писатель Жванецкий не расстается сорок лет. По словам Андрея Битова, у «замечательного кейса» есть своя история. Он достался Жванецкому от отца, в нем – ворох рукописей, в которых разобраться совершенно невозможно. Каждый написанный монолог Михаил Михайлович складывает сюда.Однажды Андрей Битов снимал фильм о Михаиле Зощенко. Вдвоем со Жванецким он посетил и квартиру покойного писателя, тогда еще запущенную, полную нищеты и пыли. «Жванецкий физически страдал от этого зрелища. И вдруг увидел на полу такой же портфель, как у него. Это его сильно поразило».[i][b]Мы еще чего-то стоим[/b][/i]Андрей Битов познакомился с Михаилом Жванецким в 79-м году. Он тогда потерял близкого друга – Юзефа Алешковского, который уехал в эмиграцию, и Жванецкий заполнил пустоту. Со временем темпераментный одессит, недавний труженик грузового порта, и утонченный эстет-петербуржец подружились, что называется, неразлейвода. Эта дружба многим казалась странной (некоторым и до сих пор кажется). Андрей Битов тогда придумал «Багаж» – общество друзей, в которое входили сам Битов, Белла Ахмадулина, Резо Габриадзе, Юзеф Алешковский и Михаил Жванецкий (название было составлено из первых букв их фамилий).С тех пор прошло 25 лет. И сейчас, по словам Битова, Михаил Михайлович любит говаривать: «Нас если к стенке прислонить, мы еще чего-то стоим!» Правда, Андрею Битову реже удается видеть друга: «Время от времени созваниваемся. К сожалению, сейчас такая эпоха, что встречаемся на похоронах.Но думаю, что еще немножко постареем и начнем встречаться чаще».Кстати, однажды Михаил Жванецкий выручил Битова: к концу «застоя» у писателя не было денег на то, чтобы починить машину. Автомобиль прогнил насквозь – так, что в дырку пришлось заткнуть женские колготки. Так и ездил по городу – с развевающимися из-под кузова чулками. Увидев это, Михаил Михайлович устроил Битову замену кузова, воспользовавшись своими связями.[b]Аркадий АРКАНОВ [/b]тоже нечасто беседует со Жванецким по телефону: «Миша звонит мне если его что-то очень взволнует, обрадует или возмутит. Последний раз звонил, чтобы пригласить на день рождения – боялся, вдруг я забуду. Иногда спрашивает у меня про футбол – когда покажут такой-то матч? Не замечал, чтобы Миша был болельщиком, но ему кажется, что я в футболе понимаю больше, вот и интересуется. Наверное, чтобы мне приятно было».Кстати, у двух писателей есть традиция: на дни рождения друг друга они никогда не дарят «материальные» подарки. Каждый раз гость специально пишет в честь именинника монолог и читает его за столом.[i][b]Как Гриша, как Миша?[/b][/i]«Раньше, помню, часа в три ночи звонит Мишка – оба мы выпивши. И начинает в трубку читать мне свой новый монолог! Сейчас, конечно, уже не то. Сейчас он в это время спит», – рассказывает Роман Карцев.Когда-то, много лет назад, Роман Карцев, Виктор Ильченко и Михаил Жванецкий выходили ночью из Дома актера на улице Горького, шли по бульварам пьяные, веселые и придумывали вместе очередной сюжет. Жванецкий слушал и записывал то, что нравилось. А нравилось ему немногое, в вопросах творчества он всегда был очень принципиален. Еще во времена работы с Аркадием Райкиным мог не на шутку обидеться и раскричаться, если Аркадий Исаакович начинал импровизировать. Карцеву и Ильченко тоже эксперименты не прощал. «Миша приходил на все репетиции, слушал внимательно, поправлял. Иногда начинал сам читать текст, играл. Когда же мы начинали импровизировать, очень переживал. Если получалось здорово, молчал. Плохо – злился. Думаю, поэтому, кроме меня, ни один артист не решается читать Жванецкого».Роман Карцев и Михаил Жванецкий говорят, что такими их сделала Одесса. Этот город настолько уникален, что даже такое зрелище, как Карцев со Жванецким, идущие по улице, не вызывает там особенного ажиотажа: «Какая там легенда из нас, когда в Одессе каждый прохожий – легенда! Могут подойти на улице, пообщаться. Но без панибратства, уважительно. Расскажет одессит нам с Мишей все о себе, потом спросит: «Как здоровье? Как Гриша, как Миша, как Зоя? Где был?» Ответишь ему, он выслушает с неподдельным интересом и резюмирует: «Пойдем выпьем?» Понимаете, в Одессе неинтересно творчество. Им интересно, что Жванецкий видел».[i][b]Здесь двадцать пять кусков![/b][/i]Скептик и хитрец – таким он предстает на сцене. Кажется, что реакция публики не должна тревожить этого человека, – он просто живет в мире бесчисленных листочков с текстами и записей в блокнотах. Но это только видимость.По словам Аркадия Арканова, Михаил Михайлович по-настоящему переживает после каждого концерта: достаточно ли тепло принял его зал, сильные ли были аплодисменты. «Без аплодисментов Миша мрачнеет, скучнеет и впадает в депрессию. Однажды приехал в жутком состоянии с гастролей в Таллине. Только из-за того, что не собрал там весь зал, а Евгений Петросян, видите ли, собрал. Человек, владевший умами миллионов советских людей, кумир поколения, кричал в отчаянии: «Моя звезда закатилась! Это конец!» Супруги [b]Зоя БОГУСЛАВСКАЯ и Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ[/b], напротив, стали свидетелями сумасшедшей популярности Жванецкого. На следующий день после творческого вечера в Тольятти Зоя Борисовна завтракала с Михаилом Михайловичем в гостиничном ресторане. «Как всегда после трудного концерта, Жванецкий молчал, – рассказывают Зоя Борисовна и Андрей Андреевич. – Когда дошло до десерта, официант вдруг подкатил сервировочный столик с тремя бутылками шампанского, которое они не заказывали. «Михаил Михайлович поднял голову, нисколько не удивившись, и продолжил поглощать десерт. Официант показал на компанию, сидевшую через два столика. Не прошло и пяти минут, как уже сам даритель шампанского чуть вразвалочку направился к нам. В нем было метра два с лишним, ширина соответствовала росту. Лицо хранило блаженно-радостное выражение. Вдруг детина выхватил из кармана пачку купюр и бросил ее на стол – как Рогожин перед Настасьей Филипповной. Не скрою, больше всего меня интересовало, как поступит Жванецкий. Очень медленно оторвав взгляд от чашки с чаем, он посмотрел на дарителя долгим, проникновенным взглядом.– Здесь двадцать пять кусков, – пробасил «Рогожин». Шел 1996 год, двадцать пять тысяч долларов были огромной суммой. Жванецкий не дрогнул:– Спасибо. Но вы это бросьте. Вот приеду к вам в город, выступлю, тогда и поговорим.Выяснилось, что парень из Сургута, он тут же потребовал ясности:– Когда?– Ну… Позвоните, договоримся. Заберите деньги.Житель Сургута неохотно взял купюры:– Значит, схвачено? Через месяц вы у нас?Уверившись, что кумир приедет в родной город, сургутчанин вернулся к своему столу. Через минуту официант подкатил к Жванецкому… ящик коньяка. Щедрого поклонника в ресторане уже не было.Мы дружно разделили подаренные напитки между Башметом, Меньшиковым, Табаковым и нами. И выпили за здравие славного города Сургута, который производит таких щедрых любителей словесности».[i][b]И Мишка меня зауважал[/b][/i]Жванецкий мало шутит в жизни. Как говорит Роман Карцев, «это эстрадники хохмят с утра до вечера – в компании, за столом, а на сцене не получается». В театре Райкина не принято было шутить, сам Аркадий Исаакиевич относился ко всем очень серьезно, уважал Жванецкого – потому и подопечные маэстро не привыкли путать профессию с обыденной жизнью. Аркадий Арканов замечает, что и анекдоты Жванецкий рассказывает редко – «только если что-то экстраординарное».В компании Михаил Жванецкий бывает разный. Невозмутимый и чуть скептичный, умеет произносить философские тосты, не прочь выпить за прекрасных дам. Может молча просидеть в уголочке полвечера, а потом вдруг начнет рассказывать чтото, и через пять минут он уже душа компании.[b]Аркадий ИНИН [/b]со Жванецким всегда был в ровных, добрых отношениях. Но пару раз приятельское общение становилось теплее. Например, на юбилее журнала «Магазин», который выпускает Жванецкий. «Мы тогда выпили. А я, когда выпью, пою песни советских композиторов. Мы с Мишей сидели рядом за столом, и когда я начал петь, оказалось, что Миша тоже любит эти песни. Пели-пели, пили-пили, и Мишка меня зауважал – потому что знает текстов меньше, чем я».А вот там, где дело касается тостов, Инину до Жванецкого далеко. Михаил Михайлович даже упрекает иногда приятеля: «Послушай, скажи уже что-нибудь! Человек, который не говорит тосты, подозрителен!»[i][b]От подружек мы бежали через окно[/b][/i]Если верить знаменитым друзьям писателя, Жванецкий-ловелас не менее азартен, чем Жванецкий-творец. Андрей Битов, смеясь, рассказывает: «Очень мы любили прекрасный пол. И однажды попались на этом. Одна симпатичная редакторша сказала, что мы должны вместе написать комедию. Мы, естественно, не могли отказать красивой женщине. Только в процессе выяснилось, что Миша хочет трагедию, а я – комедию. Победила дружба».В другой раз жертвами роковой страсти друзья стали… в Доме престарелых. В одном провинциальном городке писатели вели размеренную беседу в холле гостиницы. Неожиданно к ним подошел Сергей Бодров-младший с приятелем. Оба заикались ужасно от почтения к пожилым мэтрам, но тем не менее соблазнили их рассказами о замечательных лимитчицах, живущих на первом этаже Дома престарелых.И Михаил Михайлович с Андреем Георгиевичем отправились знакомиться с девушками. Романтические отношения успешно развивались, пока однажды творцов не застала в комнате у подруг «старая перечница». Пришлось выпрыгивать в окно. «Это был пик нашей с Мишей совместной деятельности. Мы трогательно помогали друг другу преодолеть некоторую неловкость. А с теми девушками потом… дружили».– Он любит своих детей и любил своих жен, – говорит Битов и добавляет. – Мы оба плохие семьянины.Роман Карцев, к примеру, всю жизнь прожил с любимой женой Викой. А Михаил Жванецкий, в душе «свободный художник», часто влюблялся и расставался.Почти никогда не оформлял отношения – предпочитал жить гражданским браком. По крайней мере, Карцев не помнит, чтобы был приглашен хоть на одну свадьбу с участием Жванецкого.Сколько у сатирика детей, Роман Андреевич тоже затрудняется сказать. Зато точно знает, что сейчас Жванецкий счастлив не только в творчестве: наконец, после многих лет гастролей и шумных застолий Михаил Михайлович часто бывает дома. Да и жена попалась, наконец, понимающая. Их шестилетнего сына Жванецкий видит каждый день, а не урывками, как остальных детей.[b]ДОСЬЕ «ВМ»[/b][i]Михаил Жванецкий родился 6 марта 1934 года в Одессе. В 1956 году окончил Одесский институт инженеров морского флота по специальности «Инженер-механик подъемно-транспортного оборудования портов». В студенческие годы участвовал в самодеятельности, начал писать миниатюры и монологи, которые часто сам и исполнял. В 1963 году во время гастролей в Одессе Ленинградского театра миниатюр познакомился с Аркадием Райкиным, который взял его произведения в репертуар театра. В это же время подружился с Романом Карцевым и Виктором Ильченко, написал для них более 300 миниатюр и монологов. Семь лет они втроем работали в театре Райкина. Втроем же и ушли, чтобы открыть в 1988 году Московский театр миниатюр. Михаил Жванецкий – почетный гражданин города Одессы, народный артист Украины, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, Президент Всемирного клуба одесситов.[/i]