Им нужна только правда

[i]Как-то, проходя по Малому Каретному переулку, обратила внимание на табличку перед входом в кирпичный особняк: «Мемориал». Видела, что в дом входили достаточно молодые люди. Наверное, это уже не дети, а внуки пострадавших от сталинского террора, которые интересуются судьбой своих бабушек и дедушек. Хотелось бы поподробнее узнать о деятельности этой организации и ее людях.[/i][b]Галина ВОРТИКСКАЯ, школьница[/b][b]«Мемориал» добрался до закрытых архивов и нашел новые свидетельства злодеяний. Более 40 тысяч человек были расстреляны по личному распоряжению Сталина и его окружения.[/b]Маленькую комнату сопредседателя «Московского Мемориала» Валерии Оттовны Дунаевой трудно назвать кабинетом. Это скорее штаб. Разговор то и дело прерывается телефонными звонками и входящими людьми. Она консультирует, решает проблемы. Много вопросов о гуманитарной помощи. Увы! Решением российского правительства так называемый секонд-хенд, поступающий из-за границы, общественным организациям получать теперь не положено.— Очень жаль! — вздыхает Валерия Оттовна, — пожилых людей эти вещи очень выручали. К нам ведь до ста человек в день приходило, и мы каждому могли подобрать что-то из теплой одежды, обуви, постельного белья. Иногда даже памперсы просили на стельки (из рекламы узнали, что влагу хорошо впитывают). Народ ведь у нас особый, с лихвой нахлебавшийся за свою жизнь бед и лишений, — научились выкручиваться из безвыходных ситуаций.[b]«Мы так и не встретились»[/b]«Кто я?» — этот вопрос мучил Валерию Оттовну с самого детства. В метрике было записано: отец — Марек Отто — австриец, мать — Марек Анна — немка. И все.Почему они оказались в России? Куда сгинули? В детдоме никто объяснить не мог, да и не пытался. Для большинства они были «выкормышами», детьми врагов, ведь шла война с фашистской Германией, и слово «немец» произносилось как ругательство. У Валерии Оттовны до сих пор голова в шрамах от проявлений патриотизма «воспитателей» — взрослых и не очень.Только в середине семидесятых она сумела наконец узнать трагическую судьбу своих родителей.Отто Марек приехал в Россию как политэмигрант, участник Щуцбудовского восстания в 34м году. В Москве встретил и полюбил девушку Анну, выпускницу единственной в городе немецкой школы (отец привез из Германии всю семью). Молодые люди поженились и скоро у них появилось двое детей — Роберт и Валерия. К сороковому году многие друзья-интернационалисты были арестованы, и Отто, почуяв беду, решил вернуться на родину, поскольку оставался гражданином Австрии.Жену с детьми взять сразу с собой не смог — Анна была подданной СССР.Родительскую переписку, которая осталась в уголовном деле Анны Марек, читать без слез нельзя. Они тосковали друг без друга. Анна умоляла: «Забери нас, жить невозможно, работы нет, жилья нет, русского языка я не знаю…»Однажды мама отправилась за пособием, которое отец посылал через немецкое посольство на содержание семьи. Это было 21 июня 1941 года. На улице ее арестовали по обвинению в шпионаже и этапировали в Омск. Домой она больше никогда не вернулась.Отца по окончании войны в Вене разыскал СМЕРШ. Отто Марек был вывезен в СССР и отправлен на 25 лет в лагерь.Там и просидел до 53-го, года смерти вождя всех времен и народов. Он попал в волну обмена, когда австрийские власти меняли русских военнопленных на подданных Австрии, оказавшихся в российских тюрьмах. Отец долго искал семью, но безуспешно.— Только в 79-м, когда я уже была замужем, — рассказывает Валерия Оттовна, — меня надоумили обратиться в Международный Красный Крест. Ответ на свое письмо я получила месяца через два. «Наберитесь терпения, ищем», — писали мне. И вот спустя некоторое время сообщение: «Отто Леопольдович Марек проживает в Вене. Он поставлен в известность о том, что его разыскивает дочь». Мы сфотографировались всей семьей и послали снимки. Радостная весть оказалась не по силам израненной душе отца. Он слег и уже не поднялся с больничной койки. Мы так и не встретились.И таких судеб в «Мемориле» тысячи. Каждая уникальна, каждая трагична.[b]Пострадавшие или жертвы?[/b]В комнату вошел высокий статный мужчина. По-военному четко сформулировал мысль: «Я — внук расстрелянного латышского стрелка. Мама живет в Питере. Мечтает получить Книгу памяти».— Какие истории за эти годы узнала! — говорит Валерия Оттовна. — Порой диву даешься, как люди вынесли все это. Многие ведь всю жизнь посвятили поиску правды о своих родителях. Помню в октябре прошлого года акцию «День памяти». Мы проводили ее вместе с межведомственной Комиссией по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий при правительстве Москвы. Проходила она на территории бывшего совхоза «Коммунарка». К этому дню была выпущена Книга памяти «Расстрельные списки 1937— 38 гг. в Коммунарке».Над общей могилой стояли несколько сотен сыновей, дочерей, родственников погибших. Все они пожилые люди, живущие надеждой найтиместо, где лежат их близкие. Ко мне подошла женщина и попросила посмотреть фамилии жертв на букву «П». Я стала читать список вслух. Произнесла: «Подосенов Владимир Ильич». Она вдруг тихо так: «Папочка, наконец я тебя нашла». Евгения Владимировна искала отца всю жизнь. А потеряла его в одиннадцать лет. Его арестовали и скоро расстреляли. Через год арестовали и мать.Сильным человеком оказалась Евгения Владимировна. Лишения не сломили ее. Сумела получить высшее образование, стала автором научных трудов по геологии и охране природы. Ее реабилитировали дважды: за расстрелянного отца и погибшую в лагерях мать и за себя.Десять лет назад был принят Закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Уникальный документ, не имеющий аналогов в истории права. Но дети репрессированных там называются «пострадавшими», а не жертвами. Казалось бы, какая разница? — Большая! — убеждена Валерия Дунаева. — Эти люди не поскользнулись на ледяной горке, их насильственно лишили родителей, оставили сиротами. И мы вовсе не милостыню просим, а добиваемся справедливости.Госдума отказалась принять соответствующие поправки в закон, хотя Конституционный суд признал наши требования правильным. К счастью, прокуратура встала на нашу сторону и своим определением признала статус жертв для детей репрессированных. Но и тут не без казуса.Я вот получила такую справку. В ней написано, что я реабилитирована на основании закона и определения Конституционного суда и признана жертвой…Заглянула в соответствующую статью закона и узнала, что отношусь к детям, отбывавшим ссылку вместе с родителями. Но это же не так! Мне и таким, как я, нужна только правда. Не будет спокойствия, пока все не встанет на свои места.