[b]Давид Герингас, любимый ученик Ростроповича, переехал в Германию почти тридцать лет назад, и с тех пор каждое его выступление в Москве становится событием.[/b]В этом году знаменитый виолончелист посетил Первопрестольную дважды. В мае выступил в Большом зале консерватории с двойной премьерой: в России впервые прозвучала электронная виолончель – на ней Герингас сыграл произведения, написанные специально для него и до сих пор ни разу нигде в мире не звучавшие. На сей раз приезд немецкого профессора организаторы тоже квалифицировали как «Мировые премьеры».Концерт прошел в Центре Павла Слободкина, который открылся совсем недавно и стал чуть ли не самой фешенебельной концертной площадкой столицы. На обитель классической музыки зал не похож: слишком уж все сверкает – зеркала, хрусталь, инкрустации, позолота. Удивительно, что весь этот шик не забивает акустики: зал, как говорят музыканты, «звучащий».Собрался почти исключительно VIP. Публика – сплошь музыканты и бизнес-элита (которая добросовестно аплодировала после каждой части произведения). «Мировые премьеры» оказались, конечно, сильным преувеличением.Премьера была одна и сугубо российская: пьеса Петера Васкса «Виаторе». Латышский композитор Васкс достаточно популярен на Западе. В России его практически не знают.До-мажорный концерт Гайдна виолончелист сыграл с камерным оркестром «Солисты Москвы»– кстати, музыканты впервые играли без своего художественного руководителя Юрия Башмета. Дирижерского пульта не было: маэстро Герингас отрывался от виолончельной партитуры в паузах и разворачивался к оркестру, по-дирижерски поводя смычком. Профессию дирижера в этот вечер он опробовал впервые.Три пьесы-фантазии Шумана и Эпилог из балета «Пер Гюнт» Альфреда Шнитке (до сих пор крайне редко исполняемый в России) для виолончели, фортепиано и магнитофонной пленки (фонограммы хора) прозвучали в исполнении Давида Герингаса и его супруги, пианистки Татьяны Герингас.Последняя высокая нота угасала под смычком в полной тишине, как жизнь ибсеновского героя. Вместе с нотой угасал свет в зале, оставив в голубом луче прожектора одного лишь виолончелиста. Зал сидел, проникнувшись эпически-драматическим настроением, пока чей-то мобильник не заиграл «турецкий марш».