В этом году, 24 июня, исполняется ровно 60 лет с того печального дня 1950 года, когда вдали от Родины, под Парижем, покинул этот мир замечательный русский писатель Иван Сергеевич Шмелев. Это достойный повод совершить экскурсию по тихим улицам и переулкам его любимого Замоскворечья.[b]У каждого – свое[/b]Однажды в годы моей студенческой юности мы с университетскими друзьями по обыкновению весело отмечали успешное окончание сессии в уютном недорогом ресторанчике в окрестностях Пятницкой улицы. И также традиционно спорили, на этот раз о том, какой из районов старой Москвы был наиболее популярен у писателей. Среди претендентов назывались и Арбат, и Плющиха, и Тверской бульвар, но пальмой первенства в конце концов было увенчано Замоскворечье. И это, по нашему единодушному мнению, было справедливо и заслуженно.Действительно, в разные годы в Замоскворечье жили великий драматург А. Н. Островский, могучий титан русской литературы Лев Николаевич Толстой, гениальный Антон Павлович Чехов, талантливый и самобытный поэт Аполлон Григорьев.Кстати, именно этот последний дал своему родному району необычайно трогательную характеристику: «Вот тут-то… началось мое несколько сознательное детство, то есть детство, которого впечатления имели и сохранили какой-либо смысл. Родился я не тут, родился я на Тверской; помню себя с трех или даже с двух лет, но то было младенчество. Вскормило меня, возлелеяло Замоскворечье».Но самое яркое, эмоциональное, выстраданное и глубоко пронзительное признание в безграничной любви к этому удивительному пространству старой Москвы прозвучало в жемчужине позднего творчества выдающегося русского писателя Ивана Сергеевича Шмелева, в его повести «Лето Господне»: «…едем на Постный рынок… Едем под Кремлем, крепкой еще дорогой, зимней. Зубцы и щели… и выбоины стен говорят мне о давнем-давнем. Это не кирпичи, а древний камень, и на нем кровь, святая… Народу гуще. Несут вязки сухих грибов, баранки, мешки с горохом. Везут на салазках редьку и кислую капусту. Кремль уже позади, уже чернеет торгом, доносит гул. Черно – до Устьинского моста, дальше… Я слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мной народ, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки, санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными садами, – солнечный туманец тонкий, в нем колокольни-тени, с крестами в искрах, – милое мое Замоскворечье».[b]Старая вера[/b]Болото, Кадаши, Канава, Каменный и Устьинский мосты – все это с раннего детства родные для Шмелева названия. Он родился в Кадашевской слободе Замоскворечья 21 сентября 1873 года по старому стилю. Дед писателя был государственным крестьянином. Он родился в Гуслицах – весьма обширной местности в составе Богородского уезда Московской губернии. Ныне это южная часть Орехово-Зуевского района Московской области и ряд селений, входящих в состав Егорьевского района Подмосковья.С давних пор этот край населяли старообрядцы. Возможно, к их числу принадлежал и дедушка Ивана Шмелева. Кстати сказать, из этих же мест, из Гуслиц, вышли предки семейства выдающихся российских предпринимателей – Морозовых, исповедовавших разные направления старообрядчества.Не исключено, что именно старообрядческие корни оказали решающее влияние на дальнейшую судьбу и рода Шмелевых – в первую очередь, на выбор рода занятий и места жительства. В Замоскворечье издавна жили верою предков. Свято чтили и строго соблюдали обычаи старины, не нарушали вековых традиций, держались степенно, на все имели свой взгляд и отличались неприятием любого стороннего опыта и суждения.Чужаков здесь не жаловали. А домашняя жизнь была скрыта от постороннего взгляда высокими заборами, за которыми цвела сирень, желтели кусты акации, пыхтели самовары в беседках да брехали сторожевые псы.В Замоскворечье преимущественно жило купечество. Все даровитое купечество Российской империи тянулось к Москве! Приведем только самые известные купеческие фамилии: Морозовы, Рябушинские, Гучковы, Бахрушины, Найденовы, Третьяковы, Щукины, Прохоровы, Алексеевы, Солдатенковы, Шелапутины, Куманины, Зимины, Якунчиковы, Хлудовы, Мамонтовы, Сапожниковы, Боткины, Мазурины, Абрикосовы, Вишняковы, Рукавишниковы, Коноваловы, Красильщиковы, Ушковы, Шведовы, Второвы, Тарасовы, Цветковы, Елисеевы, Кокоревы, Ермаковы, Губонины… Многие из этих фамилий явно или тайно придерживались старого церковного обряда, дониконовского.Церковные реформы патриарха Никона и царя Алексея Михайловича принесли неисчислимые бедствия совестливой, несокрушимой в вере России. XVII век для нашего народа – время испытания живота и духа. Живота – Смутой, духа – переменами в обряде, в Символе веры.Однако из всякого худа, как из кипящего молока, наш народ выходит молодецмолодцом, краше прежнего, мудрее, могучее.В России все ведь не так, как в разумной Европе. В России делового человека породил не капитализм – столп материализма, а старообрядчество – несокрушимый дух.Для старообрядцев пойти на государственную службу, где церковь всего лишь одно из министерств, было равносильно отступничеству от истинной православной веры. Но куда девать стремление быть полезным человеком? И поколение за поколением старообрядцы копили деньги, осваивали промыслы, заводили корабли, заводы, торговали, а потом уж и ворочали миллионами.В Петербург старообрядца не заманишь, духом чужд, то ли дело Москва-матушка. Здесь работал капитал, собранный в заволжских скитах, в Гуслицах, на родине деда Ивана Сергеевича Шмелева, где подделывали древние книги и новые деньги, где нищенством сколачивали состояния.Деловые люди, перебираясь в Москву, переходили в старую веру. Старообрядцу доверия больше, он свой. Московская купеческая табель о рангах проста. Читаем у В. П. Рябушинского: «В московской неписаной купеческой иерархии на вершине уважения стоял промышленник-фабрикант; потом шел купец-торговец, а внизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывая векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали… как бы приличен он сам ни был. Процентщик».[b]Право отца[/b]К купеческому сословию принадлежал и отец писателя, хотя торговлей не занимался, а был подрядчиком, хозяином крупной плотничьей артели. Теплыми воспоминаниями об отце наполнены страницы повести Ивана Шмелева «Лето Господне»: «Я долго стою и не решаюсь – войти? Скриплю дверью. Отец, в сером халате, скучный, – я вижу его нахмуренные брови, – считает деньги. Считает быстро и ставит столбиками. Весь стол в серебре и меди. И окна в столбиках. Постукивают счеты, почокивают медяки и – звонко – серебро.– Тебе чего? – спрашивает он строго. – Не мешай. Возьми молитвенник, почитай.Ах, мошенники… Нечего тебе слонов продавать, учи молитвы! Так его все расстроило, что и не ущипнул за щечку».Сергей Иванович Шмелев, отец писателя, был оборотистым предпринимателем. Дело его процветало.Благодаря завидной купеческой хватке, надежности и выдающимся организаторским способностям Сергею Ивановичу удавалось получать выгодные подряды. Спустя многие годы, находясь за рубежом, его сын напишет об этом в своей глубоко ностальгической повести: «Налево, с моста, обставленный лесами, еще бескрестный, – великий храм: купол Христа Спасителя сумрачно золотится в щели; скоро его раскроют.– Стропила наши, под куполом-то, – говорит к храму Горкин, – нашей работки ту-ут!.. Государю Александр Миколаичу, дай ему Бог поцарствовать, генерал-губернатор папашеньку приставлял, со всей ортелью! Я те расскажу потом, чего наш Мартын-плотник уделал, себя государю доказал…Во всех мы дворцах работали, и по Кремлю. Гляди, Кремль-то наш, нигде такого нет. Все со-бо-ра собрались, Святители-Чудотворцы… Спас на Бору, Иван Великий, Золотой Решетка… А башни-то каки, с орлами! И татары жгли, и поляки жгли, и француз жег, а наш Кремль все стоит. И до веку будет. Крестись».[b]Сохранившееся чудо[/b]Сегодняшнее Замоскворечье справедливо считается одним из самых оживленных деловых центров современной российской столицы.Ежедневно сотни тысяч людей едут в Замоскворечье на работу, спешат по своим делам, за покупками. Длинные вереницы дорогих иномарок паркуются у многочисленных офисов, банков, представительств отечественных и зарубежных корпораций.Твердой поступью шагает глобализация по некогда тихим улочкам и переулкам. С утра и до глубокого вечера не смолкает бурлящий людской поток рядом со здешними станциями метро, названия которых уже давно известны всему городу и далеко за его пределами. На первый взгляд кажется, что все здесь происходит точно так же, как и всюду.[b]Так же, но не совсем так[/b]Первое, что видит человек, выходя из вестибюля станции метро «Октябрьская»-радиальная это старинный храм Иоанна Воина на Якиманке. При выходе из станции метро «Третьяковская» пассажира радостно приветствует сияющий золотом купол знаменитой на всю Первопрестольную церкви, построенной на Большой Ордынке в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость». В поле зрения путника, покидающего станцию «Новокузнецкая», оказывается стройная линия старинных дворянских городских усадеб, восхищающая своим изяществом и плавностью. Над этой линией четко видны классические силуэты недавно отреставрированного храма в честь римского папы Климента, давшего название и одноименному переулку, соединяющему Большую Ордынку с Новокузнецкой улицей. И как бы глубоко ни были погружены в свои повседневные житейские проблемы столичные жители и гости, в Замоскворечье они невольно погружаются в удивительную атмосферу самобытного, чудом сохранившегося до наших дней уникального историко-культурного пространства старой православной Москвы. Кажется, что именно здесь, на этом пространстве, восстанавливается хрупкая связь времен, в человеческие сердца вселяется надежда, а души обретают давно забытую и, казалось бы, навсегда утраченную гармонию.И сегодня в Замоскворечье мы еще можем найти названия, связанные с жизнью Ивана Сергеевича Шмелева.С 1910 года он жил в Старомонетном переулке. По некоторым данным, знаменитый русский писатель был прихожанином очень красивой церкви Григория Неокесарийского («что в Дербеницах», как ее называли в старину), настоящей жемчужины Большой Полянки.Этот древний храм настолько красив, что со времени постройки его называли в народе «красный», то есть прекрасный. Храм имеет интереснейшую историю, о которой стоит рассказать отдельно.Церковь Григория Неокесарийского окружена многими легендами. По одной из них московский великий князь Василий II, возвращаясь из плена, наконец увидал родной Кремль. И так глубоко растрогался, что дал клятву – построить в этом месте храм. А поскольку это радостное для князя событие произошло 17 ноября 1445 года, в день Григория Неокесарийского, то именно этому святому и была посвящена новая церковь.Поговаривали также, что именно в этом храме царь Алексей Михайлович венчался со своей женой Натальей Кирилловной Нарышкиной.Имеются данные и о том, что здесь крестили Петра Первого. Новый храм оказался поистине великолепным. Первый этаж его расписан наподобие одного из известнейших российских памятников старины – церкви Воскресения на Дебре, что в Костроме. Изразцы храма на Полянке выполнены известным мастером Степаном Полубесом.Эта церковь буквально поражала, завораживала москвичей. Аполлон Григорьев восхищался: «Остановитесь на минуту перед низенькой, темно-красной с луковица-миглавами церковью Григория Неокесарийского. Ведь, право, она не лишена оригинальной физиономии, ведь при ее созидании что-то явным образом бродило в голове архитектора, только это что-то в Италии выполнил бы он в больших размерах и мрамором, а здесь он, бедный, выполнял в маленьком виде да кирпичиком; и все-таки вышло что-то, тогда как ничего, ровно ничего не выходит из большей части послепетровских церковных построек. Я, впрочем, ошибся, сказавши, что в колоссальных размерах выполнил бы свое что-то архитектор в Италии. В Пизе я видел церковь Santa Maria della Spina, маленькую-премаленькую, но такую узорчатую и вместе так строго стильную, что она даже кажется грандиозною».[b]Домой, в Москву![/b]В уютном уголке Москвы, на тихой окраине старого Замоскворечья, между Ленинским проспектом и Шаболовкой, стоят древние стены мужского Донского монастыря. Монастырь был основан в 1591 году сыном Ивана Грозного, царем Федором Ивановичем, на том месте, где некогда возвышалась походная церковь преподобного Сергия – палатка с Донской иконой Божией Матери, считавшейся покровительницей воинов.В юго-восточной части обители располагается старинный некрополь, где до настоящего времени находятся могилы грузинских царевичей (конец XVII – начало XVIII столетия); участников Отечественной войны 1812 года; декабристов В. П. Зубкова, М. М. Нарышкина, П. Н. Свистунова; философов П. Я. Чаадаева, С. Н. Трубецкого; писателей М. М. Хераскова, А. П. Сумарокова, И. И. Дмитриева; князей Я. П. Шаховского, М. М. Щербатова, Н. Е. Жуковского; поэта В. Л. Пушкина; архитектора О. И. Бове; художника В. Г. Перова; историков В. О. Ключевского, Н. И. и Д. И. Бантыш-Каменских и других деятелей русской культуры.В 2000 году на старое кладбище Донского монастыря был перенесен прах Ивана Сергеевича Шмелева. Среди зарубежных русских писателей Иван Сергеевич – самый русский, так говорили о нем и Иван Бунин, и Константин Бальмонт, и Иван Ильин. Где бы писатель ни работал, в России или в вынужденной эмиграции, он, по его собственному признанию, писал «только о России, о русском человеке, о его душе и сердце, о его страданиях». Его последние произведения, как ни странно, самые светлые – «Пути небесные», «Богомолье», «Лето Господне». Написанные вдали от Родины, они тем не менее раскрывают для нас глубинный духовный смысл человеческой жизни.Писатель завещал похоронить его и жену, как только будет возможным, на кладбище Донского монастыря, рядом с могилой отца. Так вернулся на Родину и обрел вечный покой в своем любимом Замоскворечье русский человек Иван Сергеевич Шмелев.