Москва и голуби

Те из москвичей, кто уже перевалил полувековой юбилей, помнят, что московское небо еще в середине прошлого века было совсем не таким, как нынче. В нем всегда были голуби. Это были не те назойливые сизари, которые почти бескрылой толпой и сегодня толкутся в компании с воробьями на людных перекрестках и в скверах, выпрашивая доброхотное подаяние в виде крошек слоеных пирожков, перемешанных с пережаренными семечками…В московском поднебесье парили десятки тысяч белокрылых, кремовых и иных красавцев. А их хозяева, замерев в восторге, следили за полетом своих любимцев из-под козырька лихо заломленной фуражки с пуговкой – непременного атрибута дворовой шпаны тех лет (а настоящий голубятник – обязательно «шпана»!)...Да и повзрослевшие, «оженившиеся» мальчишки нередко продолжали гонять голубей, вызывая у своих более степенных ровесников и ровесниц едва скрываемую иронию: «Что с него взять? Голубятник!..»Помните героя культового фильма «Любовь и голуби»? Или ремесленника из еще более ранней киношки «Прощайте, голуби»? Это ведь фильмы не только о страстях, кипевших где-то там, в дальней провинции; это кино о нас, москвичах середины ХХ века! «Голубиная охота», а именно так (почти по научному) именовалось это увлечение миллионов, всегда была занятием московской окраины. Не то чтобы на главных улицах не встречались «любители». Просто в центре города все было гораздо сложнее: непреклонные управдомы и вредные дворники мешали голубятникам развернуться во всю ширь своей крылатой души.И все-таки закрытые формально на замок чердаки (а кое-где и балконы) тогдашних пятиэтажных московских «небоскребов» обязательно давали приют хотя бы двум-трем парам турманов, почтарей или банточных…А московская окраина и вовсе была исконно голубиной страной! Одноэтажные, почти деревенские, домишки нынешнего проспекта Мира и окрестных улочек с переулочками были, на моей послевоенной памяти, просто отданы на откуп голубятникам. Голубятни большие и малые, сверкающие нержавейкой и белилами, и сереющие бесчисленными заплатами – они были обязательной приметой тогдашних улиц.И все кругом были знатоками. Даже те, кто никогда не водил голубей, со знанием дела могли порассуждать о количестве перьев в хвосте «настоящего» турмана и о километраже, который способен накрутить почтовик с соседней улицы…Не интересоваться голубями, не любить их было стыдно; это было в чем-то сродни полному непониманию футбола! Нынче не то. Знатоки «голубиной охоты» стали редким товаром, да и голубятни почти исчезли с лица московской земли. Говорю «почти», потому как, чем ближе к окраине, тем заметнее торчащие то тут, то там голубиные «особняки», стоящие как неприступные крепости вопреки всему. Во всяком случае, на московской околице голубятни умудряются мирно сожительствовать и с гаражами, и с торговыми палатками, и даже с постами ГАИ (сам видел, а где – не скажу: зачем людям в форме неприятности?)…Типичная картинка моего родного нынче Орехова-Борисова. Ставятся новенькие массивы «ракушек» у метро «Красногвардейская». Все выравнивается бульдозерами, асфальтируется, в узорные решетки вгоняется. А стоящую тут уже лет пятнадцать двухэтажную голубятню не трогают! Аккуратненько так «обтекают», оставляя на «островке безопасности» посреди будущего автомобильного царства…Я тут не так давно с одним из владельцев окрестных голубятен беседовал. Спрашиваю его:– А как ты, Сергеич (так он представился), умудряешься и место занимать, и с властями ладить, и любимыми голубями посреди каменных джунглей заниматься?– А чего, – говорит, – ко мне приставать! Участковый местный в возрасте. Он к голубям хорошо относится. Шуму и беспорядку от меня никакого. Местному дэзовскому начальству не до моей голубятни на краю оврага. У них ко мне ни материального, ни личного интереса нет… Но шуметь обо мне в газете не надо. А то у нас как всегда бывает: как только с добрыми намерениями о ком-то напишут, тут ему и конец приходит: у начальства глаза раскрываются…– А голубей-то давно гоняешь?– С малолетства. Привык.– А жена не против?– Так ее и нет, жены-то… Одна померла, а со второй я сам разженился…– Из-за голубей?– Да на что ей голуби? Ей и я-то был нужен два раза в месяц. В аванс и в получку…– Это значит, характерами не сошлись…– Ага, характерами…Сергеич просит закурить и, молча кивнув, отправляется к себе, на зарешеченную верхотуру, откуда в мое далеко доносится самое нежное воркованье. И не понять: может, это он сам там, на «втором этаже», заговорил по-голубиному, на языке, которого так и не смогла понять его бывшая жена, и которому я сам давно уже разучился…