Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Приметы и советы

Автор

Егор Ганин
Откуда деньги?Из тумбочки!
МОСКВИЧИ, молодость и зрелые годы которых пришлись на бездумные десятилетия советской власти, скорее всего, и не задумывались: а на какие средства строится, ремонтируется и украшается наш город? Ведь даже снос памятников культуры и истории, чем были особенно «славны» эти самые десятилетия, требует денег, и немалых. Откуда деньги, Зин? А ответ на этот песенный вопрос находили в старом анекдоте: «Из тумбочки». Разумеется, тумбочки государственной. А между тем бюджет города всегда был сложной финансовой машиной, которая деньги не только тратила, но и зарабатывала.Собственно говоря, настоящий бюджет появился у Москвы только в 1863 году, после создания новой городской думы взамен думы «шестигласной». Для города пришла пора самофинансирования. Дума утверждала проекты строительства городских объектов, финансировала устройство нового освещения, мостила за свои деньги улицы, заключала договоры на концессию с акционерными обществами на строительство городской конки…Откуда же брали отцы города деньги, необходимые для того, чтобы Москва медленно, постепенно, но верно приближалась по уровню жизни к другим столицам мира? В первую очередь это были налоги. Налоги на недвижимость, на промыслы и торговлю, а также сборы с владельцев карет, пролеток, лошадей и даже собак.Хочешь торговать вразнос семечками? Торгуй на здоровье, но только «выправи» сначала патент на такую торговлю. Москвичи пересаживались на велосипеды, и с каждого велосипедиста (начиная с 1904 года) взимался годовой налог в размере трех рублей. Вроде бы и немного, но ведь к началу Первой мировой войны число велосипедистов в городе превысило 11 тысяч человек! С изобретением автомобиля взималось три рубля с каждой лошадиной силы «мотора» (так называли в начале ХХ века «железного коня»).В первые годы городского самоуправления доля налогов в финансах Москвы была очень большой (до 90–95% от общей суммы), но уже к началу ХХ века она сократилась до 50–52% от всех поступлений в городской бюджет, а к началу Первой мировой налоги составляли уже всего четверть бюджета Москвы.К этому времени город научился не только тратить, но и зарабатывать деньги.Строились городские доходные предприятия, рынки; выкупался у концессионеров общественный транспорт (конка), развивался городской трамвай…Все большей популярностью у московской думы пользовались городские займы. Первые городские облигации были выпущены еще в 1882 году на сумму три миллиона рублей и предназначались для погашения долга казне. Но казна Москве этот долг простила, и деньги были потрачены знаменитым городским головой Н. А. Алексеевым на строительство скотобоен – первого в истории нашего города «доходного предприятия». На выпущенные займы Москва строила свои самые знаменитые новинки: канализацию, новые очереди водопровода, развивала трамвайные линии. Большая часть этих облигаций Москва реализовала за рубежом – в Лондоне, Гамбурге, Цюрихе…А еще Москве помогал частный капитал. Завещание «в пользу города» сто лет назад было вполне обычным делом. Благотворительные капиталы исчислялись миллионами рублей и тратились на строительство «богоугодных заведений», школ, домов бесплатных и дешевых квартир… Особенно большие капиталы поступили в разное время в городской бюджет от братьев Бахрушиных и братьев Третьяковых, К. Солдатенкова и других именитых (и не таких именитых) купцов и предпринимателей.А на что еще, кроме городского строительства, тратились сто лет назад московские денежки? Прежде всего на полицию. Если в большинстве государств Европы полиция содержалась за счет государства, а города только участвовали в ее частичном финансировании, то в России полицию должен был кормить и одевать город. А полиция в Первопрестольной была немаленькая!Сто лет назад на 268 москвичей приходился один полицейский (интересно, а сколько сейчас милиционеров приходится на каждого москвича и гостя столицы?).К числу обязательных расходов относилось и содержание пожарных команд. Впрочем, Москва испокон века горела часто, и эта статья расходов была жизненно важной для города.В начале прошлого столетия в Москве было 17 пожарных команд во главе с брандмейстерами, подчинявшимися брандмайору, а тот – обер-полицмейстеру и градоначальнику. Если вы помните рассказы Гиляровского, то знаете, что каждая пожарная часть Москвы имела свои особые знаки и отличных лошадей определенной масти (например, Городская часть – белых, а Пятницкая – вороных).Важными статьями расходов были: содержание городских предприятий, уплата городских долгов, благоустройство улиц, площадей и скверов, а также народное образование, здравоохранение, общественное призрение…Так, например, в самом благополучном для России предвоенном 1913 году (с которым так любили сравнивать нашу жизнь советские статистики) на благоустройство города было выделено 3315 рублей (6,6% от расходной части бюджета), на медицину (включая санитарию и ветеринарию) – 6700 руб. (больше 13%), на народное образование – 5495 руб. (около 11%) и т. д.Вообще, социальная составляющая городского бюджета увеличивалась год от года, и многие москвичи могли это ощутить, как говорится, «на своей шкуре». А потом началась война – и в городском бюджете появилась статья «военные нужды»: в городе были открыты десятки госпиталей, приютов для беженцев и т. д.1917-й подвел черту и под городским самоуправлением (в европейском смысле этого слова), и под городским бюджетом. Все стало финансироваться из государственной «тумбочки». Но это, как говорится, другая история…
Общество
Кому можно быть под кайфом?
Временами кажется, что все пороки и дурновкусия появились на Земле задолго до добродетелей... И среди этих пороков один из самых коварных – одурманивание сознания всякого рода наркотиками. Ведь не с изобретения же всевозможных «синтетиков», и даже не с «эры кокаина и гашиша» открылась эта западня, улавливающая в наши дни миллионы человеческих душ... Какова же тысячелетняя история этого больного вопроса?[b]История «любви»[/b]Древние люди познакомились с наркотиками, скорее всего, из столь свойственного человеку любопытства. Открывая для себя мир, они обнаружили, что некоторые растения и грибы, не способные утолить голод, тем не менее вызывают странные ощущения. Согласно одной из научных гипотез произошло это открытие около 40 тысяч лет назад.Во всяком случае, еще древние шумеры, индусы, греки и ацтеки хорошо знали действие многих наркотических веществ и использовали их для определенных целей.Люди, жившие в разные исторические эпохи, по-разному относились к наркотикам. Древние считали растения, содержащие опьяняющие или усыпляющие соки, а также грибы, вызывающие галлюцинации, властителями таинственных – то дьявольских, то божественных – сил, а потому и использовали эти снадобья при магических и религиозных обрядах. Шаманы, жрецы, а на Руси – ведуны, знахари были основными потребителями, а заодно и проводниками наркотиков. И еще знать всех времен и народов, которая считала, что «приобщение к тайне» – это ее привилегия, а простому народу впадение в экстаз не подобает! Может быть, этот снобизм, воплощенный в определенных правилах и законах, и спас некоторые народы от вырождения и вымирания? Во всяком случае, на Руси уже в XI–XII веках в Уставе князя Владимира Мономаха «О десятинах, судах и людях церковных» сказано, что смерды, нарушавшие правила обращения с зельем, подвергались жестокому преследованию, вплоть до лишения жизни.Первым упоминаемым в исторических хрониках растением с психоактивными свойствами стал мак. На глиняных табличках, доставшихся XXI веку в наследство от Нижней Месопотамии, остались рекомендации по изготовлению опиума, который шумерские жрецы называли «гиль», что значит «радость». И у сладкоголосого певца Гомера можно прочесть, как Елена подливала в вино солдатам какой-то сок, заставлявший их забыть о страхе и боли. Древние китайцы использовали гашиш как обезболивающее средство при операциях, а индусы – как средство от кашля и поноса.Но уже в древности хитроумные владыки научились использовать людей, опьяненных наркотиками, в собственных, далеко не благородных целях. Легенда о «горном старце» Хасане, который одурманивал своих приверженцев гашишем, а затем принуждал их убивать неугодных ему людей, хорошо известна. Фанатик, впавший в наркотический транс, воображал, что находится в стране гурий, в восторге шел на убийство, а потом и на неминуемую смерть от топора палача...[b]Плоды войны горьки и коварны[/b]Европа не знала сильных наркотиков вплоть до Крестовых походов, пока рыцари, возвращающиеся с Ближнего Востока, не завезли его в свои города и замки. И этот порок тут же пустил свои корни в европейскую почву. Самыми подверженными ему людьми, кроме знати, которой, как мы уже знаем, все дозволено, стали поэты и художники эпохи Возрождения, многие из которых воспевали наркотики как «путь к небесному творчеству».Эта история повторилась в XIX веке, когда абсент, спиртовая настойка полыни, завезенная в Европу французскими солдатами, воевавшими в Алжире, прижилась и стала чуть ли не знаком принадлежности к касте творцов. Оказалось, что мода на все «военное» способна сбивать с курса не только во времена Крестовых походов, но и в «цивилизованном XIX веке». Этот дурманящий напиток стал настолько популярным в Европе, что его пили и аристократы, и бедняки, и – естественно – представители богемы. Дега, Тулуз-Лотрек, Верлен, Рембо и многие другие известные поэты, прозаики, художники... Если вы читали книги о «французской жизни» конца XIX столетия, то обязательно встречали там упоминание о стаканчике абсента, выпитого в каком-нибудь кафе на Монмартре...Впрочем, любовь к абсенту захватила не только мужское, но и женское население Франции, Англии, Бельгии, Германии... И только позднее выяснилось, что содержащееся в настойке полынное масло разрушает мозг! Происходило это постепенно: любители абсента начинали страдать головокружениями, потерей памяти, глупели на глазах, а заканчивалось это настоящим сумасшествием! Мужчины переставали быть мужчинами, а женщины рожали мертвых детей. Франция, где абсент был в особом почете, стала буквально вырождаться: резко увеличилось число слабоумных, нервнобольных, негодных к военной службе и продолжению рода...Только тогда вначале врачи, а потом и политики забили тревогу. Потребовали запретить производство и употребление абсента. И, несмотря на сопротивление фабрикантов, поставлявших к столу этот «напиток богов», в 1905 году абсент был запрещен вначале в Бельгии, потом в других странах Европы, США и, наконец, во Франции...Впрочем, в XIX столетии наркотик был не только «последствием войны», но иногда и поводом к ней. Еще в конце XVIII века одна британская компания, работавшая, как тогда говорили, «в колониях», производила огромное количество опиума в Бенгалии. Она поставляла его не только в Европу, но и в Китай. А когда китайские правители опомнились и запретили ввоз этого «милого» наркотика, Великобритания решила защитить интересы своих «производителей» и добиться отмены этого запрета с помощью военно-морского флота.Первая опиумная война произошла в 1840–1842 годах, а вторая (при участии Франции) – в 1857–1860 годах... Видите, как изменился мир и отношение к наркотикам всего за каких-нибудь 150 лет![b]Ничтожность великих мира сего[/b]Многие наркоманы, считая сей порок «уделом избранных», приводят в качестве примера судьбу многих известных людей – писателей, поэтов, музыкантов, актеров, которые «искали вдохновение» с помощью тех или иных наркотиков. «Позволено великим – позволено мне! А значит, мы равны!» Этот «аргумент» не выдерживает критики.Во-первых, употребляли наркотики далеко не все великие люди древности и новой истории. А во-вторых, именно пристрастие к наркотикам укорачивало их жизнь, превратив ее в череду «творческого возбуждения» и полнейшего упадка сил, осознания своей полной ничтожности перед листом бумаги, холстом или музыкальным инструментом...Возможность творить уходила вместе со сроками употребления «зелья». Любителям рок-музыки хорошо известны имена Джима Моррисона, Дженис Джоплин, Джимми Хендрикса, погибших от передозировки героина. От наркотиков умерли: гитарист группы «Дип Перпл» Томми Болан, барабанщик группы «Зе Ху» Кейт Мун и другие. Депрессия, неизбежная спутница наркоманов, вложила в руку пистолет Керту Кобейну, лидеру группы «Нирвана». Героин надолго отнял радость творчества у одного из лидеров группы «Биттлз» Джона Леннона...По воспоминаниям друзей и современников, употребляли наркотики и некоторые известные в России личности: Михаил Булгаков, Владимир Высоцкий... В жизни этих (и других, не попавших в мемуары) людей наркотики сыграли свою роковую роль, очевидно, ускорив их трагический конец...Сколько же «простых людей» следуют в этом пагубном направлении за своими кумирами, а иногда и впереди них? Полной и достоверной статистики здесь, к сожалению, нет. Однако известно, что более миллиона американцев ежегодно обращаются за медицинской помощью в связи с проблемами, связанными с употреблением наркотиков, а около 10 тысяч из них ежегодно погибают от передозировки или необратимых последствий наркомании.В нашей стране, к сожалению, со статистикой в этой области дело обстоит еще неопределеннее. Официальные данные сильно расходятся с данными независимых экспертов.Во всяком случае, не будет преувеличением сказать, что и в России счет людям, отравленным наркотиками, идет на многие сотни тысяч, а то и миллионы. Да и прибыли российской наркомафии, тесно связанной с зарубежными поставщиками отравы, составляют даже не миллионы, а миллиарды долларов.Как положить этому конец? Ответов много, но однозначного, увы, пока нет...[b]«И вся-то наша жизнь есть борьба...»[/b]С наркотиками борются вроде бы всем миром. Борются законодателя, издавая правильные (но, увы, малодейственные) законы. Бьются с врагом силовые ведомства (пограничники, таможня), создавая вроде бы щиты на пути контрабанды наркотиков; и... оказываясь в роли укрепления, «обойденного стороной». Борьбу с распространением и употреблением наркотиков ведет милиция, нанося точечные удары, а точнее – булавочные уколы, мало влияющие на общую ситуацию...В общем-то, борьбу с этим злом в нашей стране начали довольно давно – еще в начале ХХ века, но все успехи оказывались, к сожалению, временными.В дореволюционной России контроль за оборотом наркотиков, борьба с наркоманией находились в руках Министерства внутренних дел и... православной церкви. На долю церкви оставались проповеди и душещипательные беседы, а на долю Департамента полиции и Медицинского департамента – какие-то конкретные действия. Хотя нужно признать, что конкретных действий было не так уж много. Наркотики поступали в Центральную Россию достаточно широким потоком из Туркестана (опиум) и Европы (кокаин). Все попытки властей переломить ситуацию сводились к робкой помощи наркоманам в их борьбе с недугом. Уже в годы Первой мировой войны были открыты несколько частных клиник для лечения больных наркоманией, а Департамент полиции в это время ведет борьбу с Государственной думой, в которой витает идея легализации оборота и употребления наркотиков. В эти годы власть даже приняла первый в нашей истории закон «О мерах борьбы с опиумокурением». Правда, он распространялся только на территорию пограничного с Китаем Амурского края, но лиха беда начало...Впрочем, продолжения этого начинания не последовало ввиду «повсеместной ликвидации монархии» на территории России. Наступившие вслед за двумя революциями экономический развал, Гражданская война и, естественно, ликвидация Департамента полиции и влияния церкви, сделали наркотики настоящим бичом общества.Он в равной степени поражал и тогдашнюю богему (литература и искусство хоть и оказались в загоне, но ликвидированы не были), и миллионную армию беспризорников, и банды, разгуливающие по просторам России, и даже сотрудников некоторых органов власти, призванных бороться с этой эпидемией...И уже во времена НЭПа милицейские сводки по Москве, а вслед за ними и колонки московских газет (в том числе и «Вечерки») пестрят сообщениями о задержании торговцев «марафетом» обысках и ликвидации притонов и опиумокурилен, облавах на вокзалах и т. п.Уже в 1918-м в ВЧК организуется подотдел по борьбе со спекуляцией кокаином. Как видно из его названия, преследовалась не сама наркоторговля, а лишь спекуляция, извлечение, так сказать, нетрудовых доходов из этого дела. Но уже через несколько лет борьбу стали вести не только со спекулянтами, но и с мелкими распространителями, а заодно и потребителями наркотиков. Начиная 1930-х годов употребление наркотиков в Советском Союзе (во всяком случае, официально) пошло на убыль. Хотя подпольные курильни опиума милиция «открывала для себя» в относительно благополучные в этом отношении 1930годы. Основная масса содержателей таких клоак были китайцами. Впрочем, не совсем ясно, так ли все было на самом деле или те адреса и фамилии, что попадали в газетные сообщения, специально фильтровались для подготовки очередного выселения из Москвы этнических групп, неугодных режиму. А что в эти годы происходило на самом деле, да еще не в Москве, а, предположим, в республиках Средней Азии, официальная статистика и вовсе не дает ответа...Очередной и весьма резкий всплеск официально признанной наркотической опасности пришелся на последний год войны и послевоенное время (вплоть до середины 1950-х). И все-таки в это время силовые методы борьбы оборотом наркотиков дали определенные результаты. Масштаб проблемы стал уменьшаться, а сама проблема уходить куда-то «под ковер», где ее можно было уже не замечать. В 1960-х наша пропаганда уверяла жителей Советского Союза, что наркомания – это для «загнивающего Запада», а в социалистических странах ее нет и быть не может. Но это было далеко не так. Всегда существовали более или менее крупные плантации конопли и опийного мака в Средней Азии; всегда можно было достать из-под полы наркотики в Москве, Ленинграде, Крыму, на курортах Кавказа. Всегда среди нас жили (и умирали) неизлечимые наркоманы, хотя «железный занавес и отсутствие массовых связей с миром действительно рост наркомании сдерживали. Но нельзя же вечно прятаться за «занавесом»?[b]Новейшие времена[/b]Несмотря на все, что делалось (и не делалось), к середине 1980-х нам пришлось с неохотой признать, что проблема наркомании в стране есть, и ситуация с каждым днем обостряется...Торговля наркотиками процветала, «ассортимент» становился все разнообразнее, число «больных» росло, а в газетах, как в 1920-е, стали появляться сообщения об отлове наркокурьеров и обысках в наркопритонах...Даже заметный рост числа подразделений и сотрудников, завязанных на этой проблеме, видимого успеха не принес. И за год до развала Союза, в 1990м, в недрах Министерства внутренних дел СССР создается специальное Управление по борьбе с распространением наркомании. Борьба с наркобизнесом, борьба за души (и тела) наших сограждан продолжилась и в новой России.Сегодня этим занимается Федеральная служба России по контролю за оборотом наркотиков. Но сегодняшний день с его заботами, успехами и – увы! – провалами находится за пределами заявленной нами темы. История осталась далеко позади, а для того, чтобы разобраться бедах сегодняшнего дня, нужен особый разговор...
Происшествия
Давай махнемся!
Помните, как писали не так давно в одном из самых популярных изданий Москвы – «Бюллетене по обмену жилплощади»? – «Меняю 3-комнатную на улице Горького на две в разных районах». Такой размен осуществлялся обычно после более-менее цивилизованного развода как решение имущественного спора между не сошедшимися характером субъектами. Сегодня, как сообщил журналистам министр культуры РФ Михаил Швыдкой, в столице готовится к подписанию в чем-то аналогичный акт по обмену здания бывшего Музея Ленина на дворцовый комплекс Царицыно.Спор о том, кому беречь для потомков и использовать по прямому назначению дворцы, мосты и ажурные павильоны работы В. В. Баженова и М. Ф.Казакова, ведется уже несколько месяцев. Стороннему и не ангажированному наблюдателю с самого начала было очевидно, что Москва профессиональнее федералов справится с этим хлопотным делом. И вот, наконец, согласие вроде бы достигнуто: московское правительство получает усадьбу, а федеральный центр станет собственником здания на площади Революции. К слову сказать, дом этот, построенный по проекту Д. Н. Чичагова в 1892 году, дорог для Москвы как память.Здесь в 1893 году психопат смертельно ранил городского голову Н. А. Алексеева… Стороны долго шли к этому соглашению. Как распорядится этим историческим зданием Министерство культуры – покажет время. А вот жизнь музея Царицыно, вероятнее всего, изменится к лучшему.
Общество
“Голосую за кадет, потому как лучше нет”
ГОВОРИТЬ о политпристрастиях сегодняшних москвичей мы с вами не будем. Сегодня хочется вспомнить – с чего наши предки свой политический выбор начинали? Возможность определить это боле или менее беспристрастно появилась после того, как в России взошли первые семена парламентаризма, посеянного знаменитым октябрьским указом Николая II.А потом начались ожидания и уточнения. Точку в мечтаниях о “всеобщих и равных” выборах поставил указ от 11 декабря 1905 года, определивший их как непрямые, а через “выборщиков” (как это и сейчас делается в США при выборах президента) с существенными цензовыми ограничениями.Один выборщик должен был быть избран от двух тысяч землевладельцев, один – от семи тысяч горожан, один – от 30 тысяч крестьян и 90 тысяч рабочих.Интерес к “парламентаризму” был в России огромен. Но это если судить по газетным статьям и разговорам читающей эту самую прессу образованной публики. А простонародная часть общества в думских делах понимала мало, но по российскому обычаю верила в нее на первых порах истово.По итогам первых в истории страны выборов Москва стала вотчиной “кадетов” (Конституционно-демократическая партия), которых тогдашние власти считали чуть ли не революционными левыми экстремистами, и которые были на самом деле весьма умеренными либералами, симпатизировавшими конституционной монархии. В Московской губернии избиратели предпочли “умеренно-правых”, “октябристов” и “просто правых”. Некоторые окружающие Москву губернии центра России вместе с юго-западными губерниями и Областью войска Донского отдали много голосов монархистам, правым радикалам и отчасти октябристам (“Союз 17 октября”, к которому принадлежало и руководство московской Думы).А вот национальные окраины империи, так и не смирившиеся за сотню лет со своим “подроссийским” положением были настроены крайне националистически. Ярким примеров в этом отношении была Прибалтика, делегировавшие в Думу представителей “Партии демократических реформ” и национальных партий, а также Польша, отдавшая практически все голоса местным политикам – партии “Польское коло”. Самыми “революционными” были Поволжье и большая часть Кавказа, приславшие в первую Государственную думу лидеров наиболее левых тогда парламентских групп – “трудовиков”. Хотя в целом первая Дума была все-таки преимущественно кадетской…Во внутригородских выборах москвичи свои политические симпатии проявляли не так явно, отдавая предпочтение, как бы сейчас сказали, “крепким хозяйственникам” и людям, чей авторитет у определенных групп городского населения был достаточно высок. В предреволюционные годы она оказывались по своей политической принадлежности, в основном, октябристами и кадетами. Хотя все “политразборки” до бурного 1917 года в городской Думе не допускались. Городской голова Николай Гучков даже приостановил свое членство в партии октябристов, одним из основателей которой он был вместе с братом Александром (успевшим побывать на посту председатель Государственной думы).А вот во время первых после революционного февраля выборов в Московскую городскую думу симпатии москвичей были выражены более определенно. Выборы проходили в июне, когда пора первых революционных восторгов уже начала уступать место периоду разочарования в “говорливых политиках” и активным поискам хлеба насущного.В конце июня Москва “украсилась” рекламными плакатами и листовками семи политических партий, боровшихся за место под российским и московским солнцем. Листовки раздавали прохожим на улицах “агитаторы”, раскидывали со специально арендованных автомобилей и аэропланов.Вот что записал в своем дневнике один из современников этих событий: “Все… было у нас как в настоящей Европе.Бабы и те шумели, и в воздух чепчики бросали. А любезные им списки: буржуйки - №1, кадетский, а кухарки – те самый ядовитый, №5 – большевистский. Митинги и митинги без конца. Много ругани, драк и праздности…”В первых свободных выборах в Москве победу одержала вроде бы крестьянская партия – эсеров, набравшая почти 58 процентов голосов. А вот большевики оказались лишь на четвертом месте. Москва Ленина и компанию не жаловала, отношение к этой партии было весьма прохладным. По свидетельству очевидцев, на улицах “демонстрантов с большевистскими лозунгами освистывали и частью колотили…” В общем, Москва за первые несколько недель революции уже достаточно разуверилась в слова, а дел было не видно…И тут хочется процитировать популярный русский журнал “для семейного чтения”, знаменитую “Ниву”, которая еще в июле 1901 года, рассуждая о начавшемся новом столетии, писала: “Разлад между словом и делом, может быть, сегодня назван болезнью русского общества…Болезни лечатся временем. Сколько же лет и десятилетий понадобится России, чтобы излечиться от “тоски по слову” и испытать “тоску по делу”? Начавшийся век долог, и кто знает, не увидим ли мы в конце его новую, не болтающую, а хоть что-то делающую Россию?..” Но закончился и ХХ век, а эти слова в нашем отечестве можно, пожалуй, и повторить, адресуясь к поколению, которое будет жить в конце “счастливого XXI века…
Общество
Московские погреба
Во времена давние, а может быть и не такие уж давние – что такое 300 лет для госпожи истории? – погреба московского патриарха славились по всей Руси. Сойдясь на компромиссной формуле, что «невинно питие, проклято пьянство», служители Бога не забывали следить за тем, чтобы их погреба всегда отвечали насущным потребностям бренного тела. Здесь находилось и чем закусить и, главное, чем запить обед и для хозяев, и для многочисленных и гостей.В погребах патриарха Адриана, по свидетельству историков, хранились в обилии меды – вишневый, малиновый, черничный, красный, белый, светлый, выкислый, мед гвоздичный и даже мед братский (для домовой братии).И пива в погребе было в избытке: простое легкое, мартовское, приварное, поддельное (то есть чемто приправленное). Не забыто было и «вино горячее», сиречь водка. Нашлось в патриаршем погребе место и для браги, и для кислых щей, которые были в те времена и не супом вовсе, а особым напитком «для расслабления».Когда святейший выезжал на свою дачу в подмосковное село Троицкое-Голенищево, то в поход за ним «отпускали множество всякого пития. Так, 26 мая 1698 года было отпущено: «2 ведра рейнского вина, 3 ведра меду вишневого, ведро меду малинового, 2 ведра меду светлого, 2 ведра пива приварного, мешочек пивца легкого, два мешочка бражки, мешочек кислых щей, 6 ведер меду легкого, 7 ведер меду чернишного, 12 ведер меду кислого, 20 ведер меду белого, 2 бочонка браги…» Почему счет жидкостям определялся не только в бочонках, но и в мешках, мы, признаться, не знаем. Видимо мешки тогда были непромокаемыми. А вот если вас смущает мера отпускаемого – не мешок, а мешочек, то следует помнить, что согласно тогдашнему этикету все, что опускалось для нужд патриарха, именовалось уменьшительными именами: пивцо, бражка, мешочек… Так что по количеству всего этого горячительного и охлаждающего добра хватало не только патриарху, но и многочисленным приближенным.А ведь слуги, как известно, всегда голоднее хозяев!
Общество
Откуда деньги? Из тумбочки!
МОСКВИЧИ, молодость и зрелые годы которых пришлись на бездумные десятилетия советской власти, скорее всего, и не задумывались, – а на какие средства строится, ремонтируется и украшается наш город? Ведь даже снос памятников культуры и истории, чем были особенно “славны” эти самые десятилетия, требует денег, и немалых. Откуда деньги, Зин? А ответ на этот песенный вопрос находили в старом анекдоте: “Из тумбочки”. Разумеется, тумбочки государственной. А между тем, бюджет города всегда был сложной финансовой машиной, которая деньги не только тратила, но и зарабатывала.Собственно говоря, настоящий бюджет появился у Москвы только в 1863 году, после создания новой Городской думы взамен думы “шестигласной”. Для города пришла пора самофинансирования. Дума утверждала проекты строительства городских объектов, финансировала устройство нового освещения, мостила за свои деньги улицы, заключала договоры на концессию с акционерными обществами на строительство городской конки…Откуда же брали отцы города деньги, необходимые для того, чтобы Москва медленно, постепенно, но верно приближалась по уровню жизни к другим столицам мира? В первую очередь это были налоги. Налоги на недвижимость, на промыслы и торговлю, а также сборы с владельцев карет, пролеток, лошадей и даже собак. Хочешь торговать вразнос семечками? Торгуй на здоровье, но только “выправи” сначала патент на такую торговлю. Москвичи пересаживались на велосипеды, и с каждого велосипедиста (начиная с 1904 года) взимался годовой налог в размере трех рублей. Вроде бы и немного, но ведь к началу Первой мировой войны число велосипедистов в городе превысило 11 тысяч человек! С изобретением автомобиля взималось три рубля с каждой лошадиной силы “мотора” (так называли в начале ХХ века “железного коня”).В первые годы городского самоуправления доля налогов в финансах Москвы была очень большой (до 90–95% от общей суммы), но уже к началу ХХ века она сократилась до 50–52% от всех поступлений в городской бюджет, а к началу Первой мировой налоги составляли уже всего четверть бюджета Москвы. К этому времени город научился не только тратить, но и зарабатывать деньги.Строились городские доходные предприятия, рынки; выкупался у концессионеров общественный транспорт (конка), развивался городской трамвай… Все большей популярностью у Московской думы пользовались городские займы. Первые городские облигации были выпущены еще в 1882 году на сумму три миллиона рублей и предназначался на погашения долга казне. Но казна Москве этот долг простила, и деньги были потрачены знаменитым городским головой Н. А. Алексеевым на строительство скотобоен – первого в истории нашего города “доходного предприятия”.На выпущенные займы Москва строила свои самые знаменитые новинки: канализацию, новые очереди водопровода, развивала трамвайные линии. Большая часть этих облигаций Москва реализовала за рубежом – в Лондоне, Гамбурге, Цюрихе… А еще Москве помогал частный капитал. Завещание “в пользу города” сто лет назад было вполне обычным делом. Благотворительные капиталы исчислялись миллионами рублей и тратились на строительство “богоугодных заведений”, школ, домов бесплатных и дешевых квартир… Особенно большие капиталы поступили в разное время в городской бюджет от братьев Бахрушиных и братьев Третьяковых, К. Солдатенкова и других именитых (и не таких именитых) купцов и предпринимателей.А на что еще, кроме городского строительства, тратились сто лет назад московские денежки? Прежде всего на полицию. Если в большинстве государств Европы полиция содержалась за счет государства, а города только участвовали в ее частичном финансировании, то в России полицию должен был кормить и одевать город. А полиция в Первопрестольной была не маленькая! Сто лет назад на 268 москвичей приходился один полицейский (интересно, а сколько сейчас милиционеров приходится на каждого москвича и гостя столицы?).К числу обязательных расходов относилось и содержание пожарных команд.Впрочем, Москва испокон века горела часто, и эта статья расходов была жизненно важной для города. В начале прошлого столетия в Москве было 17 пожарных команд во главе с брандмейстерами, подчинявшимися брандмайору, а тот – обер-полицмейстеру и градоначальнику. Если вы помните рассказы Гиляровского, то знаете, что каждая пожарная часть Москвы имела свои особые знаки и отличных лошадей определенной масти (например, Городская часть – белых, а Пятницкая – вороных).Важными статьями расходов были: содержание городских предприятий, уплата городских долгов, благоустройство улиц, площадей и скверов, а также народное образование, здравоохранение, общественное призрение… Так, например, в самом благополучном для России предвоенном 1913 году (с которым так любили сравнивать нашу жизнь советские статистики) на благоустройство города было выделено 3315 рублей (6,6% от расходной части бюджета), на медицину (включая санитарию и ветеринарию) – 6700 руб. (больше 13%), на народное образование – 5495 руб. (около 11%) и т. д. Вообще, социальная составляющая городского бюджета увеличивалась год от года, и многие москвичи могли это ощутить, как говорится, “на своей шкуре”. А потом началась война и в городском бюджете появилась статья “военные нужды”: в городе были открыты десятки госпиталей, приютов для беженцев и т. д.1917-й подвел черту и под городским самоуправлением (в европейском смысле этого слова), и под городским бюджетом. Все стало финансироваться из государственной “тумбочки”. Но это, как говорится, другая история…
Общество
Экскурс в историю
ЧТО вдалбливали в наши головы при советской власти? То, что всякая забота о простых людях, помощь бедным и сирым начались только с приходом этой самой власти. А до революции в Москве была власть тьмы: имевшие деньги прожигали жизнь, а неимущий мог надеяться только на самого себя… Все это ничего общего не имело с исторической реальностью. В Москве и сто лет назад, естественно, случалось всякое. Люди были разные, и жили они по-разному. Были среди москвичей очень богатые, просто богатые, были те, кого бы сейчас назвали средним классом; были бедные и вовсе нищие. Но никогда в нашем городе они не оставались без помощи и властей, и общества, и благотворителей всех чинов и званий.В стародавние времена вся помощь бедным находилась в руках государства и Церкви. Приюты для сирот и подкидышей, богадельни для инвалидов находились при монастырях, приходских церквах и даже… кладбищах. Огромную роль играли частные пожертвования. Первым московским благотворителем принято считать Ф. М. Ртищева, одного из придворных царя Алексея Михайловича, открывшего на свои деньги богадельню для престарелых и неизлечимо больных москвичей.А начало городской благотворительности, по мнению историков, положило открытие в 1879 году первого московского ночлежного дома. В конце XIX века в ведение городского самоуправления перешли многие богадельни, дома призрения и другие «богоугодные заведения», опекаемые раньше государственными структурами. А 15 марта 1894 года Московская дума приняла Положение об участковых попечительствах о бедных. Это был новый для России опыт адресной общественной помощи попавшим в беду людям. Главным было создание для них рабочих мест. Ведь работающий человек способен содержать себя сам! Иное дело – больной, старый или ребенок. Им нужно было помогать по-другому.Уже к концу XIX века в городе насчитывалось 453 благотворительных заведения, оказывавших ту или иную помощь почти 45% москвичей. Эта помощь, разумеется, не была просто денежной подачкой. В Москве работали богадельни, детские приюты, бесплатные школы и училища, больницы, народные читальни… Для бедных москвичей строились дома с бесплатными и дешевыми квартирами, а для бездомного и, в основном, пришлого, приехавшего в столицу на заработки народа, – ночлежные дома. Нужно признать, что и сто лет назад Москва в этом деле отставала не только от заграницы, но и от стольного Петербурга. Но что было делать – каждый город, каждая страна, как говорится, по одежке протягивала ножки! На какие деньги была организована эта самая помощь? У города на это были, разумеется, и свои средства (хотя и небольшие). Но основное финансирование осуществлялось за счет частных капиталов, завещанных в пользу города богатыми гражданами с условием употребить их именно на такие дела. На купеческие деньги в Москве строились богадельни и больницы, получавшие при открытии имя жертвователя: богадельня и больница им. и. И А. Медведниковых, богадельня им. Э. К. Рахмановой, богадельня им. К. Т. Солдатенкова, дом призрения им. братьев Боевых и др. Строились эти больницы и богадельни на самом современном по тому времени уровне, часто по проектам известных архитекторов (Л. Н. Кекушева, С. У. Соловьева и др.). Большинство этих зданий и сегодня украшают город, вот только предназначение они свое давно поменяли… А дома бесплатных и дешевых квартир? Для многих москвичей, не имевших возможности нанять жилье, попасть в такой дом значило обрести новую надежду. Сто лет назад городское управление содержало три дома бесплатных и два дома дешевых квартир, построенных на завещанные Москве капиталы. Их и сегодня можно при желании увидеть: Бахрушинский дом бесплатных квартир на Софийской набережной или дом дешевых квартир Солодовникова на улице Гиляровского (тогда 2-й Мещанской) никуда не делись. Вот только – кто в них живет сегодня? Впрочем, и сто лет назад основная помощь города распространялась в основном на «собственно москвичей»: на нее могли рассчитывать люди, прожившие в Москве не менее двух лет. Москва, в которую и сто лет назад приезжали толпы ищущих заработок крестьян и жителей других городов, не могла прокормить всю Россию! Главными действующими лицами в этом благородном деле были частные благотворители. Но действовали они через городские власти, которым доверяли свои, завещанные в пользу бедных, капиталы. И власть твердо выполняла взятые на себя обязательства. Причем Москва и москвичи не только строили больницы или приюты. Вот, к примеру, что писал «Московский листок» 12 октября 1906 года: «Управа отчислила из капиталов Великожегова и Молчалова 14 тыс. рублей на выдачу пособий бедным жителям столицы. Пособия в размере 25 руб. будут выдаваться участковыми попечительствами о бедных…» В декабре 1906-го, к примеру, в Управу поступило 1460 руб. от «неизвестного дарителя» на бесплатные обеды в Доме трудолюбия. А в октябре 1913-го, как сообщали «Русские ведомости», А. А. Бахрушиным была издана книга о великой М. Н. Ермоловой; деньги же, вырученные от ее продажи, пошли на стипендию имени артистки в детском приюте Театрального общества. Этот же из Бахрушиных в августе 1906 года, как сообщали газеты, «решил приобрести на Ваганьковском кладбище большой участок земли под актерские могилы». Это ведь тоже была помощь ближнему! Или вот еще один любопытный способ «адресной помощи» бедным: ежегодно власти Москвы из сумм, завещанных городу на благотворительность, производили конкурсную раздачу «денежного приданого» бедным невестам…
Общество
Как Ковалева стала Прасковьей Жемчуговой
История Золушки, ставшей после множества испытаний женой прекрасного принца, уже много веков будоражит воображение претенденток на хрустальную туфельку. Но вот размер обуви, как правило, не совпадает. Да и вообще – сказка, она и есть сказка… Может быть, именно потому, что раз в тысячу лет сказка становится былью, история любви графа Шереметева и крепостной актрисы Параши Жемчуговой не забыта. А тем более в Москве, поскольку все случившееся имеет к нашему городу непосредственное отношение.[b]Как Ковалева стала Жемчуговой[/b]Родилась крепостная девочка Параша Ковалева в одной из шереметевских вотчин – деревне Березняки Юхотской волости Ярославской губернии ровно 240 лет назад, 31 июля 1768 года. Отец ее, Иван Степанович, как и следует из его “говорящей” фамилии, был наследственным кузнецом. Причем, по отзывам людей знающих, кузнецом отменным, но сильно пьющим, что, впрочем, нисколько не роняло его ценность в глазах именитого владельца…В доме Шереметевых бытовало трепетное отношение к музе театра. А театр в Кускове, где играли крепостные, собранные изо всех графских имений, был знаменит не только в Москве, но и в Петербурге. Каждый “стоящий” приезжий мечтал побывать на спектаклях у графа, но не всякому это удавалось...Параша Ковалева была привезена в Кусково не то семи, не то восьми лет от роду. Наблюдала за малолетними актрисами одна из графских приживалок, княгиня Марфа Долгорукова. К способной девочке приставили опытных педагогов, которые познакомили ее с музыкальной грамотой, научили игре на клавесине и арфе, а также выучили итальянскому и французскому, без знания которых игра на сцене в XVIII веке была просто невозможна…Нескольких лет хватило, чтобы сделать из кузнецкой дочки первоклассную актрису. А раз актриса – нужен псевдоним, соответствующий блеску графской сцены. Псевдонимы у Шереметевых актерам давали по именам драгоценных камней и металлов. Вот и стала Ковалева – Жемчуговой…А потом были роли, роли… Сначала маленькие, потом побольше. Параше еще не исполнилось и 11 лет, когда она спела партию в опере Гетри “Опыт дружбы”, а в 13 лет привлекла внимание молодого наследника, графа Николая Шереметева, к своей персоне в роли Луизы из драмы “Беглый солдат”.Тогда, как считают многие, и закрутилась эта любовь. Видимо, не только симпатичная мордашка привлекала Шереметева в Прасковье. Их изрядно сблизила общая любовь к музыке и, как это ни странно звучит для схемы помещик – крепостной, усердность в занятии ею…[b]Назло невестам[/b]Когда общая любовь к музыке стала “просто любовью”, история умалчивает. Увлечение дворян “холопками” было делом обычным, но только большинство обладателей титулов “зналимеру”, а вот Николай Шереметев меры знать не хотел. Он действительно полюбил крепостную актрису. К этому времени Николай Петрович, уже полновластный хозяин своих имений, достраивает, наконец, новый театр – настоящее чудо света, в Останкине.Открытие театра состоялось 22 июня 1795 года и было приурочено к торжественному приему победителей в очередной войне с Турцией.На этот раз спектакль был патриотическим, а следовательно, не французским, не итальянским: на сцене разворачивалась музыкальная драма “Зельмира и Смелон, или Взятие Измаила” И. Козловского, написанная на слова П. Потемкина. Главная роль пленной турчанки, полюбившей русского офицера, досталась, естественно, Жемчуговой…Есть сведения, что первоначальная форма Останкинского пруда, вырытого перед дворцом, была предписана “в виде лиры”, что должно было не только подчеркивать статус дворца, но и стать подарком для любимой графской актрисы…Роман графа и Параши между тем развивался своим чередом, и ни для кого уже не был секретом, хотя официальная Москва о нем “не знала”. Сплетницы вовсю чесали языки, да изнывали от бессильной зависти засидевшиеся в девичестве московские невесты…А 30 апреля 1797 года, когда гостем Останкина стал недавно коронованный император Павел Петрович, друг Николая Шереметева по детским играм и забавам, хозяин усадьбы уже прямо намеревался попросить его о разрешении на брак с холопкой. Но… так и не решился. Видимо, слишком хорошо знал капризный характер своего друга! Хотя прием Павлу в Останкине устроили действительно царский.Вся дорога от Крестовской заставы, где заканчивалась тогда Москва, до подмосковной вотчины графа была освещена полыхавшими смоляными бочками, а чтобы не заслонять от императора красоту новостройки, было приказано при его подъезде одновременно по сигналу повалить сотни подпиленных заранее дубов и сосен! Впрочем, некоторые утверждают, что это только легенда…Достоверно известно лишь то, что император игрой Жемчуговой в спектакле “Браки самнитян” остался доволен, подарив ей в знак расположения перстень. А графа пожаловал должностью обергофмаршала, предписав переехать из Москвы в столицу…[b]Без бумажки ты...[/b]Переезд в Санкт-Петербург сопровождался многими сложностями, хотя граф и взял с собой в город на Неве часть труппы. Может, сырой питерский климат тому способствовал, а может быть – двусмысленная судьба графской “метрессы”, но только после переезда у Прасковьи Ивановны обострилась чахотка, она потеряла голос…А 31 января 1800 года граф подписал распоряжение о роспуске своего знаменитого театра. Впрочем, на отношении Николая Петровича к Параше это не сказалось. Еще в декабре 1798 года Жемчугова получила вольную, а вскоре были отпущены на волю и ее родственники, получив от графа небывалые по тем временам “дарственные”.Между тем подготовка почвы для брака графа с крестьянкой шла полным ходом. Были “разысканы” документы, удостоверяющие дворянское происхождение Прасковьи Ивановны: якобы еще в середине XVIII века польский шляхтич Ковалевский попал в плен и был поселен в имении графа Шереметева. Этой “липе” мало кто верил, но на Руси бумага всегда имела особое значение для официального хода дела…Вот и стала крепостная актриса графиней. Случилось это 8 ноября 1801 года. Венчание происходило в небольшой церкви Симеона Столпника, что и сегодня украшает угол Поварской и Нового Арбата. На праздничном обеде присутствовали только близкие друзья графа. Для всех прочих этот брак по-прежнему оставался “тайной”. Хотя Александр I, разрешения которого граф не спросил и которому “доброжелатели”, естественно, доложили о случившемся, как говорят, изволил начертать на доносе: “граф Шереметев волен жениться когда угодно и на ком угодно…” А Прасковья Ивановна 23 февраля 1803 года умерла, оставив после себя трехнедельного младенца, которого нарекли Дмитрием. Одна из легенд утверждает, что графиню отравила завистливая дворня. А может, и чахотка сделала свое черное дело – кто знает? На похороны графини никто из вельможных знакомых и родственников Шереметевых не пришел: графу не простили неравного брака. Впрочем, ему все это было глубоко безразлично – он искренно скорбел об утраченной любви.На памятнике, поставленном на ее могиле, была сделана надпись по-французски: [i]“Мне чудится, возле обители старой // Витает любимая тень. // К ней сердцем стремлюсь, // Но она ускользает…”[/i]Память об этой сбывшейся сказке про Золушку, ставшей принцессой, жива в Москве. Нам повезло: мы можем видеть и Останкинский дворец, и пруд перед ним (пусть и потерявший первоначальную форму), и дворец в Кускове, и церковь Симеона Столпника, и дворец на углу Воздвиженки, где жили молодые, и Странноприимный дом на Садовом кольце, заложенный Николаем Петровичем в 1792 году по пожеланию жены и ставший ей памятником…Есть в столице и улицы, хранящие память о ней: аллея Жемчуговой в Вишняках, выходящая к усадьбе Кусково, и Прасковьина улица в Останкине…Если бы Параша Жемчугова была “просто актрисой”, такое вряд ли было бы возможно. Но тут ведь – такая любовь, такая душещипательная история…
Общество
«Сельские имена» на карте столицы
Наш город издавна величали “большой деревней”. В столице и впрямь было много деревенского: заросшие лебедой переулки, маленькие домики, коровы и куры на улицах… Но сегодня мы вспомним о “сельских именах” на карте столицы. Среди московских названий много “полей” и “рощ”. О них и поговорим – на дворе лето, простора хочется!Самое древнее поле в Москве – [b]Кучково[/b]. Располагалось оно в районе нынешней Сретенки и Большой Лубянки и помнило о легендарном боярине Кучке, у которого “основатель” Москвы Юрий Долгорукий и отнял его владения, а бывшего хозяина убил. Впрочем, от этого самого Кучкова поля на карте Москвы ничего не осталось – только строчка в краеведческой литературе и в путеводителях.А вот от [b]Пресненского[/b] поля, где находится редакция “Вечерней Москвы”, сохранилось чуть больше.Во-первых, само слово “Пресня”: от маленькой речушки и это, уже не существующее, поле имя получило, и улицы, да и весь район. А еще Пресненское поле осталось в стихах А. С. Пушкина:[i]…Авось на память поневолеПридет вам тот, кто вас певалВ те дни, как Пресненское полеЕще забор не заграждал.[/i]Пресненское поле упомянул Пушкин не случайно: здесь, на пересечении Средней Пресни (ул. Заморенова) и Трехгорного переулка, жили сестры Ушаковы, в чей домик поэт, как утверждает молва, заглядывал совсем не просто так…Было в Москве и [b]Гороховое поле[/b]. Тут, вблизи современного Курского вокзала, в старину находился государев Гороховый двор.Да и современная [b]Полянка[/b] – память о полях, располагавшихся по обочинам старого ямщицкого тракта.А московские рощи? Самая знаменитая из них, разумеется, Марьина, получившая название от деревни Марьино, Бояркино, которая стояла там, где в наше время проходит Калибровская улица. Эта улица еще в 1950-х так и называлась – [b]Марьина Деревня[/b]. Теперь об этом помнят разве что немногочисленные старожилы района…[i]Названий неразгаданная власть:от сотворения города,издревлета улица Московская зваласьна редкость просто –Марьина Деревня.Какая Марья и когда жила –неведомо, но улица – была…[/i]Была в Москве и еще одна роща – [b]Тюфелева[/b], располагавшаяся в районе нынешних Автозаводских улиц. Имя на карте Москвы сохранилось, а вот само название откуда? Историки считают, что это искаженное московским говором слово “Тухолево”: была тут когда-то деревенька с не слишком благозвучным именем – Тухоля… А вот еще одна столичная роща – [b]Анненгофская[/b]. Эта рощица несколько веков зеленела в Лефортове, на подступах к летнему царскому дворцу и всесезонной военной тюрьме. По московскому преданию, роща появилась чуть ли не в одну ночь, после того, как выглянувшая из своего дворца императрица Анна Иоанновна посетовала, что не видит благодатной зелени… Эту рощу москвичи не любили. По свидетельству современников, в конце XIX века ее превратили в свалку мусора и (как бы мы сейчас сказали) настоящий бомжатник. А потому страшный конец этой рощи был, как поговаривали, вполне предсказуем: она была сметена с лица земли страшным ураганом, пронесшимся на Москвой 16 июня 1904 года…Сохранилась в Москве и улица с названием [b]Ермакова Роща [/b]– память о землевладельце середины XIX века.Если о каких-то московских полях и рощах мы забыли упомянуть – прощенья просим! – Москва велика, всего не упомнишь, обо всем не расскажешь. А то, что эти “поля” и “рощи” напоминают нам о нашем деревенском прошлом, так стесняться нечего: не стесняется же Париж своих Елисейских Полей?
Общество
Михаил Лунин: экстравагантный дерзец или бунтарь?
История знает много примеров того, когда в некоторых прославленных семьях количество их членов, слывущих в обществе людьми “не от мира сего”, превосходит умеренную и почтенную часть “фамилии”. Таково было и весьма известное в старину семейство Луниных.Почти все Лунины отличались теми или иными чудачествами, служившими предметом пересудов и досужих вздохов у великосветских кумушек.Сегодня мы хотели бы вспомнить лишь об одном из Луниных – том самом, о котором Александр Сергеевич Пушкин когда-то написал:[i]Друг Марса, Вакха и Венеры,Тут дерзко Лунин предлагалСвои решительные мерыИ вдохновенно бормотал…[/i]Михаил Сергеевич Лунин, по свидетельству хорошо знавших его людей, был человеком весьма остроумным и оригинальным. Его остроты отличались какой-то особой бесшабашностью, а порой и цинизмом, но до поры до времени все сходило ему с рук.Лунин был завзятый дуэлянт, неоднократно дрался на шпагах и пистолетах, но полагавшегося в России за это суда счастливо избежал, как, впрочем, и малейшей царапины от противников. Его эксцентричность доходила до невозможного. Будучи кавалергардом, Михаил побился однажды об заклад с сослуживцем, что проскачет абсолютно голым на лошади по всему стольному Санкт-Петербургу. И выиграл пари!Но эта эксцентричность, делавшая его героем скандальной хроники и кумиром дам, довела его до сумы: наделав колоссальнейших долгов, Лунин был вынужден буквально бежать за границу. Сделав это без разрешения императора, Лунин оказался не просто эмигрантом, но настоящим изгоем для России.Поселившись в Париже, он совершил еще более тяжкий проступок – принял католичество. Живя на какие-то гроши в полуразрушенной мансарде, Лунин кормился частными уроками, в свободное время работая над трагедией “из русской истории” – “Лжедмитрий I”, которую писал по-французски! Хотя в этом-то как раз удивительного ничего нет: кто из русских дворян не знал французский язык лучше родного? А потом – новый поворот судьбы: после смерти отца Михаил Лунин внезапно стал владельцем огромного состояния, приносящего 200 тысяч рублей годового дохода! Был повод вернуться в родные пенаты.И Лунин возвращается, причем – снова без разрешения императора, что для любого другого означало бы как минимум расследование с непредсказуемым концом. А ему все сходит с рук. Лунин просто садится на корабль, отплывающий в Санкт-Петербург, а высадившись на набережную в Северной столице, немедля отправляется безо всякого доклада на прием к князю Волконскому, живущему в Зимнем дворце.Рассказывают, что, увидев перед собой “беглеца”, князь чуть было не лишился чувств… Недавний изгнанник Михаил Лунин был принят на царскую службу в том же чине, с которого “дезертировал”. Правда, пришлось поменять гвардию на армию. Да и служить его определили в Варшаву, под начало известного своей строгостью цесаревича Константина Павловича. Впрочем, Лунин и ему вскоре стал одним из самых близких людей – умел пользоваться своим обаянием этот воинственный повеса! Только последнего “чудачества” Лунина – участия в заговоре декабристов – ему не простили. Он был осужден по первому разряду, отправлен на каторгу в Петровский завод, а потом – в Читу, где жил на поселении.[i]“Голос у него был резкий, пронзительный, слова точно сами собой срывались с насмешливых губ и всегда попадали в цель. В спорах он побивал противника, нанося раны, которые не заживали…” [/i]Так писал о Лунине французский писатель и переводчик Ипполит Оже, познакомившийся с нашим героем уже “во глубине сибирских руд”…Между прочим, эти самые слова, “срывавшиеся с насмешливых губ” и запечатленные на бумаге, сделали судьбу Лунина еще более трагической, чем для многих его товарищей по несчастью. Он выделялся независимостью суждений, а несколько его высказываний, ставших достоянием английской прессы, вызвали такой гнев императора Николая Павловича, что Михаил Лунин был вновь арестован, заключен в Акатуйский замок, где и скончался скоропостижно (или был убит?) при невыясненных до конца обстоятельствах… Михаил Лунин был храбрым человеком – золотая шпага за храбрость в Бородинском сражении говорит об этом. Но так уж сложилось, что во многих мемуарах Лунин остался скорее экстравагантным чудаком, чем лихим воякой или бескомпромиссным бунтарем-революционером. Как вспоминала одна из мемуаристок, и в Сибирских рудниках [i]“это был тот самый Лунин, что в молодости голым на коне по Петербургу проехал…”[/i]А в Москве о семействе Луниных нам напоминает знаменитый “дом Луниных”, что вот уже много лет украшает внутренний проезд Никитского бульвара. Особняк этот (а вернее – два дома) построен по проекту знаменитого архитектора Д. И. Жилярди в 1818 и 1823 годах для бравого генерала Н. П. Лунина, приходившегося декабристу дядей. Здесь когда-то проходили знаменитые музыкальные вечера, на которых блистала дочь хозяина, учившаяся пению в Милане и там вышедшая замуж за графа Ричи, знаменитого итальянского певца…“Дом Луниных” по сию пору составляет гордость московских бульваров. Хотя имя беспутного племянника гораздо больше знакомо москвичам, чем его законопослушного дяди, для которого этот особняк строился.Такая это вещь – память людская…
Общество
Сколько раз улетали саврасовские грачи?
[b]Говорят, что пьянство — порок на Руси извинительный или, как заметил один литературный персонаж, «недуг божественный»! Пьяненькому и сейчас место в автобусе скорее, чем старушке какой-нибудь, уступят и выпендреж публичный простят… Но одно дело, когда запоем пьет водопроводчик дядя Вася (кран завсегда кто-нибудь починит!), а другие — если водка превращает в ничто любимого артиста, знаменитого писателя, выдающегося художника…[/b]Алексей Кондратьевич Саврасов — фигура в русской живописи примечательная. Даже те, кто ни разу в Третьяковке не был, знают его знаменитых «Грачей» по открыткам и журнальным иллюстрациям. А вот сколько раз «прилетали» эти самые грачи на холст или картон художника, известно далеко не всем. Дело в том, что этот ставший знаменитым сюжет кормил, а — главное! — поил Алексея Кондратьевича в те годы, когда спившийся профессор живописи уже не выбирался из трущоб Хитровки.В последние десять лет своей жизни давно потерявший собственный дом художник частенько ночевал в рамочных мастерских, где изготовляли товар для знаменитой московской толкучки — Сухаревского рынка. «Придет бывало пьяный — лыка не вяжет, впустишь его, уложишь на каком-нибудь матрасике в углу, — вспоминал один из «мастеров по багету». — А утром проснется, дрожит — за шкалик на все готов! Опохмелишь его, чтобы руки трястись перестали, картон ему, краски — они у нас наготове были, — и рисует Алексей Кондратьевич.То повторит своих «Грачей», а то просто ночь или пейзаж какой-нибудь изобразит… Но чаще он зиму рисовал. Картинку закончит, водочку допьет — только мы его и видели!..» Эти «пейзажики» и продавались потом на Сухаревке по цене от 2 до 5 рублей вместе с рамкой. Писал он их, как вспоминает современник, используя только три краски — черную, белую и красную. Может быть, поэтому и попадал на «сухаревские картоны» чаще всего зимний пейзаж — белое с черным? И подписывал их художник не полной фамилией, а только двумя буквами — А.С.Родственники, московские друзья, бывшие ученики не раз пытались спасти Саврасова: вытаскивали его из ночлежек, брали к себе на квартиру, снимали для него жилье, переодевали из тряпья в приличную одежду, но долго удержатьот водки не могли. А выпил бывший профессор живописи Саврасов — и все сначала! Его патологически тянуло не к респектабельным друзьям юности, а к таким же, как он, босякам, нищим, бродяжкам, ютившимся на нарах ночлежки господина Кулакова…В последние годы жизни «простой водки» ему было уже мало: встретившись со своим обычным собутыльником, автором не так давно переизданной книги «Московская старина» Иваном Кондратьевым, Саврасов пил только чистый спирт, закусывая его ярко-красной, звенящей с мороза клюквой…Известный бытописатель литературной Москвы Иван Белоусов вспоминает: «За год до смерти я встретил Саврасова на Мясницкой улице — это было зимой, — одет он был в ситцевую, стеганную на вате кацавейку, какие носят деревенские старухи и огородницы; подпоясан веревкой. Старые, с заплатками, кальсоны внизу обмотаны какими-то тряпками. Обрывки веревок придерживали на ногах рваные опорки. На голове была надета черная, с широкими полями, «художническая» шляпа. Под мышками он держал старую папку — вернее, переплет от конторской книги. Несмотря на убогость костюма, вся его крупная фигура, с большой седой бородой, казалась величественной.Он стоял на углу Златоустинского переулка и спокойно смотрел на мимо идущую толпу, гордо подняв красивую голову… Я подошел, поздоровался с ним, он сейчас же предложил мне пойти в трактир и выпить водки».Пьянство сгубило художника. В начале осени 1897 года он подцепил на Хитровке какую-то болезнь, был отправлен в больницу для чернорабочих, где и умер 26 сентября в возрасте 67 лет отроду...Похоронили Саврасова «за счет общества» на старом московском Ваганьковском кладбище, которое в конце позапрошлого века еще не было столь престижным. На могиле был поставлен дешевый деревянный крест, который со временем подгнивал, но какая-то добрая рука всякий раз углубляла его в землю…Только счастливая случайность не позволила могиле художника затеряться без следа, и сегодня после посещения Третьяковки, где на стене висят те самые — первые! — «Грачи прилетели», можно заглянуть на Ваганьково и постоять у «последнего ночлега» человека, растратившего себя, по русскому обычаю, на пьяную суету сует…[b]А маленькие картоны, зарисованные в три краски и подписанные инициалами А.С., и сегодня, как говорят, можно найти в частных московских коллекциях…[/b]
Общество
Многолетний календарь
Давно уже стало доброй традицией, что по осени в Москве собирают не только урожай и пересчитывают статистических цыплят, но и устраивают премьеры книг. И ежегодная Книжная ярмарка тому подмога, и привычное осеннее «начало сезона», и стародавний российский обычай праздновать Новый год 1 сентября.А раз нынче у нас с вами уже наступил Новый год, то нужен и новый календарь. Какой? – спросите вы. «Московский календарь» на все девять (без малого) узаконенных веков жизни столицы.Придумали и осуществили этот симпатичный книжный проект Юрий и Анна Безелянские, давние друзья и авторы нашей газеты, с помощью издательства «Радуга».Нужно признать, что всяческих календарей в Первопрестольной всегда издавалось множество. Но придать летоисчислению «чисто московский» смысл авторам удалось впервые.12 «глав» – месяцев, 366 «подглавок» – по числу дней в году, и – события, люди, опять события… Почему «подглавок» не 365, а 366? Да просто приметливые авторы сумели отыскать и достойное событие для всегдашнего календарного неудачника – Касьянова дня, 29 февраля.Оказывается, именно в этот последний зимний день 1908 года открылось артистическое кабаре «Летучая мышь». МХАТовский бомонд веселился до упаду: К. С. Станиславский в тот день сплясал, а актриса О. Л. Книппер-Чехова спела легкомысленную шансонетку…У обычных календарей есть странное свойство: они день ото дня худеют, листки у них облетают и – жизнь кончается. Но «Московскому календарю» это не грозит: жизнь книге предстоит, несомненно, долгая, а читателей день ото дня у нее будет – мы уверены! – все больше и больше.
Общество
Москва и голуби
Те из москвичей, кто уже перевалил полувековой юбилей, помнят, что московское небо еще в середине прошлого века было совсем не таким, как нынче. В нем всегда были голуби. Это были не те назойливые сизари, которые почти бескрылой толпой и сегодня толкутся в компании с воробьями на людных перекрестках и в скверах, выпрашивая доброхотное подаяние в виде крошек слоеных пирожков, перемешанных с пережаренными семечками…В московском поднебесье парили десятки тысяч белокрылых, кремовых и иных красавцев. А их хозяева, замерев в восторге, следили за полетом своих любимцев из-под козырька лихо заломленной фуражки с пуговкой – непременного атрибута дворовой шпаны тех лет (а настоящий голубятник – обязательно «шпана»!)...Да и повзрослевшие, «оженившиеся» мальчишки нередко продолжали гонять голубей, вызывая у своих более степенных ровесников и ровесниц едва скрываемую иронию: «Что с него взять? Голубятник!..»Помните героя культового фильма «Любовь и голуби»? Или ремесленника из еще более ранней киношки «Прощайте, голуби»? Это ведь фильмы не только о страстях, кипевших где-то там, в дальней провинции; это кино о нас, москвичах середины ХХ века! «Голубиная охота», а именно так (почти по научному) именовалось это увлечение миллионов, всегда была занятием московской окраины. Не то чтобы на главных улицах не встречались «любители». Просто в центре города все было гораздо сложнее: непреклонные управдомы и вредные дворники мешали голубятникам развернуться во всю ширь своей крылатой души.И все-таки закрытые формально на замок чердаки (а кое-где и балконы) тогдашних пятиэтажных московских «небоскребов» обязательно давали приют хотя бы двум-трем парам турманов, почтарей или банточных…А московская окраина и вовсе была исконно голубиной страной! Одноэтажные, почти деревенские, домишки нынешнего проспекта Мира и окрестных улочек с переулочками были, на моей послевоенной памяти, просто отданы на откуп голубятникам. Голубятни большие и малые, сверкающие нержавейкой и белилами, и сереющие бесчисленными заплатами – они были обязательной приметой тогдашних улиц.И все кругом были знатоками. Даже те, кто никогда не водил голубей, со знанием дела могли порассуждать о количестве перьев в хвосте «настоящего» турмана и о километраже, который способен накрутить почтовик с соседней улицы…Не интересоваться голубями, не любить их было стыдно; это было в чем-то сродни полному непониманию футбола! Нынче не то. Знатоки «голубиной охоты» стали редким товаром, да и голубятни почти исчезли с лица московской земли. Говорю «почти», потому как, чем ближе к окраине, тем заметнее торчащие то тут, то там голубиные «особняки», стоящие как неприступные крепости вопреки всему. Во всяком случае, на московской околице голубятни умудряются мирно сожительствовать и с гаражами, и с торговыми палатками, и даже с постами ГАИ (сам видел, а где – не скажу: зачем людям в форме неприятности?)…Типичная картинка моего родного нынче Орехова-Борисова. Ставятся новенькие массивы «ракушек» у метро «Красногвардейская». Все выравнивается бульдозерами, асфальтируется, в узорные решетки вгоняется. А стоящую тут уже лет пятнадцать двухэтажную голубятню не трогают! Аккуратненько так «обтекают», оставляя на «островке безопасности» посреди будущего автомобильного царства…Я тут не так давно с одним из владельцев окрестных голубятен беседовал. Спрашиваю его:– А как ты, Сергеич (так он представился), умудряешься и место занимать, и с властями ладить, и любимыми голубями посреди каменных джунглей заниматься?– А чего, – говорит, – ко мне приставать! Участковый местный в возрасте. Он к голубям хорошо относится. Шуму и беспорядку от меня никакого. Местному дэзовскому начальству не до моей голубятни на краю оврага. У них ко мне ни материального, ни личного интереса нет… Но шуметь обо мне в газете не надо. А то у нас как всегда бывает: как только с добрыми намерениями о ком-то напишут, тут ему и конец приходит: у начальства глаза раскрываются…– А голубей-то давно гоняешь?– С малолетства. Привык.– А жена не против?– Так ее и нет, жены-то… Одна померла, а со второй я сам разженился…– Из-за голубей?– Да на что ей голуби? Ей и я-то был нужен два раза в месяц. В аванс и в получку…– Это значит, характерами не сошлись…– Ага, характерами…Сергеич просит закурить и, молча кивнув, отправляется к себе, на зарешеченную верхотуру, откуда в мое далеко доносится самое нежное воркованье. И не понять: может, это он сам там, на «втором этаже», заговорил по-голубиному, на языке, которого так и не смогла понять его бывшая жена, и которому я сам давно уже разучился…
Общество
Москва и голуби
Те из москвичей, кто уже перевалил полувековой юбилей, помнят, что московское небо еще в середине прошлого века было совсем не таким, как нынче. В нем всегда были голуби. Это были не те назойливые сизари, которые почти бескрылой толпой и сегодня толкутся в компании с воробьями на людных перекрестках и в скверах, выпрашивая доброхотное подаяние в виде крошек слоеных пирожков, перемешанных с пережаренными семечками…В московском поднебесье парили десятки тысяч белокрылых, кремовых и иных красавцев. А их хозяева, замерев в восторге, следили за полетом своих любимцев из-под козырька лихо заломленной фуражки с пуговкой – непременного атрибута дворовой шпаны тех лет (а настоящий голубятник – обязательно «шпана»!)...Да и повзрослевшие, «оженившиеся» мальчишки нередко продолжали гонять голубей, вызывая у своих более степенных ровесников и ровесниц едва скрываемую иронию: «Что с него взять? Голубятник!..»Помните героя культового фильма «Любовь и голуби»? Или ремесленника из еще более ранней киношки «Прощайте, голуби»? Это ведь фильмы не только о страстях, кипевших где-то там, в дальней провинции; это кино о нас, москвичах середины ХХ века! «Голубиная охота», а именно так (почти по научному) именовалось это увлечение миллионов, всегда была занятием московской окраины. Не то чтобы на главных улицах не встречались «любители». Просто в центре города все было гораздо сложнее: непреклонные управдомы и вредные дворники мешали голубятникам развернуться во всю ширь своей крылатой души.И все-таки закрытые формально на замок чердаки (а кое-где и балконы) тогдашних пятиэтажных московских «небоскребов» обязательно давали приют хотя бы двум-трем парам турманов, почтарей или банточных…А московская окраина и вовсе была исконно голубиной страной! Одноэтажные, почти деревенские, домишки нынешнего проспекта Мира и окрестных улочек с переулочками были, на моей послевоенной памяти, просто отданы на откуп голубятникам. Голубятни большие и малые, сверкающие нержавейкой и белилами, и сереющие бесчисленными заплатами – они были обязательной приметой тогдашних улиц.И все кругом были знатоками. Даже те, кто никогда не водил голубей, со знанием дела могли порассуждать о количестве перьев в хвосте «настоящего» турмана и о километраже, который способен накрутить почтовик с соседней улицы…Не интересоваться голубями, не любить их было стыдно; это было в чем-то сродни полному непониманию футбола! Нынче не то. Знатоки «голубиной охоты» стали редким товаром, да и голубятни почти исчезли с лица московской земли. Говорю «почти», потому как, чем ближе к окраине, тем заметнее торчащие то тут, то там голубиные «особняки», стоящие как неприступные крепости вопреки всему. Во всяком случае, на московской околице голубятни умудряются мирно сожительствовать и с гаражами, и с торговыми палатками, и даже с постами ГАИ (сам видел, а где – не скажу: зачем людям в форме неприятности?)…Типичная картинка моего родного нынче Орехова-Борисова. Ставятся новенькие массивы «ракушек» у метро «Красногвардейская». Все выравнивается бульдозерами, асфальтируется, в узорные решетки вгоняется. А стоящую тут уже лет пятнадцать двухэтажную голубятню не трогают! Аккуратненько так «обтекают», оставляя на «островке безопасности» посреди будущего автомобильного царства…Я тут не так давно с одним из владельцев окрестных голубятен беседовал. Спрашиваю его:– А как ты, Сергеич (так он представился), умудряешься и место занимать, и с властями ладить, и любимыми голубями посреди каменных джунглей заниматься?– А чего, – говорит, – ко мне приставать! Участковый местный в возрасте. Он к голубям хорошо относится. Шуму и беспорядку от меня никакого. Местному дэзовскому начальству не до моей голубятни на краю оврага. У них ко мне ни материального, ни личного интереса нет… Но шуметь обо мне в газете не надо. А то у нас как всегда бывает: как только с добрыми намерениями о ком-то напишут, тут ему и конец приходит: у начальства глаза раскрываются…– А голубей-то давно гоняешь?– С малолетства. Привык.– А жена не против?– Так ее и нет, жены-то… Одна померла, а со второй я сам разженился…– Из-за голубей?– Да на что ей голуби? Ей и я-то был нужен два раза в месяц. В аванс и в получку…– Это значит, характерами не сошлись…– Ага, характерами…Сергеич просит закурить и, молча кивнув, отправляется к себе, на зарешеченную верхотуру, откуда в мое далеко доносится самое нежное воркованье. И не понять: может, это он сам там, на «втором этаже», заговорил по-голубиному, на языке, которого так и не смогла понять его бывшая жена, и которому я сам давно уже разучился…
Общество
Память – это дорого, но как же без нее?
[b]В последнее время все чаще обсуждается вопрос о восстановлении, а точнее — о создании заново памятника одному из самых почитаемых когда-то российских императоров — Александру Освободителю. Но чтобы идти вперед, нужно прежде оглянуться на то, что осталось у тебя за спиной.[/b]Попробуем вспомнить историю существовавшего когда-то в Москве памятника.Судьба «бронзовых людей», как и судьба живых «человеков», складывается по-разному. Но и у них есть день рожденья; они оказываются любимы или не любимы окружающими; они болеют и иногда умирают от старости… Все как у людей! Памятник можно даже убить или казнить по приговору чиновничьего суда, рядящегося в тогу суда истории… Памятник императору Александру Второму, прозванному за главное свое деяние — освобождение крестьян от крепостной зависимости — Освободителем, тоже имеет свою историю. Судьба памятника еще до рождения оказалась трудной, а в конце недолгой жизни — трагической.Уже через неделю после гибели императора городской голова С. М. Третьяков предложил установить ему «памятник народный в Кремле». Был организован Комитет по сооружению монумента, председателем которого стал тогдашний генерал-губернатор В. А. Долгоруков.Деньги на памятник собирали по всей России. Основные пожертвования поступили от Московской думы, Городского управления, губернского земства.«Скинулись» по 50 тысяч и сыновья покойного императора. Немалые деньги пожертвовали купцы и предприниматели. Но самыми дорогими были рубли и полтинники, поступавшие в адрес Комитета от простых обывателей. За четверть века собрали 1 миллион 762 тысячи рублей.Впрочем, по приведенным в справочниках данным, сам памятник обошелся «всего» в 800 тысяч рублей. Остальное, видимо, съели «орграсходы». Одних только конкурсов было проведено три, но ни один не выявил победителя. Раздавались премии, выделялись наиболее удачные варианты, но… все время что-то было не так! То всего «слишком много», то — «мало», то памятник слишком «холоден», то — излишне «сентиментален»... Во множестве вариантов император был изображен на коне, по поводу чего комиссия вынесла такой приговор: «Подобный памятник с заменой надписи может быть поставлен каждому военному генералу…»Сейчас уже мало кто знает, что среди прочих был и проект архитектора Шурупова, предлагавшего установить памятник не в Кремле, а на Красной площади. Практически на том месте, где в более поздние времена был выстроен Мавзолей! Кончилось тем, что дело взял в свои руки сам Александр Третий. Он поручил художнику П. В. Жуковскому (сыну поэта) и инженеру Н. В. Султанову составить проект памятника. В мае 1890 года их предложения были «высочайше одобрены». А статую императора заказали академику архитектуры А. М. Опекушину (автору бронзового Пушкина), получившему одну из премий конкурса.Монумент решили установить на южном склоне Боровицкого холма, обратив его фасадом к Кремлю. Правда, перед этим памятник долго «вертели»: то лицом к Москве-реке повернут, то к Соборной площади…Летом 1890 года около двухсот землекопов начали выемку грунта. Этот котлован, между прочим, оказался и удачным археологическим «раскопом».Вскрыли фундамент древних каменных приказов, откопали множество ядер, подков, нательных крестов, монет, изразцов, глиняных чернильниц и даже цепей колодников! А еще было множество человеческих останков, которые, очевидно, принадлежали москвичам, погибшим в 1571 году во время нашествия крымского хана… Археологические находки передали в музей; человеческие останки захоронили, а памятник, закладка которого была осуществлена 14 мая 1893 года, через 5 лет, наконец, достроили. Каменную глыбу весом 1500 пудов для пьедестала доставили осенью 1897 года к платформе Смоленского (Белорусского) вокзала. По Тверской к Кремлю платформу тянули 14 троек лошадей, а также множество добровольцев, державшихся за боковые веревки платформы… Церемония открытия была намечена на 16 августа 1898 года.Огромное стечение народа, присутствие всей императорской семьи и, как бы сейчас сказали, других VIP-персон, звон колоколов, орудийный салют в 360 выстрелов…Несмотря на свой «парадный облик», памятник полюбился москвичам. Может быть, потому, что его можно было «читать», как книгу: на стене — краткая летопись жизни монарха, портретные мозаики князей и царей... А может быть, потому, что тут можно было просто присесть на скамеечку в боковой галерее и полюбоваться видом Замоскворечья? Спросить об этом уже некого.Разве что старые фотографии и открытки покажут нам, каким был мемориал. Во исполнение печально известного декрета СНК «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг» уже в 1918 году разобрали статую императора.А вот мощное основание с сенью, шатрами и галереями простояло еще целое десятилетие. Все это время рассуждали: разобрать его окончательно или (ввиду отсутствия денег на снос) установить на пустой пьедестал какую-нибудь революционную личность. Одной из кандидатур на «освободившееся место» был памятник 10-летию Октября. Но к 1928 году памятник снесли окончательно, уничтожив заодно и притулившуюся у его подножия древнюю церковь Константина и Елены. Впрочем, смотреть на то, как доламывают памятник, кроме большевистских вождей, было уже некому: Кремль к этому времени был закрыт для москвичей.К 50-летию установления советской власти на этом месте появилась очередная фигура «вождя мирового пролетариата», странным образом повторившая судьбу ленинской гробницы, вставшей на одном из предполагаемых для монумента Александру II мест. Впрочем, не прошло и четверти века, как Ильича из Кремля убрали…Стоять ли в столице новому памятнику Александру Освободителю? Или решиться на восстановление снесенного? Дорого все это, но ведь и память людская — не дешевка!Впрочем, время покажет…
Общество
Самый разрушительный «прожект» Баженова
[b]Если бы госпожа История и власть имущие далекого осьмнадцатого века распорядились бы по-другому, Московский Кремль мог бы стать сооружением, знакомым нам лишь по старинным гравюрам и графическим реконструкциям.[/b]Создавая новое, мы часто вынуждены разрушать старое. А каждый архитектор, градостроитель просто обречен быть разрушителем. В противном случае ему обязательно потребовалась бы нетронутая целина для осуществления своих замыслов.Василий Иванович Баженов был великим архитектором и великим неудачником. Он проектировал дворцы, а достраивать их поручали другим. Он строил, а Время отказывалось сохранять для потомков его творения.Всем известна судьба его великолепного ансамбля в Царицыне. Но этот проект не был самым грандиозным из задуманного этим гениальным человеком.«Главный» баженовский проект предполагал ни много ни мало снос большей части Кремля и постройку на его месте огромного дворцового ансамбля, «достойного столичного града и века Екатерины».Собственно говоря, работы по «приданию нового блеска Кремлю» были заранее санкционированы из Петербурга. Не так давно ставшей самодержицей Всероссийской «матушке Екатерине» очень нужны были масштабные прожекты, способные удивить и ее подданных, и всю Европу. Для этого в 1768 году создается Экспедиция Кремлевского строения, главным архитектором которой назначают Баженова. А тот решил не размениваться по мелочам, а просто полностью обновить ансамбль Московского Кремля.Прежде всего должны были пасть стены и башни, которые зодчий полагал лишь укреплениями и, видимо, не особенно ценил.Из древних зданий Василий Иванович предполагал оставить только Успенский, Архангельский, Благовещенский соборы, колокольню Ивана Великого, Теремной дворец, Грановитую палату, Царское крыльцо и петровский Арсенал. А древние монастыри, старые дворцы и приказы средневекового Кремля подлежали сносу.По мысли архитектора комплекс новых зданий, как «огромная рама», должен был окружить древние строения, подчеркнув тем самым их историческое достоинство.«Что изначально? Здание ли в городе, куда я прихожу, как в храм, или город, стенами своими объемлющий множество зданий?.. Здания являют городу свою физиогномию, обличье города – это обличье его зданий…» Так излагал свое кредо зодчий в программе для Московского архитектурного училища.Закладка нового Кремлевского дворца состоялась 1 июня 1773 года. Но еще за три года до этого были сломаны до основания Тайницкая, Петровская и две Безымянные башни, снесены соединяющие их средневековые стены, обращенные к Москве-реке. Сама закладка дворца была превращена в грандиозный праздник.На специальных подмостках у подножия Боровицкого холма был возведен деревянный храм Славы Российской, окруженный четырьмя арками, обращенными к четырем сторонам света, а внутри храма располагались скульптурные аллегории, посвященные «всем четырем стихиям». К помосту от Архангельского собора вела лестница из 165 ступеней, а сам помост окружали деревянные щиты с «картинами Славы Российской». Это были преимущественно батальные сцены, изображавшие победы русских над тогдашними «главными врагами» – турками: Чесменский бой и сражение под Бендерами. Торжества начались в 9 часов утра и продолжались далеко за полночь: торжественная литургия в Архангельском соборе, процессия, продолжавшаяся около двух часов, танцевальное представление «разных народов», населявших Россию, музыка, фейерверки, выступления виршеплетов, театральные представления и – как кульминация – эмоциональная речь самого Баженова…Баженовский прожект вызвал далеко не однозначную реакцию у современников.[i]…И расцветет Москва подобьем райска крина.Возобновляет Кремль и град Екатерин!..Низвержена гора монаршей волей,И Кремль украсится своею новой долей…[/i]Так писал о начавшейся перестройке А. Сумароков. А вот молодой еще в ту пору офицер Г. Державин менее восторженно отнесся к проекту. Он написал оду «На случай разломки Московского Кремля для построения нового дворца», где есть очень горькие строки:[i]…Прости престольный град, великолепно зданье,Чудесной древности Москва,Россий блистанье.Сияющи верхи и горды вышины,На диво в давний век вы были созданы.В последний раз зрю вас, покровы оком мерюИ в ужасе тому дивлюсь, сомнюсь, не верю…[/i]Как оказалось, в целесообразности намеченного сомневался не один Державин. Императрица тоже (правда, уже после торжественной закладки дворца и многих «порушений») начала «сомневаться». А есличестно, то на подобное – очень дорогое! – мероприятие в России просто не оказалось денег. Все уходило на войну, помпезную жизнь императорского Санкт-Петербурга и дорогие подарки фаворитам…Одним словом, не было бы счастья, да несчастье помогло. Иначе мы с вами Кремля в его нынешнем виде никогда не увидели бы! Хотя, может быть, тот огромный дворец, который хотел создать Баженов, нынче значился бы в списке «чудес света»?История не знает сослагательного наклонения. А посему, перефразируя одного недавнего создателя афоризмов, можно со спокойной совестью сказать: как вышло, так и вышло, как бы, кто бы и когда бы чего ни хотел! Прошли века. «Подвиг» Баженова не решился повторить ни один из «отцов города» или зодчих. Даже в печально знаменитые 1920–1930 годы, когда «порушили» половину Москвы, на кремлевские стены никто не покушался. Хотя почти все монастыри, которые приговорил к слому Баженов, разрушили (но ничего путного не построили!).Вот и вся история несостоявшегося «кремлевского чуда». А восстанавливать кремлевские стены пришлось вскорости после сноса более рационально мыслящему собрату В. И. Баженова – М. Ф. Казакову.Спасибо ему за это!
Общество
700 страниц истории города
[b]Книги и альбомы, повествующие об истории нашего города, выходят в последние годы не так уж редко. В преддверии памятных дат и юбилеев – чаще, в «обычные» годы – реже. Но такие фолианты, содержащие кроме интересного и познавательного текста еще и множество редких фотографий столетней давности, появляются на прилавках далеко не каждый день.[/b]Книга «Москва начала века» – первая в многотомной антологии «Строители России. ХХ век», выпущенной издательством «О-Мастеръ» по инициативе Госстроя РФ и нескольких организаций и общественных объединений. Над книгой работали более 100 авторов. Кроме прекрасного качества иллюстраций в этом томе есть и подробная летопись событий, и обширная библиография, и специальные указатели…Не знаю, как другим, а мне, любящему Москву во всех ее ипостасях, много лет собирающему материалы о Москве, пишущему о ней, заполучить в руки такую книжищу представляется очень заманчивым… Книга грамотно построена, удобна в пользовании: московская торговля, культура, промышленность, финансы, архитектура – все является предметом описания в отдельных главах.Хотите узнать о том, как зарождался московский кинематограф? – Пожалуйста! Желаете полюбопытствовать, какие музеи мог посетить москвич начала прошлого века? – И это отражено. Вас интересуют люди, удостоенные когда-то звания «Почетный гражданин Москвы»? – Их полный список на соответствующей странице. А еще – отдельно! – все о московских парках, банях, прачечных, богадельнях, доходных домах и домах бесплатных квартир…В общем, очень полезная и хорошо изданная книга! Будем ждать следующих выпусков.
Общество
Приказано быть губернатором
[b]Еще при жизни одни считали его последней надеждой России, а другие ненавидели – как ее губителя. Причем при дворе врагов у великого реформатора было ничуть не меньше, чем в революционном подполье…[/b]В жизни Петра Аркадьевича Столыпина – а прожил он всего 49 лет – было многое: беззаботное детство в кругу старинной и богатой дворянской семьи; гимназия в Вильно, естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета (где одним из его преподавателей был Д. И. Менделеев); должность мирового судьи и губернского предводителя дворянства; два губернаторства – в Гродно и в Саратове… Призванный Николаем II на должность министра внутренних дел в апреле 1906 года, в разгар русской революции, уже в июне он стал и председателем Совета министров. По воспоминаниям дочери Столыпина Марии, «отец, по присущей ему скромности, не ожидал такого назначения, был сильно озадачен… и просил государя, хотя бы в виде подготовки, назначить его товарищем (заместителем) министра… На это государь ответил: «Петр Аркадьевич, я вас очень прошу принять этот пост… Я вам приказываю». После такого разговора Петру Столыпину оставалось только подчиниться. Как бы там ни было, но именно в апреле 1906 года и родился «настоящий» Столыпин – государственный деятель, которого помнят и (с некоторых пор) ценят в России.[b]«СТОЛЫПИНСКИЕ ГАЛСТУКИ»[/b]Назначение П. А. Столыпина министром внутренних дел произошло, волею случая, всего за день до торжественного открытия Государственной думы – первого «парламента» в истории России.Отношения с народными избранниками у министра сразу не заладились. Всем известно его знаменитое: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия», сказанные на одном из заседаний Думы. Два царских указа отмечают первый год «эры Столыпина»: о военно-полевых судах для террористов и о выделении части общинных земель в частную собственность. И Столыпинреформатор, и Столыпин-усмиритель – это один и тот же человек, видевший цель и идущий к ней, несмотря ни на что.После злого выступления одного из депутатов виселицы, являвшиеся обычным финалом военно-полевых судов, стали называть «столыпинскими галстуками». От него требовали ликвидировать эти суды, а он отвечал: «Умейте отличать кровь на руках врача от крови на руках палача…» А вот столыпинская аграрная реформа по праву считается наиболее важным событием в жизни России после освобождения крестьян. За 1907–1915 годы вышли из общины и получили землю в собственность 25 процентов крестьянских дворов! Больше трех миллионов крестьян переселились в Сибирь и Среднюю Азию, где власть давала им большие земельные наделы. «Левые» в Думе снисходительно именовали обзаведшихся землей крестьян «столыпинскими отрубниками». Это было своеобразное «освоение целины» начала века.Только в отличие от хрущевского эксперимента оно дало положительные результаты. Посевные площади за 10 лет увеличились на 10 процентов, а наш хлебный экспорт вырос на ровно на треть! Если бы не война и не еще две революции, Россия, по признанию многих, могла бы стать к середине ХХ века мощным индустриальным и аграрным государством.[b]ОДИННАДЦАТЬ ПОКУШЕНИЙ ЗА ПЯТЬ ЛЕТ[/b]Именно столько раз пытался предъявить свой счет премьеру революционный террор. Только одиннадцатое покушение – выстрел Богрова в Киеве – увенчалось успехом. А самым кровавым был взрыв на Аптекарском острове в Петербурге 12 августа 1906 года. От «адской начинки» двух портфелей было убито и изуродовано больше 60 ни в чем не повинных людей. Был тяжело ранен маленький сын Столыпина, у младшей дочери раздроблены обе ноги, но он сам – не пострадал.Вот как это было.Дочь Столыпина Наташа и его маленький сын с воспитательницей сидели на балконе, с интересом наблюдая за запряженным двумя лошадьми ландо, из которого вылезали два жандарма с большими портфелями в руках.Они, очевидно, вызвали подозрение состоявшего при премьере генерала Замятина: на них были надеты каски отмененной за две недели до этого формы, чего ни в коем случае не могло быть в чопорном Петербурге.Видя, что на них обратили внимание, террористы кинулись в подъезд и, оттолкнув швейцара и выбежавшего им навстречу Замятина, бросили портфели на пол. Раздался оглушительный взрыв. Сами террористы, Замятин и швейцар были разорваны в клочья. В первый же момент погибли на месте более 30 человек.Городская дача Столыпина была переполнена посетителями. Как вспоминает дочь премьера, «один из спасенных ассказывал потом, как он до взрыва подошел к знакомому губернаторуи только успел начать с ним говорить, как увидел своего собеседника без головы…» И еще: домочадцы вспоминают, что когда маленький сын Петра Аркадьевича стал приходить в себя после шока, он спросил отца: «А что, этих злых дядей, что скинули нас с балкона, поставили в угол?» Мальчику было невдомек, что «злых дядей» в течение следующего столетия и на его, и нашу с вами долю хватит – вот только «углов» на всех явно недостает… Дом был разрушен почти полностью. Куски человеческих тел, оторванные головы и конечности, стоны раненых…Единственным нетронутым помещением остался… кабинет Петра Аркадьевича, где он в этот момент работал! Только подпрыгнувшая чернильница залила премьера с ног до головы чернилами.Газеты и журналы в течение нескольких недель были переполнены «информацией», но потом все как-то сошло на нет. Каждый продолжал делать свое дело: получившие землю крестьяне – возделывать пашню, революционеры – раздувать мировой и местные пожары, а Столыпин – делать все для умиротворения и реформирования российской жизни…По сию пору историки спорят: чью волю выполнил в сентябре 1911-го киевский мещанин Д. Богров, состоявший одновременно и в «боевой организации», и в штате «охранного отделения»?Слишком «идейного» председателя Совета министров не любили не только революционеры, но и власть. Да и Николай II стал заметно холоден – очень уж неудобен был для самодержца Столыпин…
Общество
Москва - остров сокровищ
В доброй половине прочитанных нами в течение жизни приключенческих книг есть и пиратский сундук с позеленевшими дублонами, и кувшин с бриллиантами, и глиняный горшок с отечественным златом-серебром… Но ведь клады существуют не только в детских книжках! Они и сейчас лежат где-то под фундаментом старинного особняка или на перекрестке дорог, в корнях векового дуба… И Москва богата на клады. Жизнь в нашем городе всегда была беспокойная, вот жители и припрятывали нажитое богатство «до лучших времен». А лучшие времена не наступали, или жизнь человеческая оказывалась слишком коротка. Ученые люди и просто «везунчики» уже нашли в московской земле, включая Подмосковье, сотни кладов. Монеты и украшения, пролежавшие в тайниках барских особняков и в подмосковных огородах сотни лет, стали гордостью многих музеев. Издан даже список кладов, найденных на территории города и области, который составили историки А. Векслер и А. Мельникова в 1973 году. По их данным, в столичной земле найдено в разное время 338 кладов! А ведь со дня составления списка прошло уже 35 лет и раскопки, случайные находки изрядно пополнили перечень… По нашему мнению, самым любопытным кладом была находка, сделанная ровно 125 лет назад в городе Волоколамске. Вот что докладывал московский губернатор в Петербург по этому поводу: «Прошлого апреля 12-го числа при проезде секретаря Волоколамского земского суда Секавина в городе Волоколамске на дрожках по дороге к собору… лошадью был выбит копытом из земли кувшин со старинной разного рода серебряной монетою…» А для автора этих строк еще более удивительным было то, что о «лошадином кладе» он в детстве слышал рассказ от бабушки своей, уроженицы села Возмища, что под Волоколамском. Вот как поразила эта находка жителей подмосковного городка – внукам пересказывали! Впрочем, бывает и так, что «клад» состоит из одной-единственной монеты, оброненной прохожим на улицах средневековой Москвы. И пусть эта монета не золотая и даже не серебряная, а медная, радость от находки все равно будет настоящей! Когда-то лет 50 назад я наткнулся на берегу еще не закованного в бетон Останкинского пруда на два екатерининских пятака. Скорее всего их просто бросили когда-то в воду «на счастье» графские гости. Это был мой «клад»! Настоящие клады, разумеется, богаче. Например, клад, найденный в 1969 году при строительстве Кремлевского дворца, состоял из 1237 серебряных монет общим весом около килограмма! Кому он принадлежал – осталось тайной. Ведь богатых людей в Кремле во все времена было с избытком… Сколькокладов хранит московская земля? И дадутся ли они в руки людям? Ведь клады в старину прятали не просто так, а «с зароком», колдовским заговором, который действует сколько-то лет. Были заговоры «сорокалетние», «столетние»… А были «головные»: к примеру, первые 30 или 40 человек, откопавшие клад, погибают в мучениях, а 41-му клад отдается в руки! Но старых особняков, не переделанных на современный лад новыми владельцами, становится все меньше. Кладбища «с серебром, спрятанным в дубовом гробу», давно перекопаны и отданы новым постояльцам или заасфальтированы – следа не найдешь! Где искать? На Волге ходит множество легенд о сокровищах, зарытых знаменитым Стенькой Разиным. Этот разбойник слыл еще и чародеем, а потому все его клады – с колдовским «секретом». Но где Волга, а где Москва! Хотя в одном старом журнале я натолкнулся на рассказ, как после разгрома разинской ватаги один из атаманов решил бежать с награбленными сокровищами. Да не на Дон, не на Урал, а в… Москву! В многолюдном городе легче затеряться, решил атаман. Но до столицы не добрался, а зарыл сокровища «с ведомыми приметами» в чащобе Лосиного Острова. А потом и сам сгинул. Что стало с кладом? Во всяком случае, его не нашли – шуму бы избежать не удалось. А многочисленные овраги в районе давно спрятанной в трубу речки Котловки, где обитали лет 200 назад разбойничьи ватаги, грабившие путников на большой дороге? Некоторые современники были уверены, что зарыты в этих оврагах богатства немалые… А знаменитое когда-то Сукино болото в районе современной улицы Трофимова и Южного порта? Ведь здесь когдато орудовала лихая атаманша Манька. Может быть, и от ее неправедных богатств что-то в земле осталось? Странный город Москва – с залитой огнями реклам «поверхностью» и множеством «темных тайн», спрятанных в толще «культурного слоя». А в вашей жизни случались странные находки?
Общество
История сфагистики - науки о печатях
Есть среди прочих исторических наук одна, название которой знает не каждый любитель древности. Это – сфагистика, наука о печатях. И сегодня любой документ без печати – не документ, а уж в стародавние времена и подавно! На Руси печать всегда играла особую роль. Их у нашего государства было много. Были печати большие, средние, малые. То, какую печать к царскому документу прикладывали, придавало грамоте особое, вполне определенное значение. В Древней Москве указание относительно того, когда какую печать ставить, заносилось в особую книгу, так называемый «Титулярник». А правилами употребления печатей ведал весьма важный чиновник, дьяк Посольского приказа. Он назывался «печатником», но к знаменитому первопечатнику отношения никакого не имел. В его обязанности входило не только ставить определенную печать к тому или иному документу, но и взимать за это пошлину. А раз дело денежное, то оно еще более важное, чем может показаться с первого взгляда… Печати на Руси в старину бывали разные: сургучные, восковые, мастичные, дегтярные и другие. А так как все эти вещества с течением времени могли портиться и печати начинали «осыпаться», то для прочности они прикреплялись к грамоте особыми бумажными накладками, которые назывались «кустодий» или просто «охран». Иногда печати на самых важных документах «вживлялись» в шелковые шнурки, прикрепленные к грамоте, и прятались в особую коробочку – берестяную, костяную, а то и металлическую. Особой, «торжественной», считалась печать из красного воска, а «повседневной», наиболее часто употребляемой – из воска черного. А наиважнейшим документ считался, когда к нему прикладывали печать, называвшуюся «буллой». Это была серебряная, часто вызолоченная, а то и «просто золотая» печать с изображением с двух сторон. Такие печати прикреплялись к пергаментным грамотам на ярких шнурах, вдеваемых в прорези пергамента. Грамота с привешенной к ней буллой всегда была документом особой государственной важности: международным договором, жалованной грамотой какому-то монастырю, духовным завещанием князя… Вплоть до XVIII века ни великие князья, ни цари московские грамот сами почти не подписывали. Хотя грамотность большинству из них это позволяла. Царский автограф заменяла печать. В этом отношении очень интересны печати и буллы на документах Дмитрия Самозванца. Это редкие свидетели царствования краткого, весточки от человека таинственного, чья судьба до сих пор не разгадана… Впрочем, само существование этих печатей свидетельствует о том, что кем бы ни был Дмитрий Иванович, царствовал он законно, «по-настоящему», признанный сильными мира того и народом. Лжедмитрий свято соблюдал обычай относительно того, к какому документу какую печать прикладывать, и «правильность» его грамот никто никогда не оспаривал. Но История – дама капризная, и ее приговор относительно того или иного персонажа никогда не является окончательным…
Общество
Библейский рекорд пал
[b]Ни вчерашнее вечернее похолодание, ни дождь со снегом не могли помешать запланированному на площади Революции кулинарному представлению: в самом центре столицы пекли Блин с большой буквы «Б». Самый большой русский блин получился, в первую очередь, самым длинным. Ибо был похож не на традиционное «солнышко», а на ленту металлопроката, вытекающую из специального транспортера.[/b]Таким образом, рекорды в столице, в буквальном смысле этого слова, поставили на конвейер. На вкус и цвет не совсем обычная форма масленичного угощения, правда, никак не повлияла.«Процесс» начался в 18.00 и продолжался без малого три часа. Блин пекли под музыку и народные песни. Масса блина составила около 300 килограммов, а общая площадь — 150 километров! Одним словом, так и хочется воскликнуть знаменитое: «Ну вы, блин, даете!»Специально обученные и весьма расторопные люди непрерывно разрезали готовую часть блина на порции и раздавали собравшимся. Таким образом, был побит еще и библейский рекорд. Если вы помните, когда-то пятью хлебами сын Божий накормил 5 тысяч человек, а вчера одним блином было накормлено 5620 москвичей! Для приготовления этого чудаблина было истрачено 150 кг муки, 1500 яиц и множество других продуктов. Специальный счетчик, установленный на ленте конвейера, фиксировал длину блина. Она составила ровно один километр! По словам дегустаторов, блин удался на славу.Вчерашнему действу уже забронировано место в Книге рекордов России. Как сообщило агентство «Интерфакс», на днях все необходимые «для оформления» блинного рекорда документы будут отправлены в Лондон.
Общество
Не житье, а Масленица
[b]В этом году московское правительство решило превратить Масленицу в недельную череду праздничных гуляний. Создан даже специальный оргкомитет, председателем которого стала первый заместитель мэра в правительстве Москвы Людмила Швецова.[/b]Начался праздник вчера вечером на площади Революции, где вырос «масленичный городок» со сценой, цирковым балаганом, кукольным театром, чайной и трактиром…«Вечерняя Москва» уже рассказывала своим читателям о программе масленичной недели. Сегодня — день, называемый «Отворяй ворота», отмечается на ВВЦ. Завтра — «Лакомка» — на Воробьевых горах. Далее действо перекинется к гостинице «Россия», в студенческий городок МГУ, в Коломенское, а завершится все в Прощеное воскресенье, когда «Широкая Масленица» прокатится по центру столицы.Масленица – самый языческий из всех сохранившихся на христианской Руси праздников, самый разгульный, самый жаркий – какой еще праздник «прямо со сковороды»? Масленицу не могла запретить ни Церковь – приспособилась и назвала «сырной неделей»; ни советская власть – перекрестили в «проводы зимы».Языческие древнеримские сатурналии прижились, остались в обычаях многих народов. Но так крепко перемешались с местными традициями, что сегодня русская Масленица уже ни на что иноземное не похожа. Хотя «корешки» можно отыскать.Например, что такое блин? Солнышко языческое, соскочившее со сковородки прямо на тарелку. В нынешний четверг мы с вами попытаемся древний блин «осовременить»: Москва пойдет на мировой рекорд по выпечке огромнейшего блина для Книги рекордов Гиннесса!Масленицу любил и простой народ и цари с боярами. Ровно 280 лет тому назад, по заключению Ништадтского мира, был Петром I дан в Москве невиданный для того времени маскарад. Огромный поезд из «морских судов» и саней, запряженных разными зверями, проехал от села Всехсвятского до Триумфальных ворот. И сидели в санях: Петр в одежде флотского капитана, императрица в одеянии остфризской крестьянки и придворные, ряженые волками, журавлями, драконами…Пили в Москве в тот год четыре дня, а облитые маслом и вином костюмы «высокие особы» успевали за день переменитьпо 2–3 раза. Сейчас так уже не гуляют! Что еще на Масленицу на Руси вытворяли? Проще припомнить, чего не вытворяли! На кулачках бились? Бились! Балаганы и игрища устраивали? Устраивали! С ледяных гор, с крутых берегов рек на санках и коньках съезжали? Еще как съезжали! С чужими бабами заигрывали? Не без этого…А в конце этой бурной недели вместо благодарности соломенное чучело «Широкой Масленицы» сжигали, чтобы, значит, и помину о ней не было!
Общество
Донеси свою свечу до дома
[b]Своим появлением праздник обязан древнеиудейскому обычаю, согласно которому на сороковой день после рождения мальчика-первенца мать приносит его в храм, чтобы посвятить Богу.[/b]А Библия повествует о том, как Мария принесла Иисуса в храм, где его уже поджидал праведник Симеон. Ему было обещано, что он не умрет, пока не увидит своими глазами Спасителя. 360 лет прожил Симеон в ожидании этой встречи! Но Россия не была бы Россией, если бы не принесла в этот торжественный день чтото свое, не добавила бы в христианские догмы языческого перца. Так уж получилось, что Сретение совпало с народным праздником Громница — обрядом почитания огня.В этот день чествуют свечу, приписывая ей чудодейственную силу. Такая свеча должна быть оберегом для дома от грома и молнии, от пожара и всяческих напастей. Зажигают свечу в церкви, а потом зажженную несут домой. У кого этот огонь не погаснет — к тому удача придет, а ежели еще воск горячий по дороге на руку упадет тремя каплями, то счастья и вовсе будет полный дом! И еще в этот день, по старинному поверью, зима с весной встречаются. И приметы на этот день соответствующие: «Какова погода на Сретение — такова и весна будет», а если в этот день не задались обычные сретенские морозы, а напротив — капель звенит, то урожай хлеба будет отменный. Чего же еще желать?Говоря о Сретении, мы обычно вспоминаем и старые московские названия — Сретенка, Сретенские ворота, Сретенский бульвар. Однако названия эти к церковному празднику отношения не имеют. Это просто совпадение слов: «сретение — стреча — встреча». В 1395 году около располагавшихся тут ворот Белого города москвичи встречали чудотворную икону Владимирской богоматери, которую перевозили из Владимира в столицу княжества. Улицу окрестили Устретинская, а построенный тут через два года после этого монастырь получил имя и в честь этого, и в честь библейского события…Сейчас монастырь возрожден, и его колокольный звон наверняка вольется сегодня в общий хор московских колоколов.Но это все дела московские, а праздник сегодняшний — общий для всех православных.С праздником!
Общество
О хлебе насущном
[b]Всем известны имена тех, кто кормил Москву и даже всю Россию, к примеру, в XIX веке.А вот кто выпекал хлеб для москвичей, предположим, лет 300–400 тому назад?[/b]Пекари в стародавней Москве составляли весьма значительную часть пасадского населения. Причем далеко не самую бедную и невзрачную его часть. Мастера хлебных дел пользовались изрядным уважением в Москве.Большинство московских пекарей были мелкими производителями. Напечет такой пекарь ржаных лепешек или пирогов с зайчатиной и идет с лотком вразнос, пока еще пыл да жар в них не иссяк...А хлеб уже лет четыреста тому назад на Руси выпекали всякий. Простой, ситный, крупитчатый, овсяный, решетный, мельничный... И по форме хлеба московские была самыми разными: булки, калачи, крендели, к Троице – «жаворонки» с глазами-ягодками. Как это ни покажется нынешним москвичам странным, но одним из самых любимых был не традиционный ржаной, а овсяный хлеб. И то правда: овес был культурой на полях весьма распространенной, и в дело шел во всяком виде.Большие пекарни в Москве именовали «хлебными избами». Тесто тут месили от рассвета до заката, печи топились беспрерывно, а сам пекарь с помощниками, обильно припудренные мукой, работали не покладая рук по 14–15 часов в сутки. Были среди «хлебных изб» и своеобразные рекордсмены: в «избе» на Смоленской улице полыхали аж четыре печки. Каждая из них была специализирована для «своего» сорта продукции: одна для ржаных буханок (круглых, как блин), другая – для ситников; была печь и для пирогов с ватрушками.На царский двор работали «хлебные дворцы». Один такой дворец был в Измайлове, другой – в Коломенском, а третий – в самом Кремле. В кремлевском хлебном дворце числилось больше 70 работников! Были годы изобильные, когда хлебушка да пирогов было в Москве вдоволь, а были – неурожайные, голодные. В такие годы и по сусекам скребли, и даже всякие ограничения на хлебопеков накладывали. Например, когда начался голодный 1601 год, в Москве за пекарями установили особый надзор. Это было не лишним, так как среди этого весьма уважаемого народа были и корыстолюбцы, готовые нажиться на общей беде. В хлеб стали подмешивать горох (такое случалось и в наше время – например в 1963 году, при Н. С.Хрущеве), и кору, и «непомерно» прибавлять в тесто воду – для веса. Таких умельцев и штрафовали и даже били батогами.За соблюдением правил хлебопечения и торговли были учреждены специальные «хлебного веса целовальники» – приставы, которых боялись как огня. Они следили не только за весом, но и за качеством хлеба. Основной заповедью хлебных приставов было: «Другу не дружить, а недругу не мстить и посулов и поминков (взяток с «подарками») от того не иметь...» И ведь соблюдали! Все они могли проверять качество хлеба не только на прилавке, в пекарне, но и вторгаться в дом, брать на пробу кусок бублика у покупателя...
Общество
Борьба с пороками
[b]Как мы любим ругать век нынешний, ссылаясь на то, что раньше было совсем не так, а очень даже чинно и благородно! Но если вы думаете, что лет 100–120 назад, в конце XIX века, Москва была городом благонравным, то вы заблуждаетесь. Вовсе не бурный ХХ век нас всех развратил! В городе всегда хватало соблазнов, с которыми власть, тем не менее, старалась бороться как могла[/b].Проституция в те годы была делом разрешенным. Большинство «веселых домов» группировалось в районе известных всей Москве улиц и переулков: Домниковки, проездов Марьиной Рощи, а также Драчевки (или Грачевки), которую мы с вами знаем как Трубную улицу. Если у входа в такие апартаменты и не вывешивался «красный фонарь», то все равно – желающий «развлечься» москвич мог безошибочно найти нужный ему адрес по многим признакам.Еще в 1920-х на развалинах публичных домов в переулках возле Трубной и Цветного бульвара «роились» их обитатели, и московские газеты, в том числе и «Вечерка», постоянно «поднимали вопрос» о ликвидации этого «гнезда порока» и направлении его «служительниц» на принудительное перевоспитание…А лет за 30 до этого «похода на проституцию», в октябре 1896 года, московский обер-полицмейстер Трепов совершил «нравственный подвиг». Узнав, что в модном французском магазине на Кузнецком Мосту «выставляются картинки соблазнительного содержания» и вообще на прилавках «присутствуют неприличные изображения из иностранных журналов», он распорядился пресекать подобные выставки, несмотря даже на то, что вся эта порнография была разрешена к продаже…В тот год (ввиду назначенной на май коронации Николая II) борьба с пороком в Москве шла по всему фронту. На Тверской полиция накрыла игорный притон в часовом магазине, который хозяин держал для отвода глаз. Плата за вход была минимальной – всего 10 копеек.Впрочем, и публика тут играла невзрачная – мелкие хозяйчики и приказчики из соседних магазинов. Поэтому неудивительно, что при облаве они прятались в самых неожиданных местах – голь на выдумку хитра! Одного, к примеру, полицейские выловили из… помойной ямы! Изрядное число «играющих» в «наперсток» роилось вокруг небольшого рынка за стенами Страстного монастыря. Газеты называли доверчивых москвичей «вечными дуралеями», но число их не уменьшалось.Впрочем, борьба с азартом – старинное московское занятие. В далеком от нас 1862 году приказ обер-полицмейстера гласил: «На Лубянской площади, на Толкучем рынке, а также на народных гуляньях появилась игра, имеющая вид рулетки. Эта игра принадлежит к азартным и привлекает толпы простого народа… Так как подобные игры запрещены законом… предписываю вверенной мне полиции сделать распоряжение о воспрещении сказанной игры…»Нынче с азартными играми борются не так рьяно. У каждой станции метро во множестве магазинов и магазинчиков обязательно пристроились 2–3, а то и целый десяток игровых автоматов. Может быть, просто никакой коронации нынче не предполагается? Или закон стал таким гибким, что не видит в этих «гнездышках» большой беды?
Общество
Все так же врут календари!
[b]Если честно, то начинать с заголовка, цитируемого вот уже на протяжение почти двух веков, ужасно не хотелось. Но что же делать, если календари, как и во времена Фамусова, действительно врут?! Причем врут, так сказать, массовым тиражом. Впрочем, лучше все по порядку.[/b]Случилось моему приятелю с женой на днях побывать на представлении мюзикла «12 стульев». Но сегодня не о либретто, музыке и исполнителях. Кому-то все это активно не нравится, но мой приятель, который в театр выбирается раз в год, человек неискушенный и получил, как он признался, от всей этой чечетки удовольствие. А маленький календарик с фирменной атрибутикой мюзикла и портретом незабвенного Кисы Воробьянинова он подарил мне. Чтобы, значит, в своих заблуждениях не упорствовал и был ближе к вкусам народа.Я и решил, по наивности, воспользоваться этим подаренным календариком по прямому назначению: прикинуть, когда лучше отправиться в этом году в теплые края – отдохнуть от дел насущных. Но оказалось, что календарь этот – с секретом. В мае его составители насчитали всего 30 дней, а после последнего майского воскресенья сразу следует первый июньский вторник. В ноябре же, вопреки и Юлианскому, и Григорианскому календарям, оказался 31 день, и последняя осенняя среда повторяется потом первым зимним днем 2004 года.В чем тут дело – судить не берусь. Не верю, что составители этого подарочного календарика оказались людьми безграмотными. Ну, не верю и все! Видимо, сыграл с ними злую шутку «эффект Ильфа-Петрова», людей, имеющих прямое (или хотя бы косвенное, если судить по фабуле мюзикла) касательство к вышеназванному представлению.Помните знаменитого учителя географии из «Золотого теленка», попавшего в сумасшедший дом города Черноморска по той причине, что на выпущенной головотяпами из одного издательства карте не оказалось Беренгова пролива? Знали бы авторы знаменитого романа, что через три четверти века после выхода в свет их произведения, неугомонные потомки решат дополнить этот славный перечень полиграфических открытий…
Общество
Ох, уж эти Святки!
[b]Святки – это и не праздник, и не будни, и не явь, и не сон… Святки – это почти две недели странного смешения язычества, народных суеверий, переплетающихся с некоторыми христианскими воспоминаниями о Спасителе мира. Святки рождественские начинались в России с 25 декабря (7 января по нов. ст.) и заканчивались за день перед Крещением, то есть 18 января (тоже по н. ст.).[/b]Помните, у Александра Сергеевича: “Раз в крещенский вечерок девушки гадали…” Вот эти-то самые гаданья и есть самое что ни на есть язычество, которое христианская церковь за все века своего владычества над миром так и не смогла искоренить. А раз чего-то нельзя избежать, то остается, как в старом анекдоте, расслабиться и постараться получить удовольствие.Люди подчеркнуто церковные от всяческих святочных обычаев и гаданий, судя по всему, получать удовольствие не должны. А вот тем, для кого в народной старине – и услада, и отдохновение от пресности сегодняшнего прагматизма, окунуться в святочное действо – самое оно! Что всегда в старину происходило в эти дни? Игры, прыжки через костер, песни с хороводами, а также веселое и весьма поощряемое в народе попрошайничество в честь славного языческого божества – Коляды (или Коледы). По словам Карамзина, Коляда – древний славянский бог пиршеств и мира. Хотя и от древнеримских календ тут что-то все-таки есть. Колядовать – значит ходить по домам, поздравлять с праздником и получать за это подарки. Кто что сможет, то и дает. Было две коляды: Васильевская, накануне Нового года, и крещенская. Первая еще называлась богатой, а вторая – бедной или постной. Не приветить христославов считалось за грех для домовладельца.Христославы ходили по домам, обыкновенно ряжеными. А девушки в банях, у порога дома и склонившись в темной комнате над ушатом холодной воды, замерев с свечой перед зеркалом, гадали на суженого. Отсюда и пошло – суженый-ряженый, отзовись! Святочные игрища любили и простолюдины, и цари. Иван Грозный, сказывают, даже ближнего боярина Репнина казнить приказал за то, что тот “личины” на надел! И Петр I во всех играх такого рода принимал самое живое участие: колядовал по всей Москве! Своих пирогов, что ли, императору не хватало? О святочных гаданьях мы уже не раз писали, а вот о святочных песнях? А между тем они были нередко с большим смыслом. Вот, к примеру, царям пелось: “Чтобы царева золота казна – слава! // Была век полным полна – слава!..” И действительно: будет хорошо царю и народу что-то останется! А тем, кто в цари еще не вышел, пели по-другому: “Еще ходит Иван по погребу – слава! // Еще ищет Иван неполного – слава! // Еще хочет Иван дополните – слава! // Свою братину зеленым вином – слава!..” Тоже, знаете, со смыслом песенка! Пламя костра очищает и веселит: перепрыгни через огонь и сбудутся все желания!
Общество
Третьим будешь?
[b]На этой неделе свой 125летний юбилей отметил один из самых любопытных памятников нашего города - чугунная часовня, стоящая в сквере, напротив южного крыла Политехнического музея. О чем он должен напоминать потомкам?[/b]Памятники на Руси – явление особое. Монументов, в сегодняшнем понимании, в нашем отечестве не ставили вплоть до второй половины XVIII века. Произошло исторически значимое событие – строили храм, призванный увековечить память о нем. Во времена петровские в моду вошли так называемые Триумфальные арки или ворота, через которые в город въезжал триумфатор и которые еще долгое время (если повезет, деревянная, как правило, арка не сгорала в огне очередного пожара) украшали улицу или площадь.Первый «настоящий» памятник в Москве появился только в 1818 году – это был стоящий и поныне на Красной площади памятник «гражданину Минину и князю Пожарскому» работы скульптора Мартоса. Второго памятника Москва ждала более полувека. Им стал бронзовый Александр Сергеевич Пушкин, установленный в конце Тверского бульвара в 1880 году. А третьим стал наш сегодняшний юбиляр – памятник героям Плевны…Когда-то здесь, на месте нынешнего здания музея, шумел торг. Торговали, в основном, фруктами. А какие фрукты были самыми популярными на Руси? Естественно, яблоки. Вот и площадь, где стояли торговые ряды, называлась Яблочной. Построенный в три приема (1877, 1896 и 1907 годы) музей занял северную часть Яблочной площади, а в ее южной, незастроенной части московские власти разбили Лубянский сквер. На северной окраине этого сквера и установили в 1887 году памятник-часовню в честь московских гренадеров, павших за 10 лет до этого при взятии турецкой крепости Плевна. В тот год 28 ноября 40-тысячная армия Осман-паши была разбита, все ее орудия и знамена достались нашим, а сам Османпаша попал в плен.Автором проекта памятника был архитектор В.О. Шервуд. Он сознательно связал в проекте две идеи: старинный русский обычай отмечать память о героях строительством храма (памятник сооружен в виде часовни) и скульптурную традицию, уже завоевавшую к этому времени полноправное место в России.В то время памятник находился напротив Ильинских ворот Китай-города и отлично смотрелся на фоне кирпичной крепостной стены. А посмотреть, всмотреться было во что. «На открывающемся памятнике, - писали тогдашние газеты, - изображен башибузук, убивающий болгарскую семью, а также русский крестьянин, благословляющий иконой сына, идущего на ратный подвиг, умирающий гренадер, снимающий цепи рабства с братской Болгарии».Сейчас мало кто знает, что у памятника долгие годы вышагивал караульный гренадер-отставник, оберегающий память о своих соратниках. Да и сооружен памятник был на средства, собранные «по подписке» между однополчанами погибших – солдат и офицеров гренадерских полков, расквартированных в Москве. Памятник был «действующим»: внутри него находились несколько икон и две мемориальные доски с именами погибших воинов и тех, на чьи деньги была увековечена их память…В советские времена судьба этого памятника сложилась довольно удачно. Естественно, никакого караула возле него не было, убрали иконы, исчезли многие детали убранства, но – главное! – сам памятник уцелел. И это несмотря на грозное идеологическое соседство – мощный комплекс ЦК КПСС.Как бы то ни было, пройдя через испытания временем, Плевненский памятник (как его называли когда-то в Москве) стоит и будет стоять еще долго, напоминая потомкам о геройстве их предков.
Общество
По миллиону за оплеуху
[b]Среди московских чудаков были, разумеется, и люди бедные, и очень богатые. Но о бедных история почему-то забывала, а всякие казусы, приключившиеся с персонами известными и состоятельными, остались в мемуарах современников, попали на страницы тогдашних газет и журналов, а потому – стали достоянием истории.[/b]Прокофий Демидов, один из самых известных потомков того самого, знаменитого первого Демидова, был оригиналом известным. По Москве про него ходило множество рассказов и вполне достоверных, и изрядно приукрашенных. Тот, который мы хотим вам поведать, произошел вроде бы на самом деле, поскольку и действующие лица, и обстоятельства, этому случаю сопутствующие, настолько серьезны, что шутить с ними современники просто не решались… Россия, как известно, в царствование Екатерины II вела долгую и очень дорогую войну с Турцией. Денег в казне, как всегда, не хватало. Правда, обещала дать заем Голландия, но деньги из-за моря обещали не скоро, а «погодя». Между тем командующий войсками граф Румянцев требовал обеспечить армию всем необходимым немедленно. Поэтому императрица и решила «стрельнуть» на некоторое время четыре миллиона у богатея Демидова. Естественно, через посредника, которым стал один из братьев Орловых – Федор.Приехал Орлов к Демидову, тот, как пишет мемуарист, соглашается субсидировать армию, «призывает конторщика. Тот говорит, что в кассе всего два с половиной миллиона…» Но Демидову это – «не обстоятельства». Он велит конторщику сходить к некоему Володимирову и взять у него полтора миллиона. Дальше предоставим слово мемуаристу: [i]«Так и будет четыре, продолжал Демидов, только не для императрицы. Такой у меня, видишь, искони норов: ни гроша тому, кто может посечь меня! Ты, Федор Григорьевич, пожалуй, возьми себе на перехват четыре миллиона и без процентов, только смотри: назначь сам себе день, час и минуту, когда воротишь мне деньги. А до того, для проверки. Твои часы у меня, а мои у тебя останутся. Не воротишь денег в тот час и в ту минуту, как сам себе назначишь, деньги твои – я уже не возьму их. Но призову к себе своих, а ты приведешь ко мне своих приятелей, и я при всех дам тебе три оплеухи за то, что слово не держишь. А не хочешь так, то Бог с тобой…»[/i]Граф Орлов не сразу согласился на такое странное предложение. Но императрица настаивала, и условия Демидова были приняты. Обещанный заем, к счастью, пришел из Голландии вовремя, и Орлов хотел тут же расплатиться с кредитором, избежав оплеух, но Демидов не принял деньги до той самой «заповедной» минуты…
Общество
Свечка для дьявола
[b]Чем интересна нам эта «пыль веков»? Мы не только радуемся остроумию наших предков, но и узнаем в их «обстоятельствах» день сегодняшний. А что может быть поучительнее, чем, оглянувшись назад, понять, что ничегошеньки в подлунном мире не изменилось![/b]Был у государя Петра Алексеевича придворный шут, знаменитый Балакирев (не путать с известным композитором!).– А что, Алексеич, – спросил как-то Балакирев императора, – какое сходство между любым твоим стряпчим и тележным колесом?– Ну, ты, брат, совсем заврался! – рассмеялся Петр. – Какое же между ними может быть сходство?– Не спорь, Алексеич, коли не знаешь, – возмутился Балакирев. – И то и другое надо чаще смазывать. А если не подмажешь, то и не поедешь…А любимым шутом у императрицы Анны Иоанновны был знаменитый итальянец Педрилло, сын скульптора, приехавший в Россию на заработки, да и прижившийся при дворе. Ему и второму шуту императрицы – д’Акосте приписывается много остроумных шуток, оставшихся в анналах истории.Тогдашний австрийский посол при русском дворе, граф Вратислав, любил прихвастнуть своей родословной. Во время одного из его бесконечных рассказов о древности своего рода Педрилло сказал ему в ответ, не стесняясь присутствия множества придворных:– Тот, кто хвалится своими предками, похож на картофель, у которого все лучшее погребено в земле!А д’Акоста однажды поставил в церкви две свечи: одну перед иконой Михаила Архангела, а другую – ошибочно перед демоном, изображенным у него в ногах.Недолюбливавший его дьячок не преминул заметить ехидно:– Что же вы, сударь, делаете? Ведь вторую свечу вы поставили дьяволу!– Не лезь не в свое дело, – не смутившись, ответил д’Акоста, – друзей не худо иметь и в раю, и в аду. Ведь не знаешь, куда попадешь!..Но известными острословами были не только придворные и домашние шуты, а нередко и их хозяева. Вот уже несколько столетий цитируются высказывания Г. Потемкина, А. Суворова и других известных людей своего времени. А наиболее остроумным вельможей XIX века многие считают князя А. С. Меншикова, потомка знаменитого денщика Петра Первого. Он был заметным действующим лицом русской истории во времена Николая Первого, командовал (правда, не очень удачно) русскими войсками в Крымской войне, возглавлял морской департамент, но настоящую славу ему принес острый язык. Недаром вечно находившийся с Меншиковым «в контрах» генерал Ермолов на вопрос князя, явившегося как-то ко двору, «не слишком ли велика борода у него», ехидно заметил: «А ты высунь язык да обрейся!»Впрочем, и сам Меншиков за словом в карман не лез. Когда император поинтересовался у главы Морского ведомства, отчего у него в департаменте так много адмиралов умирает, то Меншиков, в распоряжении которого было полным-полно старичков с погонами, с недоумением переспросил Николая Первого: «Кто же умер?» «Да вот такой-то, и такой-то», – стал перечислять император. «Ах, ваше величество, – отвечал князь, – они уже давно умерли, а в это время их только хоронили!..»Нам ли, помнившим эпоху «больших похорон» брежневского Политбюро, не понять острого на язык князя Меншикова!
Общество
По душам с пристрастием
[b]Тайных дел мастера нужны любому режиму. И практически во все времена. Россия здесь не исключение. Но только при императоре-реформаторе «дознание» превратилось в государственный институт, облаченный и явными, и тайными полномочиями.[/b]Пытать на Руси умели всегда. В этой науке мы никогда не отставали от просвещенного Запада. Пыточные «дознания» всегда устраивали где-то поблизости от царских покоев, чтобы государь мог при желании сам поучаствовать в допросах. Одним из таких мест в XVII веке была в Москве Константино-Еленинская башня Кремля, где заключенные сидели с «заклепанными» особыми колодками устами. «Отворяли» их только во время допроса.А в конце века Петр I учредил для раскрытия всех тайн стрелецкого бунта Тайную канцелярию…Первые годы своего существования она находилась в селе Преображенском, где когда-то создавались первые «потешные полки». Здесь было 14 застенков, где работали «мастера» под руководством князя-кесаря Федора Ромодановского. Он был верным помощником царя и в хмельных утехах, и в борьбе с многочисленными врагами. Одно его имя заставляло трепетать мирных московских обывателей.Допрос происходил при помощи главного «аргумента обвинения» – дыбы, на которую подвешивали подозреваемого.Кнут, горящие веники, крючья – много чего было изобретено к тому времени, чтобы «узнать правду».Потом Тайную канцелярию перевели в самый центр, на угол Мясницкой и Лубянской площади. Но и спустя сто лет в Преображенском были видны следы этого страшного учреждения.Вот что писал побывавший здесь в 1803 году историк Николай Карамзин: [i]«Подите в село Преображенское (…), там, среди огородов, укажут вам развалины небольшого каменного здания (…) Я видел глубокие ямы, где сидели несчастные, видел железные решетки на маленьких окнах, сквозь которые проходил свет и воздух для сих государственных преступников…»[/i]После построения Петербурга Москва, перестав быть столицей, тем не менее не лишилась чести содержать собственное (даже более масштабное, чем в городе на Неве) «пытошное заведение». Допрашивать в Первопрестольной умели с пристрастием.А потом еще при одном «либеральном реформаторе» – императрице Екатерине I, Тайную канцелярию упразднили, создав вместо нее… Тайную экспедицию. Кроме смены названий ничего особенно не изменилось: экспедиция вела розыск, дознание, искореняло крамолу… Долгие годы заправлял в Тайной экспедиции знаменитый Степан Иванович Шешковский, работавший со своими верными помощниками Черединым и Агапычем.Тихий, богобоязненный, невзрачный с виду «старичок» – Степан Шешковский – к делу относился с рвением и фантазией.В своем кабинете, как пишет знаток московской старины Юрий Нагибин, он [i]«сделал такое устройство: пол внезапно уходил из-под ног вызванного на допрос человека, и тот проваливался в подпол до талии. Там с него сдирали штаны и беспощадно драли. Однажды Шешковский пал жертвой собственной изобретательности: по неосторожности ступив на люк, он, как положено, провалился, и его хорошенько отхлестали, якобы не узнав начальника по нижней части. Шешковский не стал мстить шалунам, то ли боясь огласки, то ли из уважения к любому насилию…»[/i]Уже в наши годы эту историю использовал почти дословно Борис Акунин, вставив в роман о приключениях одного из предков своего главного героя – Эраста Фандорина.Ликвидировал Тайную экспедицию в самом конце XVIII века император Павел I, видимо, в пику столь нелюбимой им матушке. В тот год из подвалов освободили многих заключенных, в том числе и писателя и издателя Николая Новикова, которого допрашивал когда-то тот же Шешковский (правда, не в Москве, а в Питере).Как и в случае с Карамзиным, тень Тайной экспедиции настигла спустя сто с лишним лет другого москвича – Владимира Гиляровского, побывавшего в бывшем кабинете Шешковского, превращенного в обычную квартиру. А еще через несколько лет...[i]«Возвращаюсь я по Мясницкой с Курского вокзала домой из продолжительной поездки и вдруг вижу: дома нет, лишь груда камня и мусора. Работают каменщики, разрушая фундамент. Я соскочил с извозчика и прямо к ним. Оказывается – новый дом строить хотят.– Теперь подземную тюрьму начали ломать, – пояснил мне десятник.– Я ее видел, – говорю.– Нет, вы видели подвальную, ее мы уже сломали, а под ней была еще одна, самая страшная: в одном ее отделении лежали картошка и дрова, а другая половина была наглухо замурована… Мы и сами не знали, что там помещение есть. Пролом сделали, и наткнулись на дубовую, железом кованную дверь. Насилу сломали, а за дверью скелет человеческий (…) Как сорвали дверь, как загремит, как цепи звякнули… Кости похоронили, полиция приходила, а пристав и цепи унес куда-то…»[/i]Прошло еще несколько десятилетий, и в этом, отмеченном особой печатью месте, обустроилось еще одно тайное ведомство, вершившее судьбу тысяч заключенных в страшных подвалах людей...Что же касается разветвленных подземелий Тайной экспедиции, то в одном из них в начале ХХ века, как говорят, устроил склад известный московский молочник Чичкин. Да и позднее главные подвалы, как гласит московская легенда, были вовсе не все разрушены, и где-то на Лубянке еще есть каменные мешки, хранящие нераскрытые тайны Степана Ивановича Шешковского…
Общество
Мамонты на берегах Москвы- реки
[i]Что было на месте Москвы и Подмосковья в далеком прошлом – миллион лет назад… десять миллионов… триста миллионов?.. Не знаете? Тогда в путь на «машине времени»! Помогут нам в этом ученые, изучающие прошлое Земли, – геологи и палеонтологи. У них свое время, свои часы, которые отмеряют не минуты и даже не годы, а сотни тысяч, миллионы лет. Если геология занимается изучением горных пород, процессов, которые происходят в недрах Земли, то поиски и описание вымерших животных и растений – задача палеонтологии.Как же узнать, что происходило, когда не то что Москвы, а и самого человека-то на Земле еще не было? Здесь помогает изучение осадочных пород – бывших отложений озер и морей. По ним можно восстановить древнюю географию, определить климат далеких времен, а по сохранившимся в породах раковинам, отпечаткам листьев и костям животных узнать, кто обитал в Подмосковье в давние времена…[/i] [b]Где живут подмосковные кораллы?[/b] О Москве иногда говорят – «порт пяти морей». А вот в геологическом смысле Москву можно считать «портом» по крайней мере 30–35 морей, волны которых плескались у ее «стен» много миллионов лет назад! Моря – Девонское, Силурийское, Карбоновое, Юрское… Эти морские бассейны были то глубокими, то мелкими; то холодными, как Ледовитый океан, то теплыми, как моря тропических широт. А имена им ученые придумали уже в наше время, по названию того или иного геологического периода, когда эти моря существовали.Когда море отступало, территория, где стоит Москва, превращалась то в каменную пустыню, то в заболоченную страну, как произошло, к примеру, в начале Каменноугольного периода. В это время в Подмосковье на берегах широких медленных рек росли дремучие леса из древовидных папоротников и гигантских хвощей.Эти леса стали сырьем для образования торфяников, а потом и углей Подмосковного бассейна. Но прошла еще сотня-другая тысяч лет, море снова наступило, а оседавший на дне карбонатный ил стал основой для формирования толщ известняков, которые вы наверняка видели в карьерах под Серпуховом и Подольском, по берегам Москвы-реки и Пахры… В эти края очень любопытно приехать не просто на экскурсию, а в настоящую экспедицию– с геологическим молотком, рюкзаком и бумагой для упаковки найденных чудес природы. Ведь в известняках можно найти множество остатков морских организмов. Отпечатки двустворчатых раковин и сами раковины, морские кораллы, немного напоминающие затвердевшие в известковой толще пчелиные соты. Иглы и панцири морских ежей, членики стеблей губок, обитавших на дне Каменноугольного моря… Интересным был в Подмосковье и Юрский период. В те времена, когда по берегам морей и озер бродили динозавры, на месте Москвы была суша. Но найти кости динозавров в Подмосковье очень трудно – море лучше сохраняет останки живых существ, чем поверхность континентов, где они быстро разрушаются.А через несколько миллионов лет морские воды снова пришли в наши края, и жившие в конце юрского времени моллюски оставили свой неизгладимый след в морских отложениях Подмосковья.Вытянутые, как пули, белемниты (в народе их называют «чертовыми пальцами»), круто закрученные аммониты – это то, чем наградят «охотника за древностями» глинистые и фосфоритовые отложения вблизи Воскресенска и Егорьевска. Эти окаменелости – раковины древних моллюсков, похожих на сегодняшних кальмаров и осьминогов.А когда через несколько миллионов лет начали воздыматься горы Кавказа и Крыма, то эхо этих событий достигло и наших краев: начался подъем суши, и море из Подмосковья ушло. Климат в это время был теплым и влажным, таким, каков он сегодня в странах Средиземноморья. Еще несколько миллионов лет назад там, где мы с вами сегодня собираем грибы, бродили стада древних слонов-мастодонтов, гигантских оленей, за которыми охотились саблезубые тигры. Но в начале так называемого Четвертичного периода, или Антропогена, произошло похолодание, и с далеких северных гор к нам в Подмосковье поползли мощные ледники… [b]Царство Снежной королевы [/b]Климат Европейской части России около миллиона лет назад стал арктическим. Льды накапливались в Скандинавии, в Финляндии и на Кольском полуострове, «растекаясь» отсюда к югу, достигая Подмосковья. Геологи насчитывают как минимум три мощных оледенения. Это было время царствования Снежной королевы.Передвигавшийся ледник мощностью в сотни метров буквально перемалывал горные породы, сглаживал возвышенности, унося с собой обломки. Когда ледник отступил, то оставил мощные пласты принесенных глин (их можно видеть в берегах Москвы-реки и в каждом втором котловане строящегося дома), а также многочисленные валуны, покрытые штрихами и царапинами. На севере эти валуны называют «бараньими лбами», а сегодняшние подмосковные дачники любят украшать этими «подарками» далеких эпох альпийские горки в своих садах… Стоят эти «подарки ледника» (если покупать, а не отыскивать самому по полям и в карьерах) очень даже недешево, но красота – страшная сила и требует, как и искусство, жертв.По границам отступающих ледников бродили стада мамонтов, шерстистых носорогов, гигантских оленей, на которых устраивали охоту кочевавшие по Подмосковью племена первобытных людей… Бивни и кости вымерших животных этой эпохи иногда находят в размытых паводком берегах рек, притоков Клязьмы и Москвы-реки.А почему в разные геологические эпохи климат Подмосковья был разным? Причин тут много: содержание углекислоты в атмосфере Земли (200–300 миллионов лет назад ее было значительно больше); вулканическая деятельность; изменение местоположения полюсов и экватора Земли (так считают некоторые ученые) или дрейф континентов – гигантских глыб земной коры, «разбегающихся» на протяжении миллионов лет от исходной точки, «скользя» к северу или к югу по подстилающим горным породам (так считают другие геологи).[b]Наследство далеких эпох [/b]Кроме валунов в наследство от древних геологических эпох нам достались и некоторые полезные ископаемые. Это пласты каменного и бурого угля на юге Подмосковного бассейна. Это залежи фосфоритов, которые добывают в карьерах Воскресенского и Егорьевского районов (они служат сырьем для химической промышленности). Но полезным ископаемым может быть и известняк, и глина, и песок, отложившийся в долинах древних рек. Из известняка, как вам, наверное, известно, был когда-то построен Кремль и первые соборы в городе. От белого известняка и Москва стала называться «белокаменной»! Добывали «белый камень» наши предки и открытым способом, и в подземных каменоломнях, некоторые из них сохранились. Например, на берегу реки Пахры, вблизи знаменитого, благодаря своему постреволюционному обитателю, имения Горки.И сегодня подмосковный (мячковский) камень можно увидеть в цоколе древних зданий, в основании постепенно реставрируемых стен Китай-города. В наше время известняк, добываемый в подмосковных карьерах, ждет более прозаичная судьба: его используют при строительстве дорог и для других работ.Алмазов под Москвой пока не найдено (хотя многие ученые уверены, что на Русской платформе они есть), а вот золотая россыпь в Подмосковье, на речке Икше, есть! Хотя «настоящего» золота здесь не добудешь – россыпь очень маленькая и бедная: ее принес с собой с Севера тот самый ледник, о котором мы уже рассказали. Но, если повезет, несколько золотинок – для коллекции и самоутверждения – добыть за день можно. Хотя, может быть, все это уже легенды ХХ века, а сегодня золото нужно «мыть», не выезжая из Москвы? И совсем в других сферах трудовой деятельности… [b]ИЛЛЮСТРАЦИЯ:[/b][i]ЗДЕНЕК БУРИАН [/i]
Общество
Погода для огорода
[b]Мы все хотим заглянуть в будущее. И в отдаленное, и просто в завтрашний день – каким он будет? А счастливого будущего без хорошей погоды не бывает. Хотя завтра, разумеется, наступит при любой погоде…[/b]Сегодня для того, чтобы узнать более или менее точный прогноз погоды на ближайшие дни, достаточно включить радио, дождаться информационной программы по телевизору или купить вечернюю газету. И все же, несмотря на официальные и вполне научные пророчества, мы с удовольствием и надеждой смотрим во всезнающие глаза старушек, прислушиваемся к нытью собственных коленей или поясницы, пытаемся по цвету вечерней зари определить – откуда утром ветер подует… Да и в старых книгах можно найти множество примет и способов, позволяющих нам угадать как ближайшее, так и отдаленное погодное будущее.Но на даче хочется чего-нибудь очень индивидуального и не совсем городского. Вот, к примеру, как без особого труда сконструировать одну из разновидностей «цветочного барометра», который лет 120 назад предлагался в одном из журналов в качестве «полезного развлечения для господ дачников садоводов». Сделать его можно из бессмертников. Для этого достаточно распустить в 200 весовых частях воды 4 весовые части глицерина и 30 частей хлористого кобальта. Затем в этот раствор погружают предварительно хорошо высушенные цветы бессмертника. А когда они еще раз подсохнут, то приобретут «волшебные свойства изменять окраску в зависимости от погоды.Накануне дождя бессмертники станут желтыми, а если завтра будет солнечная, ясная погода – обретут ярко-зеленую окраску. Работая все лето, эффектный букетик не только позабавит вас и ваших малышей, но и может сослужить определенную службу: а вдруг цветы окажутся точнее высоколобого Гидрометеоцентра? Впрочем, а может быть – и не нужен нам с вами никакой барометр? Да и радиопрогнозы заодно? Ибо, как утверждал когда-то Джером К. Джером, «кому нужно знать погоду заранее? И без того плохо, когда она портится, зачем же еще мучиться вперед?..»
Общество
Доживем ли до понимания?
[b]В марте этого года в очередной раз оправдались «весенние ожидания» – в подмосковных электричках повысили цены на проезд. Если раньше за формулой «доживем до понедельника» или «до Нового года» стояло ожидание чего-то светлого и приятного, то нынче от первого января и даже первого апреля ждешь лишь финансовых каверз.[/b]Сомневаюсь, чтобы подмосковные дачники были очень железнодорожникам благодарны. Но как это для садоводов ни обидно, сегодня нам хочется не столько выступить в их защиту, сколько просто бросить исторический камень в железнодорожный огород. Ведь все это в нашей истории уже много раз «было, было, было»….Вот и в начале ХХ века делались попытки поднять цены на билеты в поездах, потому что (цитируем «Русское слово») «пассажирское движение на наших дорогах не дает нам ничего, кроме крупного убытка, тогда как за границей оно является доходным…»Странный феномен – почему там выгодно, а здесь нет? – всегда бесил железнодорожное начальство. И оно, естественно, стремилось компенсировать этот географический недостаток единственным для всех неталантливых людей способом: повысить цены на билеты! Это и было проделано, к примеру, 1 июля 1908 года, несмотря на сопротивление, как писали газеты, «общественности и даже некоторых членов Совета министров». Особенно подскочили цены на билеты в вагонах 1-го и 2-го классов.Прошло ровно два года. И вот что писала газета «Родина» в 1910-м: «Первый же год применения нового тарифа был отмечен недобором железных дорог в несколько миллионов рублей, что вызвано сокращением пассажирского движения и отливом пассажиров из вагонов первых двух классов. Второй год принес еще несколько миллионов рублей недоборов…» И железнодорожники сдались: повышенный тариф на билеты был отменен. Власти осознали свою ошибку – честь им за это и хвала! А тогдашние газетчики пошли дальше. Они посмели предположить, что «оживление железнодорожного транспорта стоит в прямой зависимости от дешевизны проезда. А предоставление массе населения возможности быстрого и удобного сообщения само по себе должно составлять государственный интерес, так как ведет к оживлению экономической и промышленной жизни страны…» Без малого сто лет назад чиновникам для понимания этой простой истины потребовалось два года. Интересно, сколько времени для этого «прозрения» нужно их потомкам?
Общество
Все мы немножко мамонты…
[b]Ах, как много за последние годы и десятилетия исчезло из нашей жизни того, что называется привычной средой обитания, – дома, дворы, целые улицы стали современными до неузнаваемости.[/b]В общем, это, с точки зрения сохранения наследия предков, конечно, не очень хорошо. Хотя и объяснимо: город, как живой организм, должен расти и развиваться, вырастая из заплатанных штанишек. А для того чтобы мы не забывали о своих корнях и мастерстве прадедов, нам оставляют – полюбоваться и погордиться – отдельные памятники архитектуры и истории. Их реставрируют, приводят в порядок. Но бывает и так, что приводить в порядок уже нечего: перекрытия сгнили, стены не держат, а крыши не оберегают от дождя. И вот тогда, разрушив дом до основания, по точным обмерам и чертежам его восстанавливают «как было». Во всяком случае, как было с фасадной стороны.Так поступили со сгоревшим Манежем, так обещают воссоздать снесенную «Москву», так возродили взорванный когда-то (по совсем иным, политическим соображениям) храм Христа Спасителя. Есть в столице и другие, не столь знаменитые здания: замоскворецкие особнячки, сработанные заново лет 20–30 назад из бетона, но притворяющиеся деревом… Может быть, и правильно: если нельзя сохранить подлинное, нужно хотя бы имитировать под старину перестроенное. У архитекторов это называется «новодел». И хотя старые москвичи ворчат под нос: «Не настоящее все это… Стариной не пахнет!» – все-таки лучше новодел, чем безликая стеклобетонная коробка с игрушечными башенками.А какой новодел в Москве самый старый? На древней Варварке, называвшейся долгие годы улицей имени разбойника Разина, экскурсантам показывают боярские палаты, «колыбель» династии Романовых. Но на самом деле настоящая древность – это только самая нижняя часть дома. А остальное… При Борисе Годунове, когда хозяин усадьбы Ф. Н. Романов попал в темницу, дом пришел в упадок. Но после избрания царем Михаила Романова родовую усадьбу подправили, а в 1631 году из старой домовой церкви был устроен Знаменский монастырь.В 1668 году он сильно пострадал от пожара, и игумен Арсений доносил царю Алексею Михайловичу: [i]«Бьют челом богомольцы твои… монастырь выгорел вместе со всеми монастырскими службами и с запасьем, на церквах кровли обгорели и ваше государево старинное строение – палаты – от ветхости совсем развалились...»[/i]А потом еще два века палаты ветшали и разрушались. Каких только жильцов не перевидала вотчина Романовых! Боярские палаты сдавали купцам под склад и торговлю. Причем купцы тут орудовали и отечественные, и греческие. А одно время тут даже держали арестантов! В 1821 году архимандрит Аристарх просил позволения сломать остатки палат, «портивших вид», но получил отказ митрополита Филарета.Лишь в 1858 году по распоряжению императора Александра II, заботившегося о родовых преданиях, начались работы по восстановлению палат.Проект реконструкции принадлежит архитектору Ф. Рихтеру. Так что и изящное крыльцо, и шатровый верх – только удачная подделка под русскую старину. Но ведь для большинства и москвичей, и гостей столицы – что век XVI, что XIX, одно слово – старина, современница бояр и даже мамонтов… А через каких-нибудь лет сто – что это значит по меркам истории! – и сегодняшние новоделы сравняются (если доживут) в глазах потомков со своими прототипами. Да и мы с вами будем для людей, живущих век спустя, «немножко мамонтами»… А может быть, это и правильно?
Общество
От Боровицкого холма до Воробьевых гор
[b]Московскому университету в январе 250 лет! Все знают, что МГУ – исторически первый вуз России, детище Михайлы Ломоносова. Это и так, и не совсем так.[/b]Строго говоря, предшественники у МГУ были. Все помнят по учебникам истории и фильмам «про Ломоносова» первый вуз России – Славяно-греко-латинскую академию, обосновавшуюся в 1687 году в Москве, на Николькой улице.Кроме незабвенного Михаила Васильевича в Академии учились А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский и другие заметные люди XVIII века.Со временем этот вуз полностью утратил свою «светскость». А превратившись в Духовную академию в начале XIX века и вовсе из Москвы «съехал»; и вот уже два века обитает в стенах Троице-Сергиевской лавры… Между прочим, первым идею учреждения в Москве университета высказал еще в 1685 году «ученый муж» Сильвестр Медведев. Но предложение это, как говорится, опередило свое время…Теперь о Ломоносове. Заслуги Ломоносова в организации университета огромны. Кто бы спорил! Но вряд ли даже маститому и напористому ученому удалось пробить лбом бюрократическую стену, если бы не его могущественный покровитель – Иван Иванович Шувалов. В книгах его иногда называют графом. Хотя графом Иван Иванович не был. Графом был его двоюродный брат, один из фаворитов императрицы Елизаветы Петровны. Но Иван Иванович был и без титула человеком могущественным. И умным. У него было несомненное чутье на людей и «на ситуацию». Сумел ведь уломать императрицу, доказать ей «пользу» от университета. Так что по справедливости перед зданием МГУ должно два памятника стоять – ученому Ломоносову и аристократу Шувалову, первому куратору университета. Пока же вход в МГУ охраняют два Ломоносова: «сидящий» у корпуса на Моховой, и «стоящий» у высотки на Воробьевых.Между прочим, первое университетское здание – вовсе не самый старый корпус МГУ, как думают многие москвичи. Только что организованное учебное заведение поселили в… Главной московской аптеке на углу Красной площади, у Воскресенских ворот Китай-города.Это здание на берегу Неглинки, у подножья Боровицкого холма и стало первым домом для университета. Построил его архитектор Михаил Чоглоков в 1700 году, а перестроил в середине XVIII столетия Дмитрий Ухтомский. Но до наших дней этот дом не дожил; на его месте – Исторический музей. В 1757 году для университета был куплен дом князя Репнина на углу Большой Никитской и Моховой, а потом в казну отошли и соседние дома – князя Барятинского и др. «Сие распространение жилищ Муз, – писали 11 октября 1785 года «Московские ведомости», – будет служить новым средством к распространению наук и просвещения…» На этом «пятачке» московской земли Матвей Казаков и воздвиг в 1786–1793 годах такой знакомый всем «старый корпус» МГУ.Пожар 1812 года не пощадил университет. В огне погибло не только убранство дома, но и университетская библиотека, почти все оборудование, весь архив. Даже сведения о студентах в начале 1813 года восстанавливались профессорами «по памяти». Обновил здание в 1817 году архитектор Дементий Жилярди, преобразивший его «в духе времени»...Но вскоре университету стало тесно. И для его расширения в 1833 году был приобретен дом-сосед, построенный когда-то Василием Баженовым для богача Пашкова. К середине XIX века это здание было перестроено архитектором Михаилом Быковским и известно нескольким поколениям студентов, как «новый корпус».А вскоре после Великой Отечественной войны было принято решение о строительстве на Ленинских (сегодня, как в старину, Воробьевых) горах высотного здания МГУ.Первых студентов очередная московская высотка приняла в сентябре 1953 года. Но мало кому известно, что Московский университет, выбрав новым местом жительства Воробьевы горы, только «вернулся к истокам». Оказывается, когда в XVIII веке архитектор Казаков только планировал приступить к строительству, известный богач и меценат Прокопий Демидов изъявил желание построить здание на свои деньги, но на… Воробьевых горах и «ссудил» на это дело полтора миллиона рублей. Это щедрое предложение почему-то принято не было.Может быть, тогдашним профессорам просто не хотелось тащиться из центра Москвы в далекое село Воробьево, которое тогда и в городскую черту не входило?
Общество
«АРБАТ ПРЕДО МНОЮ» И ДРУГИЕ ИЗДАНИЯ
[i]Когда мы в 1997 году отметили 850-летие Москвы, то казалось, что «по случаю» выпущено столько альбомов, книг, буклетов и прочего – на всю оставшуюся жизнь хватит! Но издателям неймется, и – самое главное! – покупателям хочется если не купить (разве все укупишь?), то хотя бы подержать в руках очередную московскую «визитку».[/i]Большая часть новых изданий появляется на свет в рамках издательских программ столичного правительства, формированием которых занимается Комитет по телекоммуникациям и средствам массовой информации Москвы. Только за последние пять лет при поддержке московского правительства осуществлено около 150 изданий тиражом 1,5 миллиона экземпляров. Издательства разные, форма разная (от старомодной бумаги до электронного диска), а программа – одна. Чего нельзя не заметить? Книга Н. М. Молевой «Москвастолица», выпущенная издательством «Олма пресс», не претендуя, вроде бы, на открытия, с подкупающей полнотой рассказывает нам и о домах, и о людях, и о судьбах московских. А вот любопытнейший альбом «Москва издательская в плакате» (изд. центр Книжной палаты). И если сегодняшний плакат мы с вами удостоим лишь мимолетного взгляда, то плакаты, выпущенные 70 или 80 лет назад, – это уже история. Любопытно! Диски «От Кремля до Рейхстага», «Битва за Москву» и «Деловая Москва» – это не для читателей, а для тех, кто на мир смотрит через монитор компьютера.Очень любопытна книга «Мосты Москвы» («Вече»). Какие они, оказывается, разные – эти повисшие над Москвой-рекой или Яузой «улицы». У каждого моста – своя история, своя физиономия и даже – своя тайна… Приятно удивляет подбором иллюстраций книга «Федор Иванович Тютчев», выпущенная к 200-летию со дня рождения поэта Музеем истории города Москвы. Вся жизнь «поэта, дипломата и мыслителя» (таков подзаголовок к названию книги) перед нами. А к тютчевским стихам после знакомства с книгой каждый захочет вернуться! Кстати, о стихах. Знаете, что больше всего порадовало меня? Это выпущенный «Русским миром» томик В. М. Мешкова «Арбат предо мною…» Десять лет, как признается сам автор в «необходимых пояснениях», собиралась эта книга по капле, как мед в улей. Об Арбате писали и пишут историки, его населяют своимигероями прозаики и драматурги, его воспевают поэты… А это книга поэтических голосов Арбата. И уйдя в нее с головой, утонув в ней, понимаешь, что Арбат – это не только Булат Окуджава. Хотя, конечно, Окуджава – это чистой воды Арбат…
Общество
МОСКВИЧИ ВЫШЛИ НА ОХОТУ
[b]Дачные участки, расположенные на дальней околице московской Мещеры – озерного и болотного края, вытянувшегося к востоку от столицы – вот уже неделю находятся в настоящей осаде. От громких выстрелов вздрагивают бабушки и лают нервные собаки.[/b]Идет охота, но не на волков, как в песне Высоцкого, а на уток. Охота, судя по всему, удачная, поскольку утиных стай на подмосковных водоемах – видимо-невидимо. Во всяком случае, я, выйдя из дома, повстречал на ближней тропе не менее тридцати обвешанных патронташами и трофеями охотников. Их джипы и «Жигуленки» отсыпались после бессонной ночи на обочине лесной дороги. От охотников пахло болотом, дымным порохом и той специфической жидкостью, без которой, как говорят, и охота не охота… Охота – это страсть, азарт и, естественно, трофеи. Зачем это нужно людям – ответить трудно. Вероятно, просто остатки первобытных инстинктов. Во всяком случае, я со времен своей геологической юности, когда охотился исключительно для пропитания, от этой забавы не в восторге. А вот «охота тихая»…Теперь о том, ради чего я в то утро вышел из дачного дома. Догадываетесь? Разумеется, поскольку наконец-то, после двухнедельных «каникул», в Подмосковье пошли настоящие грибы. Пришло время их солить и мариновать. Запасы, как говорил кот Матроскин, делать на зиму. И мой субботний поход был удачным: и первый белый выскочил на дорогу, едва я сошел с проржавевшей узкоколейки на «тропу удачи»; и лисички желтели на мшистых полянках, как червонцы времен позднего НЭПа; и тугие шляпки польских грибов манили наклониться к каждой елочке…Грибы пошли! Вперед, граждане и господа, с корзинками наперевес. Без трофеев не останетесь. И утки будут целы…
Общество
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Никита Миронов
Никита Миронов

Иноагентов нужно сажать?

Александра Ерошенко
Александра Ерошенко

Стартовал прием заявок на участие в литературной премии «Глаголица»

Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Пока живут на свете дураки: почему нас обманывают мошенники?

Елена Соломатина
Елена Соломатина

Фрукты нужно есть каждый день

Эдуард Бояков
Эдуард Бояков

Донбасс — главный узел

Дмитрий Толкачев
Дмитрий Толкачев

Чемодан, вокзал, Россия

Виталий Сучков
Виталий Сучков

Нам нельзя забывать уроки прошлого

Все мнения
О проекте
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.