[b]Это было в те времена, когда какая-нибудь богемная знаменитость, известная всей Москве, могла в конце модного спектакля просто бросить на сцену букет цветов с первого ряда, и зал разражался аплодисментами – никому не приходило в голову подсчитывать, сколько долларов ухлопали на это мероприятие пиарщики. В таких исторических условиях начал расцветать удивительный талант бессребреника, влюбленного в искусство и только ему прослужившего всю свою нелегкую жизнь – художника Анатолия Зверева.[/b]1957 год. Московский эстет, преподаватель ВГИКа Александр Румнев приглашает своего любимого ученика Толю Зверева на представление французского мима Марселя Марсо. Событие для художественной Москвы, только-только начинающей отряхивать с себя страхи сталинского времени, очень серьезное. С собой в зал Зверев принес только два малоформатных блокнотика. Все три часа, пока Марсо был на сцене, художник делал быстрые зарисовки. И теперь, спустя почти полвека – вот они, на стенах галереи «Кино». Выставка продлится до 29 апреля, и это – без преувеличения – одна из самых интересных экспозиций за все последние, богатые событиями годы.Невозможно пересказать живопись, на которую потрачены месяцы жизни, – ведь художнику необходимо отточить линии, найти оттенки. Но вдвойне невозможно пересказать графику карикатурного типа, сделанную одним росчерком карандаша, – при том, что такой летающей легкости, какая была в тот вечер в карандаше Зверева, поискать у самых гениальных графиков. Кажется, что глаза сами выстраивают на небольших листочках этот то торжествующий, то насмешливый, то нежный парад штрихов и линий. Точка, точка, запятая – и вышла целая галерея портретов: вот Марсо в белом костюме печального и хрупкого Пьеро, вот – наоборот, грузный выпивоха-жизнелюб в поношенной шляпе – типичный персонаж дешевого парижского бара. А рядом еще и романтический аристократ в черном цилиндре – не хватает только монокля в глазу. И все это – один человек? А почему нет, ведь всему миру известно, какой Марсо великий мим.Но это все-таки два человека – два художника, два больших таланта. Именно взгляд Зверева разъял текучую материю пантомимы на составляющие ее секундные доли, запечатлев на бумаге весь калейдоскоп быстрых образов, буквально выхваченных Марселем Марсо из воздуха. Так искусство великого мима, эфирное и летучее как ветер, увековечил такой же летучий карандаш большого мастера. Теперь с этими великолепными экспромтами могут познакомиться и все желающие.