[b]Пособия, программы, льготы, «материнский капитал»... Почему же в московских роддомах продолжают отказываться от новорожденных? Почему почти не уменьшается количество сирот при живых родителях? Какая судьба ждет отказников?«Я ж не работаю, мне поступать надо…»[/b]Ирине (имя изменено) – всего 16. Родилась и выросла она в подмосковном городке. Мама всю жизнь мыла полы, отца-алкоголика недавно похоронили. С детства Ирина была предоставлена сама себе, а школу жизни проходила на улицах с парнями и девчонками из таких же неблагополучных семей. С одноклассником Андреем у нее «случилась любовь». Романтические отношения закончились беременностью. О том, что в ее организме зреет плод, она поняла только на пятом месяце. Заявление «Буду рожать!» мать восприняла в штыки. Делать аборт на таком сроке было опасно. Ира приняла решение отказаться от малыша.– А что мне было делать? – вздыхает девушка. – Я ж не работаю, мне поступать надо…Родила, покормила его грудью, а потом написала отказ.Судьба ребенка Ирины – как две капли воды похожа на судьбы других таких же «кукушкиных» детей. И что толку осуждать эту глупую девчонку: ну не воспитали как надо, не вложили ума, просто предохраняться не знала как.Что ждет маленького человечка? Прежде чем ребенок попадет в сиротское заведение, он должен пройти полное обследование в больнице. Если серьезных заболеваний не обнаружено, обследование длится от недели до месяца. Часто дети находятся в больнице гораздо дольше, а бывает, что задерживаются на годы – нет места в доме ребенка или затягивается процесс оформления статуса сиротства.Малыши лежат в общих отделениях. Медперсонал больниц и роддомов не в силах обеспечить полноценный уход за ними, поскольку занят своим основным делом – лечением больных детей. Как правило, с брошенными малышами некому и некогда гулять и за все проведенные в больнице месяцы, а то и годы, они ни разу не выходят на улицу.Попасть к отказникам нельзя, поскольку больница – это закрытое заведение.[b]«Мы видели их глаза…»[/b]…Елена Альшанская два года назад попала в больницу с ребенком. Из соседней палаты постоянно доносился детский плач.Елена заглянула туда и увидела ряд кроваток, в которых лежали брошенные груднички.Сейчас Елена является одним из лидеров объединения волонтеров, которое так и называется: «Волонтеры детям-сиротам больниц» и насчитывает более 200 человек. «Большинство из нас – просто мамы, которые лежали в больницах со своими детьми и видели глаза отказных малышей» – написано на сайте объединения. Волонтеры помогают ухаживать за больничными детками – каждую неделю развозят по больницам Москвы и Подмосковья памперсы, лекарства, одежду – все необходимое.– В Москве ситуация гораздо лучше, – рассказывает Елена, – дети не задерживаются в больницах надолго, да и финансирование другое – персонал получает больше. Другое дело, что он не сильно мотивирован. Чем дальше от Москвы, тем хуже. В Подмосковье есть около 50 больниц, в которых лежат детки – от одного до нескольких десятков человек в каждой. Есть больницы, где они лежат как грязные кульки, никому не нужные. Их кормят, но на остальное – памперсы, лекарства, не говоря уже о нянях – денег нет. Ведь государство финансирует ребенка только после того, как он попадает в сиротское заведение.Заведующие отделений сами добиваются от местных администраций денег и специального медперсонала. Малыши могут лежать в больницах с уже готовыми документами, в ожидании пока освободится место в доме ребенка. Лежат годами – вплоть до трех лет. А ведь именно этот возраст – самый востребованный у усыновителей. Больничные детки отстают в развитии, они медленно растут, позже начинают разговаривать. Есть такой термин: «госпитализм» – ухудшение здоровья, задержка психического развития у детей, лишенных в раннем возрасте нормального общения с родителями. У малышей возникает эмоциональный голод, с ними не общаются, не гуляют, а ведь для ребенка важны даже прикосновения. Организм «сворачивается», закрывается, отказывается расти и развиваться.Если уж даже в домах ребенка дети отстают в развитии, то, что уж говорить об отказниках![b]– Многие связывают эту проблему с гастарбайтерами. Мол, большинство матерей-кукушек – уроженки стран СНГ, которые приезжают сюда на заработки, – им бы себя прокормить, какие тут дети.[/b]– Я не думаю, что во всем виноваты гастарбайтеры. Это общее социальное состояние страны. В больницах много детей, рожденных женщинами, которые гуляют с приезжими. Но мамы этих детишек работают в Москве. Есть совсем молоденькие девчонки-школьницы, которых родители попросту на порог не пустят с ребенком. Если бы им социальные службы предлагали временное жилье, то они бы не бросали своих детей. В Питере есть подобный центр для молодых мам. Почему мы не можем открыть такой же в Подмосковье? Но его нет. Как нет и организаций, где человек мог бы получить реальную материальную помощь. Не снижение оплаты за газ на тридцать процентов, не бесплатные колготки, а деньги. Ну и, конечно, психологическую и педагогическую помощь.[b]– Государство сейчас активно борется с сиротством. На ваш взгляд, с чего стоит начать?[/b]– Наше объединение пытается установить диалог с государством, и мы уже имеем результат. Правительство Московской области пошло нам навстречу. В следующем году Минздрав пообещал открыть ставки воспитателей и медсестер, которые будут ухаживать за этими детишками. Мы тоже им будем помогать. Но для того чтобы решить эту проблему, надо менять систему усыновления. Ситуация с усыновлением детей в России катастрофическая. Между количеством брошенных детей и усыновленных – колоссальная разница.Директор одного российского детдома, в котором воспитывались дети с врожденными патологиями, разработала программу патронатного семейного устройства. Усыновители проходили полные курсы сопровождения, которые включали материальную, медицинскую и психологическую поддержку. Опыт удался. Во всем мире усыновителей сначала обучают быть приемными родителями, а потом всесторонне поддерживают – приемные семьи находятся в постоянном контакте с социальными службами.У нас этого нет. Зато в каждом районе существуют центры семьи и детства – государственные организации. Там работают профессиональные психологи, педагоги, но чем они занимаются – загадка. Почему мы не можем сделать так, чтобы они искали усыновителей, обучали и сопровождали их? Возлагать эти задачи на органы опеки бессмысленно. Во-первых, они этого делать не умеют, во-вторых, у них и так очень широкий круг задач. Нужно их элементарно разгрузить. Ну и, конечно, нужно заниматься этой проблемой на уровне женских консультаций. Если у матери нет материальных возможностей содержать ребенка, значит, нужно ей помочь.Дети должны воспитываться в семьях или в детских домах семейного типа. Все остальное – извращение. Дома ребенка – это учреждения казарменного типа.Или просто – тюрьма.[b]СПРАВКА «ВМ»[/b][i]В Москве за последние 5–6 лет в домах ребенка количество социальных сирот увеличилось с 23 до 48% при общем снижении поступления в эти учреждения детей на 11%. Ежегодно в Московской области остаются без попечения родителей более 4 тысяч детей. Передаются на воспитание в семьи приемных родителей, опекунов 2 тысячи детей-сирот в год. Чаще всего отказываются от детей молодые девушки в возрасте от 15 до 19 лет, как правило, из неблагополучных семей. Среди «матерей-кукушек» много уроженок Украины, Молдовы, Белоруссии.[/i]