Андрей Кончаловский: Раньше я боялся КГБ. Теперь - смерти

[b]– Андрей Сергеевич, почему Андропов? Кстати, в понедельник, 9 февраля исполняется 20 лет со дня его смерти… [/b]– Наш телесериал называется “Бремя власти”. Меня интересует вопрос: “Тяжела ли шапка Мономаха?” Власть – это действительно бремя, а не права. А Юрий Владимирович Андропов – для меня фигура интереснейшая. Та роль, которую он сыграл в КГБ, совсем иная, нежели ее трактуют многие современные историки. В принципе я сам боялся КГБ. Но теперь знаю, что вся перестройка началась в КГБ.Мы просто себе этого не представляем. КГБ был единственной организацией, которая знала правду, знала истинное положение вещей.Поэтому мне интересно посмотреть на деятельность этой организации с другой стороны. Я считаю, что при Андропове КГБ сыграл огромную позитивную роль в государстве, и если бы Андропов не был так тяжело болен, мы бы жили сейчас в другой стране, похожей на Венгрию 80–90-х годов. Были бы частные предприятия и банки, свобода выезда за рубеж, идеология социалдемократии. Он хотел реформ, но СССР не развалился бы.[b]– А вам самому никогда не хотелось пойти во власть, стать, например, министром культуры, депутатом, президентом, наконец?[/b]– Что вы, министр культуры – это ужасная должность. Надо быть ответственным за состояние культуры перед правительством, перед народом. На культуру всегда не хватает денег, а объектов культуры много, и всем что-то надо. И потом, надо быть администратором, дипломатом. Это бесконечно тяжелый бюрократический труд. А когда я бываю среди депутатов (это случается нечасто) и когда мне приходится там выступать, я вижу, как мои слова пролетают над их головами… В большинстве своем они лоббируют свои интересы. Я не могу этим заниматься, у меня нет времени на это. А быть президентом – это самый страшный груз, который только можно себе представить. Быть президентом такой огромной страны, как Россия, где демократией еще и не пахло, – это очень тяжело.Ведь по сравнению с европейскими странами мы находимся на уровне развития XVI–XVII веков. И потом, понимаете, Россия – казнокрадская страна. Помните у Гоголя? “Жулик на жулике сидит и жуликом погоняет”. И при царе это было, при всех царях. Или опять же Гоголь: “Единственный порядочный во всей губернии человек – прокурор, да и тот, по правде сказать, свинья”. Я не думаю, что многое изменилось с тех пор. Очень много денег крали, крадут и будут красть. Так что задача президента сделать так, чтобы крали меньше. Русских людей тяжело переделать. Поэтому самая главная вещь сегодня – реформа национального сознания.[b]– Быть может, наша беда еще и в том, что во власть идут порой некомпетентные, непорядочные, малообразованные люди?[/b]– А сколько у нас рабочих некомпетентных? Начальники же у нас не марсиане, это же все оттуда. Это же все часть народа. Губернаторы – удельные князья, бывшие секретари обкомов. Только раньше они взяток не брали, а теперь берут.[b]– Ну что ж, выходит, мы обречены?[/b]– Вы задаете вопросы, на которые нет ответа. Но я не думаю, что мы погибаем, есть проблемы очень серьезные – с рождаемостью, например, с тем, что целое поколение осталось за бортом, в нищете. Но если вам говорит врач, что вы умрете когда-нибудь, вы же не приходите в ужас. Вы только хотели бы умереть как можно позже. Вряд ли кто понимает реальные причины того, что сейчас происходит. Многие полагают, что просто у руля люди не те. Государство должно думать о воспитании своего народа, если оно хочет, чтобы у общества было будущее.[b]– Вот вы против чиновничества, министром культуры России быть не хотите. А ведь однажды чуть было не согласились стать министром культуры Коми.[/b]– А, это мне действительно предлагали, но я сказал: “Если будете платить очень хорошо”. Но мне не гарантировали те деньги, которые мне надо, и я отказался. Да и вряд ли у меня все это получилось бы.Посидел бы там пару недель и смылся. Я бы не смог этим заниматься. Я хочу кино снимать, спектакли ставить, может быть, читать лекции. Я снял картину в Англии с американскими актерами – римейк известного фильма “Лев зимой”.Она должна выйти в мировой прокат весной этого года. “Чайку” ставлю в Театре имени Моссовета. Премьера в мае. Потом – остальные пьесы Чехова.[b]– А вам не кажется, что с “Чайками” и “Вишневыми садами” на наших театральных подмостках перебор? Может быть, у вас будет нечто такое-эдакое – свое прочтение, своя интерпретация? Вы видели нашумевший “Вишневый сад” Някрошюса? Как вам?[/b]– Я видел это копание в гробу Чехова. Вот тело разлагается, а он копается в нем. Такие были у меня ощущения. Вы спрашиваете – какая интерпретация? Абсолютно не важно, какая она, если это волнует.Когда вы плачете, или смеетесь, или испытываете любовь к людям, которые на сцене. Но для того чтобы чувствовать и любить, надо понимать. Зритель должен понимать. Потому что нельзя любить непонятное. Непонятного можно только страшиться. Поэтому если в пьесе Чехова все ходят в водолазных костюмах, вряд ли мы сможем что-то понять, а стало быть – и чувствовать. Я называю подобные “интерпретации” интеллектуальным онанизмом.[b]– В одном интервью вы как-то обмолвились, говоря о планах на жизнь, что хотели бы снять еще с десяток фильмов, увидеть успешными своих детей, а потом заняться цирком. Как-то не очень с вами вяжется цирковая перспектива…[/b]– Цирк – трудный жанр, потому что он возвращает вас в детство.Очень непросто делать спектакль для детей и для взрослых, которые хотели бы стать детьми. Цирк возвращает нас к самым первым развлечениям рода человеческого. Они всегда базировались на любви к человеку, восхищении человеческими возможностями. Единственный, кем мы не восхищаемся, – это клоун. Он всегда глупее нас, и мы смеемся, как дети. Вот это желание хоть ненадолго быть детьми очень сложно удовлетворить. Поэтому цирк – великая вещь, духовная вещь.[b]– Любопытно слышать это от вас, потому что всегда к цирку как к искусству отношение было чуточку свысока, как бы снисходительное, а об артистах говорили тоже как-то не очень серьезно: да он циркач![/b]– Когда хотят подчеркнуть, что какой-то человек – плохой специалист, говорят: “Да он сапожник”. Между тем искусство шить сапоги – дело не менее духовное, чем делать скульптуры. Знаменитый артист Даниил де Люис, снявшийся в картине “Моя левая нога”, в свободное время шьет сапоги. Так что в наше время все перемешалось.[b]– Вот и ваша жена Юля, прекрасная актриса, еще и великолепная кулинарка. Вас она так же вкусно кормит, как в телепрограмме “Едим дома”?[/b]– Да, в этом у нее тоже большой талант, как оказалось. Хотя она совсем не готовила, когда мы познакомились, она даже не знала, что умеет это делать. Я не знаю, чем она меня взяла. Наверное, своим человеческим существом, своей сущностью. Понимаете? Человек проявляется только в том, как он поступает. Слова не играют большой роли в жизни человека. Поступки – это самое важное.[b]– А что же тогда любовь? Существует ли она вне поступков?[/b]– Конечно. Иначе бы я столько раз не женился.[b]– Может быть, смысл жизни в поисках истинной любви?[/b]– Смысл жизни – в познании самого себя, а процесс этот, наверное, бесконечен. Во всяком случае, я не могу сказать о себе: “Теперь я себя знаю”. Вот в том, что я боюсь смерти, я убежден. Именно это обстоятельство заставило меня жениться в последний, наверное, раз. Об этом задумываешься после 60: “А что останется после тебя?” Потому и женился. И детей еще решил завести.[b]– От чего бы вам хотелось уберечь своего маленького Петрушу в этой жизни?[/b]– Знаете, жизнь так устроена, что каждый проживает ее сам, учась на собственных ошибках. Вообще, надеюсь, что он унаследует главное качество моего характера. А я осторожный оптимист.[b]– Осторожный оптимист – это что?[/b]– Это человек, который, видя плохое вокруг себя, попав в неудачную ситуацию, всегда ищет выход, а выход есть всегда!