Кинорежиссер Рязанов из тех людей, которых представлять не надо. Однако представление о нем сложилось не просто как о талантливом создателе фильмов, но и о человеке, обласканном вниманием публики и власть предержащих. Рязанов утверждает, что это далеко не так…[b]– Эльдар Александрович, в кинематографе вы уже признанный классик. А в литературе вы какой след хотите оставить?[/b]– Я на эту тему не думал никогда – какой след оставлю. Потому что это неплодотворное занятие. Просто я вообще с детства хотел быть писателем. И у меня всегда была тяга к этому. В юности начал писать стихи, потом, когда стал снимать картины, после двух или трех фильмов я стал соавтором. Вместе с Брагинским мы писали сценарии. Потом я писал один, с другими соавторами, с Григорием Гориным и так далее, и так далее. Поэтому писать для меня неодолимая потребность – не меньше, чем снимать. Просто я начал заниматься этим гораздо позже, чем снимать. Я стихи всерьез начал писать, когда мне исполнилось пятьдесят лет.После этого у меня вышло несколько книг стихов, но я не думаю, какой след ставлю. Либо это останется, либо не останется. Это уже дело публики.[b]– Есть какой-то классик, которого вы перечитываете с ранних лет и до сих пор?[/b]– Нет. Потому что все, что я читал, я помню хорошо, а то, что я не запомнил, значит, и читать не стоило. У меня тут очень примитивные критерии. К некоторым я возвращаюсь. Вот я делал у нас в киноклубе «Эльдар» программу о Вертинском. Я еще раз перечитал и переслушал всего Александр Николаевича, которого я невероятно почитаю, знаю, люблю. Желание возникает вдруг прочитать, например, что-то своего друга Горина, которого я очень люблю. Иногда возникает желание почитать что-то Чехова. И так далее.[b]– А из современных кто-то вам интересен? Вы следите за современным литературным потоком?[/b]– Ну, я честно скажу – слежу не очень. Что-то читал Сорокина, что-то читал Пелевина, что-то читал еще кого-то, но… Писатель, которого люблю, и слежу, и читаю, это Дима Быков, например. Он мне очень нравится.[b]– А вообще как книга попадает к вам в руки?[/b]– От друзей, от приятелей, от того, что кто-то читал и посоветовал. Мне, например, посоветовала Лия Ахеджакова прочитать книгу Андрея Толубеева «Найти Стржельчика». Замечательная книга.Или так ко мне попала книга «Жизнь Чехова» одного английского писателя. Вот я с удовольствием прочитал сейчас книгу Васи Аксенова «Таинственная страсть», прочитал книги Анненского о поэтах наших вообще, замечательные там есть очерки о разных поэтах. И так далее. У меня обширный круг чтения.Я вообще люблю документальную прозу, воспоминания.[b]– Эльдар Александрович, вы сказали, что с детства хотели быть писателем, но такое желание приходит уже в более или менее осмысленном возрасте. А еще кем вы хотели быть?[/b]– Только писателем. Я очень рано начал читать, очень много читал. Меня в классе звали «ходячая энциклопедия», ведь я был записан во все библиотеки.Ради того, чтобы записаться в библиотеку, я совершил подлог, потому что тогда книжки в библиотеке давали соответственно твоему классу. Я взял в школе справку, что я ученик третьего класса. Номер класса был обозначен цифрой. Я тройку поправил на пятый, потому что вообще-то я уже давно читал за седьмой класс. Поэтому у меня всегда было желание стать писателем. А когда уж я прочитал книжку «Мартин Иден», то это уже окончательно стало решенным делом, и я понял, что для того, чтобы писать, надо для начала стать моряком. Написал заявление в Одесское мореходное училище, это было в сорок четвертом году, летом, ответа не получил. Потом выяснилось, что оно еще не вернулось из эвакуации. Ну, и пришлось куда-то поступать. Этим «куда-то» оказался ВГИК. Там я удовлетворил свои творческие стремления.[b]– Широкая публика узнала вас как поэта после «Служебного романа», где была песня на ваши стихи «У природы нет плохой погоды». Вы выдавали их, кажется, за стихи Роберта Бернса…[/b]– Нет, Вильяма Блейка. Я, посылая Петрову это стихотворение, написал, что это новый перевод. Думаю – ну не полезет смотреть. А сделал я это только потому, что не хотел ставить Петрова в такое двусмысленное положение: если бы он понял, что это мои стихи, он бы мог даже наступить на горло собственной песне, если бы ему это не очень понравилось, и взяться писать музыку. А так он был абсолютно свободен. Я ему приносил много стихотворений разных авторов, он говорил: это мне не нравится – ищите новое. И я искал. Здесь я ему написал – ему понравилось, он написал музыку.[b]– Вы много работаете. А как отдыхаете? Ездите на море, на природу?[/b]– Когда езжу на море или на русскую природу, я живу жизнью растения. Вот у меня кончилась картина, я знаю, что у меня через пару-тройку месяцев уже другая. Я просто накапливаю силы. Я ничего не думаю, никуда не хожу, лежу, читаю, слушаю музыку – совершенно тупое существо. Нет, я, конечно, получаю удовольствие – я люблю плавать, но это не главное.Я ездил и на Черное море, и за границу, и на Валдайское озеро – куда хотите. На Валдае у меня просто домик есть маленький. Мы ездим туда каждое лето.[b]– Что бы вы пожелали читателям «Вечерней Москвы»?[/b]– Ну, вообще-то это очень сложно, потому что всегда на ум приходят в первую очередь какие-то штампованные фразы, а я этого не люблю. И потому, что я сам читатель «Вечерки», а значит, желая «Вечерке» чего-то хорошего, я желаю это и себе, понимаете? А поскольку самого себя каждый любит очень сильно, то я и желаю «Вечерке», чтобы она была интересной газетой, печатала острые материалы. Мне кажется, она должна помнить о том, что среди читателей «Вечерки» очень много людей высокообразованных, и поэтому надо тянуться и ставить серьезные вопросы. Это сделает газету еще более привлекательной для целого ряда жителей столицы. Мне кажется, что это главное сейчас для этой замечательной газеты, которую я очень люблю и читаю много лет.[b]Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итогиЭльдар Рязанов[i](фрагмент книги)[/b][/i]10 ноября 1878 года состоялась премьера «Бесприданницы» на сцене прославленного Малого театра. Вот что писали об этом газеты того времени: «Драматург утомил всю публику, вплоть до самых наивных зрителей…» «[b]Русские ведомости», 1878, 12 ноября[/b].«Неужели стоило г. Островскому тратить свои силы и свое время на драматическое воспроизведение банальной, старой, неинтересной истории о глупенькой, обольщенной девице? Жестоко ошибается тот, кто ждал нового слова, новых типов от почтенного драматурга; взамен их мы получили подновленные, старенькие мотивы, получили множество диалогов вместо действия...» [b]«Новое время», 18 ноября[/b]. Автор статьи укрылся за буквой «К».А вот выдержка из рецензии С. Васильева (С. В. Флерова) в [b]«Московских ведомостях» за 9 ноября[/b]: «Автор не был вызван после представления пьесы, драма не увлекла зрителей...» Ларису на московской сцене играла гордость русского театра Гликерия Николаевна Федотова.Отрывок из отзыва в «[b]Биржевых ведомостях» (№ 325)[/b]: «Федотова, например, совсем не поняла роли и играла плохо…» Писатель П. Д. Боборыкин еще более категоричен: «Федотова исполняла трагическую героиню с рисовкой и фальшью от первого шага и слова до последнего...» [b]«Русские ведомости», 1879, 23 марта[/b].А вот как расправился Боборыкин со знаменитыми А. П. Ленским, игравшим Паратова: «...упорствует в употреблении белых перчаток во всех действиях и без всякой надобности надевает их ежеминутно...»Рецензент К. из [b]«Нового времени»[/b] в одной фразе уничтожил и драматурга и кумира москвичей Михаила Прововича Садовского, исполнителя роли Карандышева: «Плохо задуманный и смутно исполненный Островским тип чиновника-жениха был смутно понят и плохо выполнен Садовским…»22 ноября того же 1878 года состоялся первый показ «Бесприданницы» в Петербурге на сцене Александринского театра. Здесь Ларису играла Мария Гавриловна Савина, великая русская актриса.Газета «Русская правда»: «Очевидно, она (Савина) затруднялась рельефно изобразить все несообразности выведенной Островским личности».Вскоре пьеса была снята с репертуара обоих театров.17 сентября 1896 года, через десять лет после смерти автора, в Александринском театре снова была показана «Бесприданница». На этот раз в роли Ларисы выступила Вера Федоровна Комиссаржевская.«Не понравилась: играла неровно, в последнем акте ударилась в мелодраматизм, и вообще в ее изображении осталась непонятной эта Лариса». Лариса в исполнении Комиссаржевской – «выдумка ее собственного сочинения, а никак не Островского». Это написано в [b]«Театре и искусстве» за 1901 год[/b], после того, как актриса вот уже пять лет триумфально играла в «Бесприданнице».И тем не менее Комиссаржевской (а она играла Ларису много лет) удалось переломить отношение к пьесе.«Бесприданницу» постепенно стали считать классикой, одной из лучших пьес великого драматурга. В конце 1936 года на экраны страны вышел фильм Якова Протазанова «Бесприданница».Рецензент Э. Бескин в [b]«Вечерней Москве» от 22 декабря 1936 года [/b]заявил: «Фильм дает всего лишь слащаво-сентиментальную историю несчастной любви Ларисы к Паратову».Рецензенты Гр. Чахирьян и И. Маневич в газете [b]«Кино» от 21 января 1937 года [/b]писали: «Паратов в фильме измельчен. Из роли вытравлены черты, характеризующие Паратова как человека большой воли и незаурядного ума…»«Нельзя же давать Паратова настолько откровенным и прямолинейным пошляком, как это сделали Кторов и Протазанов», – это Г. Зельдович во втором номере журнала [b]«Искусство кино» за 1937 год[/b].Рецензент Бор. Бродянский написал в [b]«Красной газете» 3 января 1937 года[/b]: «Люди, окружающие Ларису, хозяева общества и их приспешники, показаны бледно... В особенности неудачен Карандышев...»«В фильме нет страсти, темперамента, гнева Островского», – так считал Мих. Бойко в [b]«Молодом ленинце» от 6 февраля 1937 года[/b].А вот что писал Ю. Юратов («Ленинский путь»): «По сценарию получается, что стоило только удальцу-барину бросить в грязь к ногам Ларисы свою «шикарную» шубу – и девушка готова бежать за ним в огонь и воду. Но такая установка мельчит образ Ларисы и вносит неясность в логическое построение сюжета...»В. Волькенштейн так откомментировал в [b]«Искусстве кино» № 4 за 1937 год [/b]знаменитый кадр, где Паратов кидает под ноги Ларисы шубу: «Признаться, мы в этом поступке Паратова ничего «шикарного», ничего эффектного не видим: шубу можно почистить...»Пожалуй, этот критик был особенно непримирим: «Весьма неудачна мать Ларисы – равная вина сценария, режиссера и актрисы: грубая и властная, хищная содержательница притона... Вместо романса Глинки на слова Баратынского «Не искушай меня без нужды...» Лариса в финале поет чувствительный цыганский романс «Нет, не любил он...»Я не привожу многочисленных цитат, где нелестно отзываются о Климове в роли Кнурова, об игре Алисовой, где ругают оператора, клеймят протазановское обращение с классической пьесой.Подытожить мнение критики о картине Я. А. Протазанова можно цитатой из того же Волькенштейна: «Волга бывает широкой и узкой, глубокой и местами ее можно перейти вброд. В фильме Волгу можно перейти вброд. Что же осталось в фильме от Островского? Только внешняя занимательность ситуаций и событий, только ряд трогательных моментов, только отдельные яркие реплики... Незначительный замысел проявился и в пейзаже, маловыразительном и не согласованном с драматической ситуацией».«Но неужели не появлялись рецензии, которые одобряли бы протазановскую ленту?» – может воскликнуть недоверчивый читатель, справедливо считающий фильм классикой нашего кино. Появлялись, но только в областных газетах...В октябре 1984 года на экраны вышел «Жестокий романс». Пусть читатель не сочтет меня нескромным.У меня нет намерения поставить вровень наш труд с творениями великих предков, а наши скромные имена – рядом с именами классиков. Нас объединяет одно – неравнодушное отношение критики.Вот заголовки рецензий: «К чему? Зачем?», «Всего лишь романс», «Победитель проигрывает», «Обман «приобщения»…»Валерий Туровский [b]15 ноября 1984 года в «Советской культуре»[/b] сетует: «...предприняв дерзкую попытку посмотреть на известную пьесу, что называется, свежими очами, Э. Рязанов, кажется, и не пытался столь же свежий взгляд бросить на актеров».А вот и заметка [b]«От редакции»[/b] в том же номере газеты: «Замысел постановщика пришел в противоречие не только с буквой, но с самой идеей Островского».Как всегда, не везет бедному Паратову.«Чувствительный супермен (вспомните отнюдь не скупую мужскую слезу, сбегающую по его щеке под пение Ларисы) – вот что такое Паратов в фильме», – констатирует В. Вишняков в [b]«Труде» от 28 сентября[/b].«В фильме Рязанова центральной фигурой стал Паратов. Ему отданы и страстность Ларисы, и ее цельность, и, в конце концов, ее драма…» – пишет А. Дрознин в [b]«Комсомольской правде» от 31 октября[/b].Читая это, мне очень захотелось выяснить, что подразумевает под выражением «ее цельность». Как можно отдать цельность, да еще в придачу драму? Что же он все-таки имел в виду? «Трагедия не слышна ни в пейзажах, снятых В. Алисовым красиво» (кто, впрочем, не умеет сейчас снимать красивые пейзажи?), но равнодушно, как-то по-туристски, ни в...» Е. Сурков, [b]«Литературная газета», 14 ноября[/b].«Что же до романса, то его вовсе не оказалось в фильме. Вместо печальной старинной мелодии и обжигающих душу слов «Не искушай...» Ларису озвучивают песнями на изысканные тексты современных поэтов...» – пишет тот же В. Вишняков.«В фильме же «субъективность» и «индивидуальность» авторов и исполнителей в конце концов доводят до того, что исходный классический материал вообще как целое начинает выглядеть более плоско, упрощенно, вульгарно и игриво. Это уже дискредитация самого классика», – этими словами Вл. Гусева из [b]«Литературной газеты» от 21 ноября[/b] надо, пожалуй, и закончить.Я мог бы привести еще немало высказываний почтенных литературоведов о нашем фильме, но поскольку они все аналогичны, не вижу в этом большого смысла.Защищаться от нападок критики бессмысленно. Или ты скатываешься на позицию «сам дурак», а это глупо и неблагородно. Или же начинаешь что-то доказывать и тем самым оправдываешься. А мне не в чем оправдываться, я не чувствую себя виноватым. Ни в чем! Я отвечаю в картине за каждый кадр, каждый образ. Фильм отражает мои гражданские, эстетические, художнические взгляды. Мне хотелось бы лишь упомянуть, что по опросу «Советского экрана», в котором принимали участие десятки тысяч зрителей, наш фильм был признан лучшей картиной года, Н. Михалков – лучшим исполнителем мужской роли, В. Алисов – лучшим оператором, А. Петров – композитором. (Эта зрительская награда нам особенно дорога, ибо она стихийна и непредсказуема. И не могу в очередной раз не поразиться удивительному несовпадению мнений критики и публики...)В разгар проработочного шабаша на родине «Жестокий романс» получил единодушное признание зрителей и жюри под председательством Жанны Моро на международном кинофестивале в Дели, был награжден главным призом фестиваля «Золотой павлин». А потом картина широко прокатывалась за границей. Так что я совсем не жалуюсь на судьбу нашего детища...В заключение хочется процитировать одно высказывание, которое мне бесконечно дорого. И не только потому, что в нем содержится светлая оценка нашего труда, а и потому, кем сделана эта оценка. Речь идет о статье Нины Ульяновны Алисовой о «Жестоком романсе», опубликованной в «Литературной газете». Представляете, как трудно было смотреть нашу ленту именно ей! Какие противоречивые, скорее, неприязненные чувства должны были вызывать в душе Алисовой и новая исполнительница, и трактовка, и вся интонация «Жестокого романса»! Ведь роль Ларисы осветила, по сути, всю жизнь Нины Ульяновны.Помимо фильма, она более тысячи раз сыграла эту роль на сцене. Свою дочь она назвала Ларисой в честь героини Островского. «Бесприданница» для семьи Алисовых – своеобразный и очень дорогой талисман. Как ревниво Алисова должна была относиться ко всему, что связано с «Бесприданницей», и, следуя обычной логике, не принять этого! И вот ее рецензия! По-моему, это образец благородства, душевной щедрости, поразительного бескорыстия. Это невероятный урок самой высокой нравственности. Я думаю, мало кто смог бы поступить так же.Слова, сказанные Алисовой, говорят не только о нашей картине, в первую очередь они раскрывают замечательные душевные качества Нины Ульяновны.[i]«Кинофильм «Жестокий романс» Эльдара Рязанова поднимает историю Ларисы-бесприданницы до трагедии, и это главная победа всего творческого коллектива... Давно такого сильного впечатления от художественного произведения я не испытывала. Я подумала: как велик Островский! Его пьесы безграничны, возможности огромны. Его действующие лица – во всех пьесах – яркие, объемные, многогранные. И каждый художник вправе ставить его по-своему».[/i]