В связи с драматическими событиями, начавшимися 19 августа 1991 года и, по сути, не закончившимися до сих пор (см. хронику с Украины, из Нагорного Карабаха, Приднестровья, Абхазии и т.д.), меня лично всегда интересовало одно обстоятельство. Скорее личного свойства. «Подмигнул» ли Михаил Горбачев путчистам или нет?

Мол, я понимаю, что вы делаете, вы меня показательно из этой авантюры отстраняете (в Форосе), а если что пойдет не так – пеняйте на себя. То есть можно было всех этих слов не произносить и даже намеков никаких не делать.

А просто, видя некие телодвижения, сделать вид, что их не видишь. Впрочем, этот вопрос, конечно, меркнет перед множественными попытками гипотетической «реконструкции» (это слово, пришедшее из Новороссии, стало неожиданно ходовым в текущей политике) страны, случись с ней так, что путчисты бы победили.

Арестовали бы Ельцина. Нашли бы верные войска. Заручились бы поддержкой региональных элит, хотя, согласно исторической традиции, все революции в России делаются в столице. Такая постановка вопроса, конечно, любопытна, но не дает взглянуть на сам распад страны в ином, более широком временном контексте.

У нас традиционно считают ключевым драматичным моментом «распада советской империи» три драматических дня в августе 1991 года. Мол, тогда все решилось. Это верно и неверно одновременно. Мне кажется, трансформацию нашего государства, которое по праву можно считать самостоятельной цивилизацией (как Древние Рим и Грецию, Месопотамию, Китайскую империю и Империю Великих Моголов), как оно сложилось, начиная с IХ века, надо рассматривать на отрезке, как минимум, всего ХХ века. И начала ХХI тоже.

Польша и Финляндия отошли в годы революции и гражданской войны. Прибалтийские территории «качались» туда-сюда в течение всего ХХ века. Политическая карта и Кавказа, и Средней Азии, как мне кажется, не может быть признанной незыблемой на века вперед.

Сам же советский величайший социальный эксперимент был попыткой дать дерзкий ответ вызовам нового века. Новым технологиям в том числе. СССР не был ведь прерыванием Российской Империи, вопреки тому, чему учила советская школа, но ее перевоплощением в иной ипостаси. И благодаря во многом выработанному в рамках «новой империи» ответу во всем мире, например, появились те развитые системы медицины, образования и социального обеспечения, которыми гордятся так называемые капиталистические страны, которым вроде, согласно марксистским прежним прогнозам, давно было пора на свалку истории.

Украинская драма, обнажившая сшитые на скорую нитку швы во многом искусственного государства (созданного на основе волюнтаристских решений большевиков в начале 20-х и дополненных уже в 50-х годах), показывает, что процессы трансформации бывшей русско-имперской территории далеко не закончились.

Есть определенная аналогия между Украиной и государством Ирак, искусственно созданным после Первой мировой войны из трех бывших провинций Османской империи, нынче фактически развалившимся уже. Это не значит, что непременно будут меняться границы постсоветских государств. Вполне возможно, они устоятся. И, в частности, та же украинская государственность еще докажет свою состоятельность и право на выживание. Но это значит, как минимум, что «вулканическая» и «сейсмическая» активность на этих пространствах далеко не везде закончилась.

На самом деле, и сам распад СССР, и эпоха, положенная августовским путчем и его поражением, стали лишь началом большого исторического вызова, который стоит перед нашей страной. Мы, по большому счету, ищем на него ответ на протяжении последней четверти века и пока, видимо, все еще не нашли.

Суть поиска должна быть в нахождении того «кода», «ключа», который поможет России не только в полной мере ворваться в ХХI век, но и стать таким же мощным и активным субъектом формирования мировой истории, социальных институтов, общественных технологий, каким был в ХХ веке Советский Союз. На менее масштабные задачи мы пока, как нация, внутренне не согласны. И именно поэтому очень многие сегодня считают, что в августе 1991 года что-то пошло не так.

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции