«Передо мной — живой пожар. Горит все, горит — вся. Горят щеки, горят губы, горят глаза, несгораемо горят в костре рта белые зубы, горят — точно от пламени вьются! — косы, две черных косы, одна на спине, другая на груди, точно одну костром отбросило. И взгляд из этого пожара — такого восхищения, такого отчаяния, такое: боюсь! такое: люблю!» Это Марина Цветаева о ней, о Сонечке Голлидэй.

Маленькой Сонечке, хорошенькой Сонечке с огромными глазищами, такой подвижной, такой нежной, такой талантливой.

Софья Евгеньевна Голлидэй родилась 2 декабря 1894 года в Москве, в семье обрусевшего англичанина Евгения Георгиевича Голлидэя, известного пианиста, ученика Антона Рубинштейна. Мать Сонечки — Вера Павловна Риццони, дочь художника Павла Риццони, тоже была связана с музыкой — преподавала фортепиано в Павловском институте.

Любимая ученица Евгения Вахтангова, актриса второй студии МХАТа. Ее обожал Станиславский, считал, что у нее большое будущее. В театр ходили «на Сонечку» — звали ее «маленькая». «Такая маленькая, в белом платьице, с косами — ну прелесть, прелесть!» Играла Сонечка Настеньку в «Белых ночах». Говорят, гениально как-то играла, не было потом уже лучшей Настеньки...

Ландыш, ландыш белоснежный,
Розан аленький!
Каждый говорил ей нежно:
«Моя маленькая».

Так написала Марина Цветаева в 1919 году. Она была уверена в блистательном будущем Голлидэй. Да и все были уверены: кто, как не Сонечка, красавица, талант, станет одной из легенд русской сцены... Но не получилось. Карьера оборвалась на взлете — совершенно неожиданно Сонечка влюбилась и бросила все: Москву, театр.

«Стремительно, вдруг, закутавшись в старый платок, уехала за каким-то красным командиром, бросив МХАТ и Станиславского... Ветром сдуло и унесло Сонечку Голлидэй в далекий Симбирск, и как ни звал ее обратно Станиславский, она не вернулась... Спустя годы Яхонтов встретил ее в провинции; она любила по-прежнему своего комбрига, но плакала, вспоминая Москву и Вторую студию».

Она вся была — порыв, вся была — страсть. И по-другому, наверное, не могла.

Гроздь красной рябины на могиле Софии Голлидэй / Фото: https://www.facebook.com/ilya.kukulin/posts/10215107173888328/ Илья Кукулин

Александр Николаевич, бравый комбриг, быстро охладел к ней. Уехал по делам службы, а она осталась в Симбирске. Оскорбленный Станиславский на ее письма не отвечал, а ей так хотелось обратно, в Москву. Она страшно скучала по Марине, по московским зрителям, по родной сцене. Сонечке было так холодно, так одиноко в далеком Симбирске — и она согласилась выйти замуж за Абрамовского, режиссера и актера провинциального театра. Он был давно и преданно влюблен в Сонечку, служил ей. Окружил ее заботой, укутал, убаюкал. Но она не любила, просто была благодарна за любовь.

В Москву Сонечка вернулась только в последний год своей жизни. Ей было всего-то тридцать девять лет. Диагноз — рак печени; она знала, что уходит. Собственно, с самой юности ее не отпускало ощущение того, что жизнь будет коротенькая. Когда-то, еще в девятнадцатом году, она как-то попросила Марину Ивановну: «Когда я умру, на моем кресте напишите эти ваши стихи:

И кончилось все припевом:

«Моя маленькая!..»

Если бы не «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой, о маленькой Софье Голлидэй, актрисе Второй студии Художественного театра, никто бы не вспомнил. На ее плите в колумбарии на Донском кладбище — только надпись: «Артистка София Евгеньевна Голлидэй. Скончалась 6 сентября 1934 года». На небольшой фотографии и не разглядеть толком прекрасного лица — только глаза большие, черные, живые глаза. Кто-то положил веточку рябиновых ягод. «Красною кистью рябина зажглась...» — на днях день рождения Марины Ивановны... Такая вот память и ей, и героине ее пронзительной «Повести...»

Говорят, что стенки колумбария, в котором захоронены тысячи людей, скоро будут реконструированы. Это все оправданно, конечно, все плиты — вразнобой, камень проседает, где-то растрескался, где-то пошла вездесущая плесень... Но вот что страшно: при перестройке часть урн может просто пропасть. Заниматься сохранностью праха предлагается родственникам. При таком количестве захоронений — естественно, что какие-то будут утрачены.

И боязно за Сонечку, маленькую беззащитную Сонечку. От нее не осталось ничего: документы, письма, фотографии были выброшены на помойку новыми жильцами ее бывшей квартиры. Не состоялась творческая жизнь, хотя Богом было обещано так много. Да и земной путь оказался до обидного коротким. Не осталось у Голлидэй родных.

Потемневшая фотография на плите колумбария Донского кладбища, потертая надпись, бессмертные стихи Цветаевой да «Повесть о Сонечке» — вот все, что осталось от Софьи Голлидэй.

Да пожар осенней рябиновой грозди.

Мнение автора колонки может не совпадать с точкой зрения редакции «Вечерней Москвы»

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции