Театралы раскошелятся

Народный артист России Николай Цискаридзе заявил, что возможность побывать в театре должна быть у каждого россиянина, а не только у избранных. Под избранными подразумеваются те, кто может потратить на билет несколько десятков, а порой и сотен тысяч рублей. Где находится грань разумного ценообразования, мы спросили у тех, кто ходит в театр, и тех, кто там играет.

Со сцены хотим говорить с глубинным народом

Елена Драпеко, актриса, депутат Государственной думы:

— Ценовая политика театров должна стать более гибкой. Дело не только в том, что право на доступ к культуре — конституционное. Мы, актеры, заинтересованы в том, чтобы в зале были представлены все слои общества. Спектакль — это всегда разговор о смысле жизни, о любви, о честности... Мы хотим разговаривать со своим глубинным народом. Сегодня билеты недоступны для зрителей, о которых мы все мечтаем, — для врачей, учителей, других интеллигентов со средним достатком.

Каково работать, когда в зале лишь те, кто смог заплатить большие деньги? К счастью, мне не довелось это испытать, но многие мои коллеги, драматические артисты, участвуют в корпоративах: разыгрывают сценки из спектаклей, рассказывают смешные истории... Они жалуются: публика в зале за столами во время действа не перестает жевать.

Театр (если это не антреприза) — планово-убыточное мероприятие, доходы от продажи билетов через кассу не покрывают даже десятой доли затрат на постановку. Завышение цен на билеты — это политика их учредителей и руководства в сфере культуры, которые мечтают снять с себя эту головную боль — финансирование. В Петербурге есть прекрасный Молодежный театр, я его очень люблю. Билеты вполне доступные — по 300, 500 рублей. Всегда битком набитый зал. И к нему вечные претензии: почему он не зарабатывает? Почему нет спектаклей для антрепризных гастролей, «чеса»?

Уже много лет гуляет такая идея, что надо отменить русский репертуарный театр, точнее, оставить только два таких — Большой и Малый, а остальные отпустить в свободное плавание. Мы много лет боремся с этой философией, которая в 1990-е годы заразила наш начальствующий элемент.

Правда, в те самые 1990-е, в период первоначального накопления капитала, многим богатым еще было стыдно быть богатыми. Сохранялось православное отношение к деньгам: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное», понимание, что надо делиться и жертвовать. Действовал, например, клуб «Меценат», который выкупал у театров часть билетов, ставил на них специальные штампы и распространял среди врачей, учителей. А сейчас к нам уже очень глубоко проникла протестантская идеология: если ты бедный, то бог тебя не любит.

Надеемся, что чем больше состоятельных людей будут обращаться к вере, тем крепче станет убеждение, что надо жить не для себя, а для общества. И что вспомнят и о идеях во времена нашей молодости — тогда хорошо понимали, что хорошо, а что плохо.

Зрителям нужно дать право уходить из зала

Сергей Марочкин, актер театра и кино, блогер:

— Я веду канал на одной из популярных платформ в сети и часто затрагиваю тему высоких цен на билеты в театр. Эти посты набирают огромное количество просмотров и получают множество комментариев, в основном возмущенных. Люди не понимают, как поход в Большой театр может стоить до 100 тысяч рублей, почему, условно говоря, в «Современнике» или «Табакерке» нужно выкладывать по 8–10 тысяч рублей за билет на спектакль. Причем независимо от усилий, которые приложили его создатели!

Да, на некоторые постановки тратится масса денег, поэтому высокие цены на билеты оправданы. И комментаторы моего блога, кстати, это, как правило, понимают. Например, в МХТ ставили «Мастера и Маргариту», где на сцене появлялись вагоны метро, была задействована огромная массовка. Я сам участвовал в спектакле «Макбет», который был самым дорогим в нашем Театре на Перовской. Там сцена время от времени должна была менять положение, трястись — требовалась сложная механика. И билеты на него стоили на тысячу-другую рублей больше, чем на остальные спектакли.

Но иногда цены бывают просто неадекватными. На сцене стоят стол и стул, играют два-три артиста, а билет все равно по 30–40 тысяч рублей! Печально, что такое встречается даже в государственных театрах, которые должны подлежать государственному же регулированию. О каком управлении культурой тогда можно говорить?

Кирилл Крок (директор Театра имени Вахтангова. — «ВМ») возразил Николаю Цискаридзе, что театр — «не девка, которая должна быть всем доступна». Я категорически не согласен. Потому у нас на сцене и царят пошлость и издевательство над классикой, что спектакли понемногу становятся исключительно элитарным искусством. Простой человек, заплативший разумные деньги за билет, и отзыв честный в интернете напишет, и не побоится уйти после первого акта, если поймет, что ему показывают совсем уж несусветную дрянь. К сожалению, театральные менеджеры думают о своем кошельке, а не о публике и уж тем более не об артистах, которым не очень-то приятно играть перед полупустым залом.

У кассы приходится стоять сутками и даже драться

Олег Павлов, председатель организации по защите прав потребителей «Общественная потребительская инициатива»:

— Еще 15 февраля наша организация обратилась в Министерство культуры РФ и Федеральную антимонопольную службу с письмом о проблеме доступности билетов в Большой театр.

Основная часть билетов реализуется без указания имени зрителя, что открывает спекулянтам возможности для единовременного выкупа большинства мест. Положение потребителей осложняет и практика двухэтапной продажи: сначала (с 10 часов) — в кассах административного здания театра, потом (с 20 часов следующего дня) — на сайте театра (если что-то осталось). Спеша опередить перекупщиков, ценители культуры вынуждены заблаговременно становиться в живую очередь, часами, если не сутками простаивать в ней при любой погоде и, самоорганизовываясь, отражать нападки крепких парней из отряда спекулянтов.

Помимо того, что такой распорядок угрожает здоровью и достоинству добропорядочных москвичей и гостей столицы, он фактически исключает для жителей других регионов возможность своевременной покупки билета в Большой театр дистанционным способом.

Известно, что официальные цены на билеты в Большой театр систематически и значительно повышаются. Однако такая ценовая политика без совершенствования порядка продажи билетов, очевидно, не способна эффективно противодействовать спекулянтам. Более того, сознательное установление ценового ценза выступает дополнительным фактором, препятствующим доступу в театр широкой аудитории.

Убеждены, что увеличение количества именных билетов вкупе с их продажей дистанционным способом (на сайте театра) одновременно с реализацией в порядке очереди (в кассах), по крайней мере не позже (когда билеты уже закончились), — позволило бы заметно снизить спекулятивный потенциал и повысить доступность культурных благ для всех жителей страны.

18 марта нам пришел ответ из Министерства культуры. Ведомство признало, что «существует проблема с перекупщиками», и сообщило, что «ведется активная работа по устранению подобных правонарушений и ужесточению существующих мер наказания», а также о том, что наше письмо передано и руководству Большого театра.

Разрыв между желанием и возможностями

Юрий Грымов, руководитель театра «Модерн»:

— Вопрос о цене на билеты мне задают не впервые. Я всячески поддерживаю идею более доступных билетов для театралов. В конце концов, любая помощь людям — это хорошо. Да и в чем ином может заключаться роль государства, как не в создании условий для развития общества, в том числе культурного развития? Тем более что пример чего-то подобного уже существует: для молодежи есть «Пушкинская карта» — отличный механизм, который делает музеи, театры, картинные галереи более доступными. Но вот именно тут и возникает первый вопрос, и связан он с опытом работы проекта. А опыт этот не во всем однозначно успешный. Не секрет, что с запуском «Пушкинской карты» тут же расплодились серые схемы перепродажи льготных билетов. О масштабах явления судить не берусь, официальной статистики не видел, но не раз слышал о том, что для многих обладателей этой карты она стала не ступенькой на пути культурного самообразования, а банальным источником побочного дохода. Вывод: доступность не привела к росту спроса. Так что связи между ценой билета и полными залами я не вижу. Но зритель все равно идет в театр. И разве это не прекрасно — если театры заполнены даже с нынешними ценами? Это значит, люди тратят на то, что они считают достойным этих трат. Но вопрос все равно остается: если уже существующий опыт повышения доступности билетов дал такие результаты — где основания думать, что с масштабированием схемы, с включением в нее не только молодежи, но и взрослых зрителей, даст нам в итоге увеличение спроса на культуру, а не расширение рынка «серых» билетов? Ну и по поводу собственно цены... Дешевыми билеты быть не могут, законы экономики не обойти: зарплаты, гонорары, декорации, костюмы… Театры зарабатывают, чтобы жить и развиваться. А для многих билетная выручка — это просто способ выживания. Снизить цены можно, только если тебе возместят разницу между действительной ценой и ценой для зрителя. Второй вопрос: кто возместит? В Москве, наверное, что-то подобное можно было бы сделать. Но столичные театры и так получают поддержку московских властей. А если говорить в масштабах всей страны? Имеется у меня опыт работы в регионе: сфера культуры там вне списка приоритетов. И при снижении цен на билеты произойдет падение доходов театров.

Но — повторюсь — я только «за» любую помощь сфере культуры, за любые перемены в жизни людей, которые сделают эту жизнь более содержательной.

Искусство принадлежит... только толстосумам

Ольга Кузьмина, обозреватель:

— В этом году Дед Мороз снова остался глух к моей мечте: опять не получилось сводить детей на «Щелкунчика» в Большой театр. Реально дорого. Они еще и мечтают, чтобы это произошло 31 декабря, и, конечно, речь только об Исторической сцене. Надо было бы начать копить деньги. Но ведь всегда возникает нечто важнее искусства. Поход в аптеку, например...

Понимаю все доводы: стоимость костюмов и декораций, необходимость платить достойную зарплату артистам. Вопросов нет. Но пора честно признать: искусство давно обрело черты исключительно элитарные. Не для нищебродов!

Увы, сентенции вроде «искусство должно принадлежать народу» (вроде так сказал Ленин, беседуя с Цеткин) остались в прошлом. Заметьте, кстати: в советские времена, когда билеты были намного доступнее, но на знаковые премьеры приобретались только через перекупщиков, поход в театр был серьезным событием. Он предполагал соблюдение дресс-кода — никаких джинсов! И все сопровождалось ритуалами: покупкой программки, арендой бинокля, променадом по фойе; мужчины могли пропустить рюмочку коньячку, для дам предлагалось шампанское, дети же пили «Буратино» и ели бутерброды с колбасой. И во всем этом было что-то величественное, и да, элитарное! Но при всем том это была какая-то доступная, возвышающая тебя элитарность, поскольку купить билеты мог как царь Салтан, так и условная сватья баба Бабариха. Но что же происходит сейчас? В театр приходят черт-те в чем, без всякого «парада». В буфетах цены — за гранью добра и зла, да и предлагается обычно какой-то пищевой «ширпотреб» вроде чипсов или обычного мороженого, но втрое дороже. То есть в этом смысле поход в театр элитарным событием быть перестал. Точнее, эта элитарность определяется теперь исключительно толщиной кошелька. Ну так и давайте признаем официально: искусство принадлежит толстосумам. Насколько оно им нужно, я не знаю. Не всем, это точно.

По определению артиста Александра Домогарова, я отношусь к числу «ущербных» — так он недавно назвал людей, не способных без ущерба для бюджета купить билет на спектакль за 20 тысяч рублей. Да, я эту трату почувствую. Но поход в театр должен быть событием не потому, что из любви к искусству была истрачена часть месячного дохода семьи. Смотреть спектакль и думать, а что же теперь есть, — это какое-то унижение.