Вопреки парадоксу русской литературы
Красная площадь, не так давно звеневшая под сапогами парадных расчетов, 4 июня наполнилась задумчивым шелестом страниц. Это значит, пришел еще один любимый горожанами праздник. Крупнейший книжный фестиваль с одноименным названием собрал лучшие издательства, известных писателей и, конечно, главных гостей — читателей, продолжающих отдавать предпочтение печатной литературе.
Смелый автор
Представил здесь свое творчество и Александр Лапин, недавно выпустивший дилогию «Две жизни». А поскольку вышла она в издательстве «Вече», его главный редактор Сергей Дмитриев отметил в начале встречи.
— Нам очень повезло, что уже почти 13 лет мы выпускаем книги Александра Алексеевича. Его имя я считают одной из визитных карточек нашего издательства. Потому что он смелый писатель, который не побоялся рассказать о современности. В чем парадокс русской литературы? Скажем, Толстой «Войну и мир» создал через 50 лет после событий 1812-го. Большие произведения обычно повествуют об эпохе уже пережитой. А вот Лапин отважился описать то, что мы все с вами наблюдали с начала 1990-х, и создал целый цикл романов, который довел до сегодняшнего момента. Получилась такая народная эпопея с героями, переходящими из книги в книгу. На мой взгляд, это настоящий литературный подвиг. Могу сравнить разве что с «Тихим Доном», первый том которого вышел в 1928 году: всего десятилетие прошло после революции.
То есть, Лапин — необычный автор. Он берется за животрепещущие темы. А еще многое предвидит в своих романах. То же название «Крымский мост» появилось у него еще до самого сооружения. Как символ некой эпохи.
Другая важная черта — он любит историю. И последние свои книги, к примеру «Страсть и бомба Лаврентия Берии», выстраивает на основе перехода в эти исторические пласты.
Время писать «нетленку»
Сам Александр Лапин начал выступление с того, как появился нынешний двухтомник:
— «Крымский мост» был написан через четыре года после Крымской весны. Но время шло. Все менялось. И в этой ситуации появились совсем другие нарративы и исторические события, которые все накатывали и накатывали. Поэтому я, хоть и не собирался, написал продолжение — «Копье Пересвета». Но читатели стали спрашивать: «А что было раньше?» Так возникла идея сделать двухтомник — для тех, кто хочет знать, с чего этот сюжет начинался и чем завершился. Так родилась дилогия «Две жизни».
Она в свою очередь входит в состав так называемой «Руссиады», объединяющей все главные мои произведения, посвященные нашей новейшей истории. Как зародился этот цикл? Каждый журналист мечтает написать «нетленку». На то же рассчитывали и мы — сотня выпускников журфака Казахского университета. Потому что журналистика — ремесло, а писательство — искусство. Но никто из ста такой цели не достиг. Сам я много лет работал в «Комсомолке», в начале 1990-х много публиковался, был восходящей звездой нашего издания. Потом ушел, когда понял, что журналистика, которой нас учили — объективная, порядочная, человеческая — закончилась.
Время шло, я занимался бизнесом. Построил издательский дом, открыл десятка полтора газет. И к 60 годам вдруг понял, что в вечной погоне за успехом свою мечту о «нетленке» не осуществил. Тогда сказал себе: с меня хватит. И решил написать историю моего поколения.
Начал с юности. А она была у нас самая прекрасная. Первая книга так и называлась «Утерянный рай». Что это такое? Советский Союз. Наша юность, которая есть у каждого. И каждый живет этими воспоминаниями. Потом было «Непуганое поколение». То есть мы оказались первым после сталинских времен, кто уже не был запуган до смерти, как наши родители. Третью книгу я назвал «Благие пожелания». Мы ведь все в середине 80-х мечтали, как хорошо будет, когда всё перестроим. Потом было еще несколько произведений, вместе составивших шеститомник «Русский крест».
И вдруг я осознал, что его герои уже не соответствуют нынешнему моменту. В начале 1990-х и потом сложилось впечатление, что бизнес — грязное дело. Олигархи распилили казенные советские предприятия, рассовали по карманам и убежали на Запад. Но после настали совсем другие времена. Поэтому мне нужен был новый герой. У нас после «нулевых» появились люди, которые сегодня — в условиях санкций, ограничений и прочего — действительно спасли страну. Это их энергия, их упорство и бескомпромиссность позволили нам выстоять.
Тогда я понял, что надо писать книгу о них. О предпринимателях. Потому что мы этих людей недооцениваем. Так появился Олег Мировой и роман «Крымский мост». О том, как герой искал свою душу. И продолжил поиски в «Копье Пересвета».
Сначала он был человеком либеральных взглядов, ориентируясь на Запад. Как и я сам когда-то. Потом привычная жизнь рухнула. И все стали смотреть на Россию. Решать, как будут строить свою судьбу здесь, а не там.
Не случайно в первой книге Мировой пускается в путешествие по Европе на большом океанском лайнере. А во второй, уже на речных судах, идет по России. Но это путешествие не только в пространстве, но еще во времени и самом себе. Потому что в итоге он находит опору, которая поможет ему добыть счастье.
Движение по кругу
Впрочем, автор признался: рассказывать об уже вышедших книгах для него — достаточно скучное занятие. Его полностью захватывают будущие сюжеты. Например, сейчас он увлечен совсем другой историей — о Симеоне Бекбулатовиче, татарском царевиче, любимце Ивана Грозного, которого тот на один год посадил на трон вместо себя.
— На старости лет я понял: все у нас идет по кругу. К примеру, постперестроечный период в сущности воспроизводил то, что было в 1917-м. Но такое же случалось и раньше — в начале XVII века. Все повторяется, несмотря на технологии, гаджеты, рассказы о том, как нам поможет искусственный интеллект или еще кто-то — либо Запад, либо Восток. Потому что сами люди не меняются.
О сегодняшнем моменте говорить еще рано: как все закончится, и как будет перестроена наша жизнь, пока неизвестно. Поэтому я решил углубиться в историю Смутного времени. Но чтобы не быть банальной кукушкой, повторяющей мифы об Иване Грозном и всех остальных, стал присматриваться к людям той эпохи, у которых оказались такие же страсти и проблемы, как у нас: на политическом уровне, на экономическом, на любом.
И вдруг обнаружил там любопытную фигуру. Симеон Бекбулатович — касимовский царек, о котором у нас говорили как о каком-то проходном персонаже. Но Иван Грозный взял и поставил его вместо себя, когда поделил страну на две части — земщину и опричнину.
Я начал изучать этого человека. И оказалось, что никакой он не шут гороховый. А потомок Чингисхана — Чингизид. Русь входила в состав Золотой Орды. И когда та распадалась, многие татарские князья поехали служить русским царям. В то время люди определялись не по богатству, а по знатности рода. Так что Бекбулатович, потомок монгольского правителя, был знатнее всех наших. Только сам царь стоял выше него — был Рюриковичем.
Поэтому ему — почет и уважение, хоть и гол как сокол. Женили на самой завидной невесте — дочери Мстиславского, второго человека в государстве. Дали огромный надел — Касимовское царство. Он участвовал в военных походах Грозного. Был в милости у его сына и последующих царей.
Вот через этого человека, который всё знал и всё видел (причем, сам властвовать не хотел, хотя бояре пытались его выдвинуть), я и хочу показать нашу историю в следующем романе «Семь царей и сирота казанская». Мой герой действительно был сиротой. После того как он год являлся правителем, Грозный сделал его князем тверским. А уже после Смуты случилась история, с которой я и начинаю новую книгу.
Когда Лжедмитрий пришел в Москву, он тоже сильно Бекбулатовича полюбил. Перед этим Годунов отправил его в ссылку, лишил всех наград — попал человек в опалу, как и сейчас бывает. А новый правитель привлек обратно. Вернул все поместья. Но, в отличие от других наших бояр, Симеон был порядочный человек. И заявил: это не царь, а лжец. Хотя даже мать погибшего Дмитрия Угличского признала Гришку Отрепьева за своего сына. То есть единственный человек в московском государстве сказал открыто об обмане и о том, как нас хотят перекрестить в польскую веру. За что Лжедмитрий отправил его на Соловки. И оттуда он уже наблюдает за всем, что происходит. Вспоминает времена Грозного. Смуту. Как Мишу Романова на царство призывали. И прочее, прочее…
Окно возможностей
Писатель признался: углубляясь во все эти события, он обнаружил любопытнейшие вещи. Открыл для себя, что вся наша история искажена.
— Мы живем мифами и вымыслами, которые нам рассказывают. Не знаем фактов. А чтобы выяснить, как все было на самом деле, мне пришлось самому начать копать. И обнаружилась масса любопытных вещей. Взять хотя бы то, как летописцы-историки в угоду правящим династиям шесть раз переписывали версию гибели царевича Дмитрия (сегодняшние исследования говорят: никакого самоубийства или расправы там не было, а был эпилептический припадок). Или как предприимчивый Козьма Минин на самом деле собирал деньги на ополчение (патриотический порыв нижегородцев помогли поддержать взятые с них расписки, по которым их семьи до выплаты обещанных взносов попадали в холопы).
Собирая материал для книг, автор общается с историками. Ищет реальные документы. Знакомится с современными исследованиями, в том числе основанными на новейших методах. А еще — лично отправляется в места описываемых событий, чтобы «заземлиться», увидеть все своими глазами. Послушать, что рассказывают местные ученые-энтузиасты.
— Наша история как живая — постоянно фальсифицируется. До революции она была одна. Когда я изучал ее в Советском Союзе — уже другая. В 1990-е написали новую. А сейчас появилось окно возможностей — пока не сочинили очередной вариант, я могу опубликовать правду. Успеть проскочить в эту узенькую щель. Чтобы вы могли прочитать.
На этом встреча завершилась: как и началась — под бой курантов. А на собравшихся любителей литературы всё так же смотрели с памятника Минин и Пожарский. Но за эти полчаса стали они как будто чуточку ближе.
