Лови деньги на булавку
Однажды крестьянин села Рожново (нынешний Троицкий округ) подглядел, что делает сосед, барский лакей, с проволокой. Так появился промысел, который стал кормить несколько деревень.
В 1879–1883 годах выходил многотомник «Сборник статистических сведений по Московской губернии». В нем масса информации о промыслах, которыми занимались крестьяне подмосковных деревень — многие эти местности входят теперь в черту столицы. Авторы вели себя как настоящие этнографы: выезжали в села, беседовали с кустарями, поднимали документацию в волостных правлениях, записывали термины и зарисовывали орудия труда. Сборники пользовались большим интересом у интеллигенции: на них не раз ссылался в трактате «Развитие капитализма в России» (1899) молодой Владимир Ульянов, еще не взявший в то время псевдоним «Ленин».
В одном из первых выпусков (том VI, выпуск 1, 1879) рассказывалось про изделия из проволоки — крючки для застегивания одежды и швейные булавки. Информацию собрали статистики Василий Орлов (1848–1885) и Иван Боголепов (1851–1911).
Шпионаж за лакеем
Изготовлением булавок занимались в трех деревнях Подольского и стольких же — Серпуховского уезда. Все деревни Подольского уезда — Батыбино, Чернецкое и Маврино — теперь часть Троицкого административного округа. Крючки для одежды выделывали в шести селениях Подольского и девяти селениях Звенигородского уездов. Сегодня из этих населенных пунктов восемь входят в Троицкий округ, пять — в Новомосковский и один — в Западный.
Булавочный промысел, видимо, возник в селе Чернецкое в середине XVIII века. Крючки же стали крутить не позже конца 1820-х годов, и благодаря тому, что сегодня называют «промышленным шпионажем». Сначала этим баловались «дворовые» (то есть прислуга) помещика Старовского, владельца селений Горчаково, Рожново и Шемятовка (первые два теперь — в Троицком округе). «Один из стариков дворни, не могший уже <…> производить сколько-нибудь трудные <…> работы, начал гнуть крючки из той железной проволоки, которую он добывал из печей барского дома», — пишут Орлов и Боголепов. А затем Терентию Уварову, крестьянину из Рожнова, удалось «подсмотреть» (авторы выделяют это слово курсивом) за бывшим лакеем и обучить новой технологии родных.
Лошадиная сила
Для обоих промыслов в Москве покупалась толстая медная или железная проволока: ее предстояло сделать тоньше. Крючочники работали в жилой избе: проволоку, зацепив за скобу, тянули в обе стороны плоскогубцами. А вот булавочникам требовалось много усилий и оборудования, часто даже строили отдельную мастерскую. Сырье «пожигали» (отпускали на огне) и вымачивали в разведенной серной кислоте. Затем оно поступало на «тянульный станок»: просовывали заточенный кончик проволоки в «обломок» (через фильеры, металлическую пластину с отверстиями разного диаметра. — «ВМ»), с усилием вытягивали с другой стороны клещами и наматывали на вал, вращая его крюком. Потом проволоку прогоняли через отверстие поменьше — и так до четырех раз…. Даже самые сильные «тянульщики» называли свою долю «лошадиной»: трудиться без отдыха удавалось не больше 15 минут, рабочая неделя длилась всего пять дней, причем не подряд.
Утончившуюся проволоку выпрямлял «таскальщик»: просовывал через ряды гвоздей, зажимал щипцами — и пятился до противоположного угла комнаты. Возвращался к станку, оттяпывал вытянутое кусачками, захватывал новую порцию — и снова пятился. Нужна была не только сила, но и умение расставить гвозди: как отмечали авторы, «хороших таскальщиков сравнительно немного».
Ободрал как-нибудь
Вытянутую проволоку рубили на куски. Крючкам заворачивали «колыжки» (ушки), складывали их пополам, «расколачивали» (расплющивали молотком) «мысочки» и загибали — каждую операцию выполнял отдельный мастер. У булавочников в дело вступал точильщик: умещал в руке от 50 до 100 «концов», держа их веером, и, поднося к вертящемуся стальному кругу, заострял с обеих сторон. Орлов и Боголепов записали: «Если работается русский сорт булавок, то работа точильщика производится быстро: «ободрал как-нибудь и — ладно!» — говорится обыкновенно в этих случаях; но если булавка идет «аглицкая» или «немецкая», то <…> производится еще «лощение» отточенных концов». Видимо, под «английской» булавкой понималось не то, что сейчас, а просто изящно отделанная швейная.
Тем временем «навивальщик» из других кусков проволоки скручивал головки: их «нажигали» (накаляли) и «наколачивали» на тупую часть «конца» молотом, который приводился в движение ногой. Опять же, для «русской» булавки считалось достаточным три удара: головка при этом не обретала нужную, шаровидную форму, и была непрочной. Для «английских» и «немецких» булавок делали до 11 ударов. В день «колотельщик» мог произвести до двух фунтов (800 граммов) мелкой булавки и до 20 фунтов самой крупной — она названа «полотнянкой» или «дурацкой». В первом случае платили 20 копеек за фунт, во втором — две, так что доход был одинаков. Немудрено, что «колотельщики» предпочитали крупные изделия.
Зеленые волосы
Готовые крючки лудили (покрывали оловом), «серебрили», «чернили» (кипятили в масле с сажей) или делали «томпаковыми» (золотистыми) с помощью медного купороса. У булавочников обязательно была «варельня» — примитивная постройка с печью, но без трубы, гдепар выходил через дверь или дыры в стенах. Изделия долго кипятили в воде с «винным камнем» (смесь солей калия), ртутью, скипидаром. На фоне других тогдашних ремесел булавочный промысел считался относительно безвредным для здоровья! Орлов и Боголепов указывают, что на подобных производствах много стариков (они заняты легким делом, типа насаживания головок): значит, этот труд не сводит безвременно в могилу. «Мы можем отметить только тот факт, что у рабочего <…> в конце концов волосы на голове и бороде позеленеют»: тому причиной «многолетнее обращение с медью».
Промыслами, как правило, занимались в холодное время года (с сентября до июня). Рабочий день у булавочников (про крючочников не сказано) длился с 4 утра до 11 ночи (!), правда, давалось два часа на обед и час на «сумерничанье» — вечерний перерыв. Взрослый крючочник зарабатывал в среднем от 60 до 100 рублей в год на хозяйских харчах, булавочник — от 40 до 90 (видимо, из-за того, что операции были разной сложности). Орлов и Боголепов прикинули, что в крючочной мастерской оптимально иметь 9–10 рабочих, а в булавочной — не меньше 20 (два тянульщика, три точильщика, 12 колотельщиков и по одному таскальщику, навивальщику и варельщику). В реальности почти все производства были более мелкими.
Товар для деревни
Оба вида продукции сбывались в московские лавки и на момент, когда Орлов и Боголепов собирали сведения, пользовались хорошим спросом. За крючками приезжали в основном из деревень. «Известно, что масса нашего сельского населения до сих пор мало знакома с употреблением пуговиц: на свою верхнюю одежду она или вовсе не нашивает последних, или же нашивает только для видимости, для красы, производя застежку… все-таки посредством крючков и петель», — пишут Орлов и Боголепов. Современных историков быта это утверждение ставит в тупик: в 1870-е годы уже был выбор пуговиц на любой вкус и кошелек, и крестьяне охотно их использовали. Возможно, дело было в распространенности определенных видов одежды: полушубки, зипуны, кафтаны только на крючки и застегивались.
Для булавочников всегда были благоприятны «годы, непосредственно следующие за войнами, и затем времена возвышенного тарифа на заграничный товар». За год до выхода книги закончилась Русско-турецкая война, и подобный тариф как раз действовал. Впрочем, когда-то у русских булавок было преимущество — низкая цена. Но за границей благодаря внедрению машин производство удешевили так, что даже с учетом тарифа на импорт зарубежные изделия для нашего покупателя были выгоднее отечественных. Так что Орлов и Боголепов предсказывали подмосковным кустарям безработицу: «Булавочное производство сделается исключительным достоянием крупной фабричной промышленности».
КСТАТИ
Портновскими булавками долгое время скалывали документы. Современная канцелярская скрепка в виде скрученной вдвое мягкой проволоки была запатентована только в 1893 году в Англии, а в быт у нас вошла еще позже. В журнале «Изобретатель» (1929, № 1) предупреждали тех, кто будет посылать бумаги в Комитет по изобретениям: «Документы скрепить вместе (почта просит не скалывать булавками, т.к. сортировщики писем ранят руки)».
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Марьяна Скуратовская, историк моды:
— В 1870-е годы булавки активно использовались в городском дамском костюме. Глядя на модные картинки, мы не догадываемся, что большая часть этой красоты — съемная. Это не передняя часть юбки, а особый передник, не блузка, а специальный сложносочиненный воротник с жабо и бантами. Псевдожилетики, кружевные вставки в декольте — с помощью этих элементов женщина могла легко преобразовывать одно и то же платье. И все это добро требовало булавок для крепления: петли и пуговицы, например, были бы заметны, к тому же они всегда остаются на своих местах. А булавку можно каждый раз вкалывать так, как удобнее.
