Михаил Мамаев: Признание в любви
Актер, поэт, военкор СВО Михаил Мамаев специально для «Вечерней Москвы» подготовил очерк о том, как история Москвы красной нитью прошла через судьбы разных поколений его семьи. От прабабушки, солистки Большого театра, близко знавшей Чайковского и Шаляпина, до дедушки, погибшего в Битве за Москву, отца, встречавшего Гагарина в Кремле, и до его собственного «романа» с Москвой. Публикуем в авторской редакции. Погрузитесь в неспешное чтение, и вас захватит мир переживаний и размышлений этого человека — «Московские адреса Михаила Мамаева».
Хамовники — первая прописка
Хамовники, улица Бурденко, дата — 13 февраля 1966 года. Мой первый адрес в Москве, моя первая прописка, первое земное жилье, куда — запеленутого в сшитые дома на портативной, XIX века швейной машинке «Зингер» пеленки — меня принесли из памятного для многих москвичей роддома имени Грауэрмана, что находился когда-то на Арбате.
Серый каменный дом с толстыми стенами, огромными квартирами-коммуналками, балкончиками в самый раз для детской коляски с грудным Мишей Мамаевым. За тридцать шесть лет до того, в 1930-м, на тот балкончик на прогулку выкатывали коляску с моим новорожденным отцом. По соседству — комплекс зданий командной академии имени Фрунзе Красной-Советской-Российской армии, место силы настоящих наших мужчин.
Гравитация военной академии прочно завладела мечтами отца, провела за руку по жизни, наградив офицерским кортиком, курсантскими-офицерскими-генеральскими погонами, боевыми государственными наградами и по касательной в щадящем режиме задела меня (погоны лейтенанта запаса). Академия имени Фрунзе — буквально — выселила нас из дореволюционного дома, снеся его и построив общежитие для слушателей из других городов, многие из которых и тогда (Великая Отечественная, Корейская, Вьетнамская, Афганская, Чеченская), и теперь (Сирия, Украина) — настоящие герои, заслуженная элита страны. Одни имена мы знаем и чтим, другие нам еще предстоит узнать, когда кто-то о них талантливо расскажет. По мере сил принимаю в этом участие…
Музыка Арбатских переулков
Джойс где-то написал, обобщая свои впечатления от Льва Толстого, что в основе «феодального искусства России» — помнить, как звали прадедушку. Видимо, этот «феодализм» живет и во мне — знаю и помню имена моих предков, и горжусь ими. Так что вот московская история моей семьи до улицы Бурденко.
Более ранние адреса семьи по линии отца таковы (читаем справочник «Вся Москва»):
Мой прадед, музыкант, органист, Федор Шпейер (о брате его интересно написали Гиляровский и Куприн) в 1894–1908 годах жил на Арбате в доходном доме Орловых (купцов), 12, в квартире 16 (в письме композитору Танееву, собиравшему у себя знаменитые артистические «танеевские вторники» — кв. 26). В 1909 году он переехал на так называемую Собачью площадку, в дом Бабурина, и прожил там год. В 1911-м вновь сменил место жительства на дом 1 Леонова, где прожил до 1917 года. После революции след его мы пока не нашли, поиски ведем.
Места проживания в Москве моей прабабушки Варвары Павленковой-Шпейер, жены Федора (солистки Большого театра, близко знавшей Чайковского, Рубинштейна, Шаляпина):
1894 — Годеинский (ныне Арбатский) пер., дом Новикова; 1895 — Знаменка, номера Навротского; 1896 — Козицкий пер., дом Ланина; 1897 (год замужества) — Ваганьковский (ныне Староваганьковский) пер., 17, дом Пастухова.
После замужества и до развода Варвара Вадимовна жила с прадедом моим на Арбате, по указанному мной выше адресу дом Орловых, кв. 16. И вот тут очень интересный факт мы обнаружили в справочнике «Вся Москва». Там конкретно указано, что в 1908–1909 годах прабабушка жила в Кремле, в здании Окружного суда, в квартире смотрителя (надеюсь, доберемся до какого-то московского архива этого здания, домовых книг, если они сохранились). Интереснейший факт заключается в том, что сейчас здание это в Кремле — внимание! — резиденция Владимира Владимировича Путина. Как случилось, что моя бабушка жила по этому адресу? Надеюсь, обязательно докопаемся! С 1910-го Варвара жила на Никитском бульваре.
Венчались они с моим прадедом в Александрийской церкви при Александровском военном училище. Федор Федорович Шпейер преподавал в этом училище (с 1891 по 1895 год и с 1898-го по 1901-й) хоровое пение и является автором многих хоровых учебников, по поручению начальника училища составил «Сборник хоров для юнкеров училища». Их дочь, маму отца и, соответственно, мою бабушку Лидию крестили в церкви Николы Явленного на Арбате.
Бабушка Лида пошла по стопам родителей, стала музыкантом, пианисткой — это первая запись в ее трудовой книжке. В годы войны работа музыканта была не так практична — люди выживали — и бабушка пошла работать в ателье по соседству, где прошла путь от рядовой швеи до заведующей. Даже на пенсии она работала до самой болезни, став рядовой приемщицей. А играть на пианино продолжала дома, где, сколько себя помню, каждые праздники мы собирались вокруг старинного пианино и пели под ее аккомпанемент.
Из полуподвалов Тишинки — к измайловской пуховой перине
Мама моя, Лидия Николаевна, родилась в Большом Тишинском переулке, в доме 26, кв. 2, в очень бедной семье, в полуподвальном помещении на несколько семей. В 1954 году их с моей бабушкой Аней и прабабушкой Марией (отец мамы погиб при обороне Москвы в самом начале Великой Отечественной) переселили в комнату площадью 17 метров в 4-комнатной коммунальной квартире 34 на третьем этаже дома 49 по Первомайской улице в Измайлово. Эту комнату я помню: высокая железная кровать, большой круглый стол в центре, старинные сундуки, диван, гардероб, люстра из десятков ярких стекляшек над столом…
Больше всего мне нравилось с разбега запрыгивать на высокую ту кровать, покрытую огромной пуховой периной и бабушкиным рукоделием — домотканым кружевом. Таких перин я больше нигде не видел за всю жизнь, даже в музеях. В красном углу висели фамильные прокопченные иконы и всегда горела живая масляная лампада. Там я впервые услышал о Боге. Бабушка Аня в те годы была единственная в нашей семье открыто верующая, молилась, ходила в церковь.
Родилась она в 1913-м, согласно трудовой книжке, по профессии футлярщица, окончила только начальную школу. Рано стала инвалидом труда 3-й группы: ядохимикаты на всю жизнь лишили ее обоняния. С 1933 по 1953 год бабушка работала на московской фабрике «Артель инвалидов «Промкартонаж» в качестве коробочницы, позднее в артели «Универсалпром».
Она часто приезжала из Измайлово на Хорошевку и жила с нами, помогая по хозяйству и присматривая за мной. И поскольку обонянием не обладала, частенько звала меня на кухню проверить по запаху, не испортились ли продукты. Она очень любила читать сказки (кажется, других книг, кроме сказок и Библии, у нее и не было). От бабы Ани я узнал много интересного о дореволюционной России, о революции (хоть сама она встретила эти события совсем ребенком, но помнила рассказы взрослых), о дне, когда умер Ленин… Благодаря ей я был тайно крещен в раннем детстве, в сельском приходе где-то под Можайском (откуда часть родни). Тогда крестить детей в коммунистических семьях было не принято (отец и мама мои оба были коммунистами, в зрелые годы от этой идеологии не отреклись, партбилетов не жгли, за что им отдельное мое уважение).
Александровский сад. Могила Неизвестного Солдата
Два слова о моем деде Николае Никифоровиче, что погиб на войне. Согласно похоронке он не погиб, а пропал без вести под Москвой. Бои были страшные, предавать земле десятки тысяч павших с соблюдением всех обязательных мирных формальностей возможности не было. Хоронили в братских могилах, часто без опознания.
Осенью 1966 года (год моего рождения) на 41-м километре Ленинградки в ходе строительных работ обнаружили одну такую безымянную братскую могилу. Найденные в ней останки советского бойца в хорошо сохранившемся обмундировании без знаков отличия было предложено перезахоронить у Кремлевской стены в ознаменование 25-й годовщины разгрома немецких войск под Москвой. 3 декабря тело было доставлено к месту нового захоронения на орудийном лафете и погребено со всеми воинскими почестями.
Для нашей семьи этот безымянный герой — мой дед Николай, а Могила Неизвестного Солдата — еще один важный адрес истории семьи Мамаевых.
Хорошо в Хорошево! Бокс, хоккей, бассейн, машинки
После расселения и сноса дома на улице Бурденко бабушка Лида и наша молодая семья получили две отдельных квартиры на северо-западе Москвы. Так я переехал в двушку в «брежневской» девятиэтажке по улице Генерала Глаголева в новом Ворошиловском (теперь Хорошевском) районе. Из окна на 6-м этаже открывался живописный вид на сосновый лес, речную пойму, церковь, а в сумерках угадывались зыбкие огоньки деревеньки на берегу — Троице-Лыково.
Параллельная улице Генерала Глаголева улица названа Живописной не случайно. На берегу был построен современный стадион «Октябрь», с гостиницей, 50-метровым бассейном, крытым легкоатлетическим манежем, открытой ареной с беговым кругом на 400 метров и футбольным полем внутри, залами бокса и баскетбола, несколькими открытыми спортивными площадками для хоккея, волейбола, тенниса и даже городков!
Надо ли говорить, что «Октябрь» стал главным магнитом моего детства. Здесь я научился плавать — сдал норматив взрослого разряда, занимался легкой атлетикой и боксом, зимой в составе дворовой команды участвовал во всероссийских соревнованиях по хоккею на приз «Золотая шайба» (основателем турнира был знаменитый тренер Анатолий Тарасов. — «ВМ»), а чуть позже — провожал друзей в армию…
Еще я занимался в секции картинга на территории находящегося в восьми остановках на троллейбусе 1-го Автокомбината и в секции карате. А зимой — в горнолыжной секции ЦСКА на Крылатских Холмах.
Не могу не вспомнить и районный литературный кружок при районном Доме пионеров, где я так же занимался раз в неделю. Активности было очень много, и, чтобы не запутаться, на письменном столе под стекло я разместил рукописное расписание занятий в секциях и кружке по дням недели. Удивительно, как на все это хватило сил, энергии, интереса! Учиться меня отдали в 56-ю среднюю школу с углубленным изучением английского языка (ныне гимназия № 1522 имени советского и российского дипломата В.Чуркина).
Военный городок
Район заселили в основном военнослужащими — слушателями военных академий, офицерами многочисленных военных структур, относившихся к Генеральному штабу и Главному военно-политическому управлению. По сути это был военный городок в большом городе. Каждое утро и каждый вечер, независимо от времени года, городок зеленел — улицы, бульвары, дворы, остановки заполняли мужчины в офицерской форме, с портфелями, папками и планшетами. Каждая улица, набережная, проспект, бульвар носили имена героев, напоминали о героическом прошлом страны: Карбышева, Расплетина, Рыбалко, Глаголева, Зорге, Маршала Жукова, Таманская Пехотная, Народного Ополчения… Почти во всех школах в те годы были музеи Великой Отечественной войны с акцентом на героев — жителей района (насколько знаю, эта традиция жива и теперь)…
К слову, первое мое журналистское юнкоровское задание для «Алого паруса» «Комсомольской правды» (в этой популярнейшей в те времена молодежной газете была ежемесячная страничка о школьной жизни с таким романтическим названием) — заметка под названием «Урок памяти» об одном таком музее…
Мог ли я тогда подумать, что через сорок с хвостиком лет мне предстоит вновь собирать информацию о героях-москвичах, но только уже моих современниках, в качестве журналиста снимать о них видеосюжеты и передавать гуманитарку в зону боевых действий, а более 100 тысяч москвичей отправятся в окопы, повторяя подвиги дедов и прадедов? Чтобы приблизить нашу победу над возродившимся нацизмом. Преемственность поколений, о которой любили говорить на Уроках Памяти ветераны в далекие времена моего детства, оказалась не просто словами.
Московский зоопарк. Непокорные
Улица Большая Грузинская, дом 1. Один из главных адресов всей московской и заезжей детворы — Московский зоопарк, один из старейших в Европе. Для меня этот адрес связан даже не столько с восторгом от животных в клетках (животных в клетках я всегда жалел), сколько с невероятно впечатляющим первым в жизни путешествием на метро — тогда оно только открылось в нашем районе. Грозный свист в пугающей темноте за окном, дрожащие полоски бесконечных кабелей, ярко освещенные мраморные и гранитные дворцы вестибюлей с величественными металлическими названиями станций, ни на что не похожий резиновый запах неведомых подземных миров… Всего десять минут под землей до «Баррикадной» — чудо, магия, восторг!
Зоопарк московский на многие годы стал другом. В подростковый и студенческий периоды жизни мы с друзьями ходили в зоопарк, чтобы отдохнуть и прийти в себя. Дикие животные в городской системе координат чем-то походили на нас, юных, дерзких, растущих, не вмещавшихся в условные клетки повседневных рутинных обязанностей. Мой первый сборник стихов, вышедший в 1989-м, названием максимально кратко зафиксировал впечатление от того периода жизни: «Возраст взрыва»…
Улица Правды — встреча с взрослой жизнью
Редакция «Комсомольской правды» находилась на 6-м этаже большого серого здания на улице Правды, 24, строение 1, улице советских газет и журналов. Название она получила в 1934 году в честь расположившегося здесь комбината газеты «Правда», главной и самой массовой газеты страны. Это еще один важный для меня московский адрес.
Если считать трудовой стаж по первым заработанным деньгам, то у меня это ноябрь 1980-го. Я — школьник — получил в бюро пропусков пропуск, заглянул в бухгалтерию через окно и вдруг застыл: подсвеченный холодным светом люминесцентных ламп жил своей жизнью мир взрослых, хочу ли я туда?
Неужели уже пора?
Никогда еще я не получал денег за работу, никогда не ходил ни в какие бухгалтерии. Да и за что мне должны заплатить — за то, что «Комсомольская правда» выбрала меня из тысяч школьников, мечтающих напечататься в газете, сделала героем моей школы, показала путь, по которому могу идти по жизни?
25 начисленных рублей гонорара в те годы были внушительной суммой, и, прежде чем выдать ее, средних лет женщина-кассир скрылась в соседнем кабинете. Вскоре она вернулась с начальником — добродушным старичком в черных нарукавниках поверх крахмаленной белой рубашки (типичный советский служащий из 1930-х). Старичок внимательно оглядел меня с ног до головы, уточнил, за что конкретно выписаны деньги, сверил документы и квитанции, а потом вдруг растрогался, обнял меня, пожал руку. Вручая купюры — два червонца и пятерку (он попросил кассира выбрать купюры посвежее, вложил их в белоснежный конверт с типографским клеймом «Издательство «Правда»»), — он спросил хрипловато:
— На что потратишь?
— Маме отдам, — ответил я первое, что пришло в голову, чтобы не передумали выдавать мне мои деньги.
— Славно, — старичок растроганно сглотнул. Может, вспомнил свою первую получку (слово из лексикона моей бабы Ани), может, тоже получал ее еще пацаном, может, тоже отдал маме? Я так и сделал — вечером, когда родители пришли с работы, вручил им конверт. На удивление реакция была еще более ярко выраженной, чем у старичка из бухгалтерии: мама пустила слезу, а отец полез в секретер за коньяком… Конверт с деньгами мне, впрочем, вернули.
...После пожара 2006 года здание переоборудовали под съемочные павильоны. В 2015–2020 годы я вернулся сюда, чтобы снимать сюжеты для программы «Теория заговора» на Первом канале, где был ведущим.
Возвращение к метро
В 1983 году сразу после школы поступил в МГИМО на факультет международной журналистики, проспект Вернадского, 76. Нужно было ездить по красной ветке через весь город на юго-запад. И мне нравилось! Не переставал восхищаться (и до сих пор не перестаю) московским метро. Сегодня оно, конечно, разрослось, из добродушной разноцветной медузки превратилось в величественного спрута, не только соединившего отдаленные спальные районы, но и уплотнившего число станций в центре. И при этом город продолжает относиться к подземке как к любимому детищу! Я побывал во многих крупных городах мира и нигде не видел такого красивого, величественного и в то же время уютного метро.
Перефразируя библейскую историю, купив в юности первый личный автомобиль, я на десятилетия высокомерно покинул московскую подземку. Но поумнел, образумился и вернулся, не примирившись с необходимостью платить за автомобильные «пробки» самым драгоценным, что есть у человека, — временем. Теперь мой главный способ передвижения по городу — метро, а если есть время и хорошая погода — пешком.
Люблю в выходные гулять по центру, легко и с удовольствием перемещаюсь из района Трех Вокзалов до станции метро «Парк Культуры», периодически углубляясь в Арбатские переулки, исторические капилляры Остоженки и Пречистенки…
Кстати, на Пречистенке (тогда она была Метростроевской) в далекие студенческие годы в рядах стройотряда МГИМО я приобщался к профессии строителя, принимал участие в капитальном ремонте старинных московских домов-памятников. Так что в красоте этих улиц есть пусть и мизерная, но моя заслуга.
«Мосфильм»
И конечно, Мосфильмовская, 1 — адрес главной киностудии нашей страны! Впервые пришел сюда в конце 1980-х на пробы в продолжение легендарных гардемарин «Виват, гардемарины!». В Советском Союзе кинопроизводство было одним из мощнейших двигателей экономики.
В ту пору были живы и активно трудились в кино настоящие властители дум того времени. Среди них Евстигнеев, Яковлев, Гундарева, Гурченко, Боярский, а среди ярко стартовавших — Харатьян, Жигунов, Домогаров, Машная, Лютаева… Мне повезло работать с этими артистами, а с некоторыми — подружиться на всю жизнь. Конечно, это не произошло бы без двух главных людей в моей киножизни: Светланы Дружининой и Анатолия Мукасея, чей творческий и семейный союз, как гигантское космическое тело, затянул меня в свою гравитационную орбиту и серьезно расширил горизонты творческой реализации. В июльские дни, когда пишу эти строки, а именно 26 июля, мы отметили 87-летие Анатолия Михайловича, а через несколько месяцев — 16 декабря — с Божьей помощью отметим 90-летие Светланы Сергеевны. Крепкого здоровья и максимально долгого творческого искрения моим дорогим кинородителям!
…Перечислил несколько важных для меня московских адресов. Постарался быть максимально кратким. Это далось с большим трудом — когда признаешься в любви, трудно экономить слова. А это именно признание в любви. Все, что происходит в Москве, принимаю близко к сердцу: радуюсь, переживаю, расстраиваюсь, порой ревную или критикую…
Москва для меня не только любовь, но и ответственность — разве настоящая любовь бывает без ответственности?
Все члены моей семьи были патриотами города. Старшие награждены многими его наградами, включая медаль «За оборону Москвы».
В самые трудные дни зимы 1941– 1942 годов они вместе с большинством оставшихся горожан возводили оборонительные укрепления, участвовали в патрулировании улиц против мародеров и ДРГ, дежурили на крышах, отслеживали и своевременно тушили фашистские бомбы-«зажигалки». А также медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «В память 850-летия Москвы», «50 лет победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и др.. Как и родной город, моя семья— труженик. Мама удостоена почетного звания Ветерана труда, а отец — Ветерана Вооруженных сил СССР. Отец вообще был уникальным человеком — генерал, награжденный в мирное время двумя орденами «Красной Звезды», он являлся заслуженным работником культуры РСФСР, всю жизнь активно публиковался в СМИ, являлся членом Союза журналистов СССР, ушел из жизни на посту директора военно-патриотического издательства «Патриот».
И если уж продолжать грустную тему памяти, то Мемориальное Троекуровское, Николо-Архангельское, исторические Даниловское, Калитниковское кладбища — адреса последней прописки моих близких и место моей семейной памяти.
Из этой памяти растет завтрашний день моего города, а значит, и мой. Города, в котором процессы моего личного старения замедленны, потому что знаю: завтра будет лучше, чем вчера, и хочу как можно дольше в этом участвовать!
Ночь перед отъездом на производственную практику
Молчат автомобильные сирены.
По городу уснувшему идем.
Из неба пахнет звездами, сиренью,
ошибочно предсказанным дождем.
Ночной Тверской мы медленно протопали.
От звезд земное кажется свежей.
Листвою нам во след шевелят тополи
и лезут в окна верхних этажей.
Ты завтра будешь в поезде. Я тоже.
Практиковаться в творчестве умчим.
И вспомню я, на верхней полке лежа,
как мы сейчас бредем и как молчим.
Давай искать Никитские ворота!
Их нет нигде…
Твой дом…
Начало дня…
…Под стук колес мне снится, словно кто-то
целует крепко спящего меня…
Кубанские женщины в метро
Лица распунцовились, как в бане.
Любопытством бьет из-под платков.
Женщины приехали с Кубани,
Женщины! Одни! Без мужиков!
Жутко им— ох, как трясет вагоны!
Под землей запутались совсем
и глядят, почти как на иконы,
на мудреный свод подземных схем.
В иностранках —
миссис или пани —
кто откуда, трудно распознать,
но, что эти женщины с Кубани,
без подсказки я могу сказать.
И немного кажется нелепым,
что под свист подземных скоростей
пахнет югом, солнцем, свежим хлебом,
как в избе, где добрых ждут гостей.
***
Главное — сердцем,
пусть порой через хрип
и не в ноты.
Насколько кто в ноты попал,
это правнукам будет видней.
От лица всех моих
заполняю кривые пустоты
с бесшабашным искрящимся
нервом кремлевских огней.
Как мудрец предсказал,
все проходит, и это пройдет.
Но идут по брусчатке колонны
и на звезды равнение держат,
и так будет всегда,
потому что живет здесь народ,
с хлебом бережно сеющий Веру,
Любовь
и Надежду.
Жизнь опять подгоняет
и в гонке выносливых ценит,
тех, кто плавкость и стойкость свою
накопил не из книг.
Я по-прежнему в красном углу,
этот выбор никто не изменит,
как бы не был моментами пестр
исторический ринг.
Сталь и дух закаляются в пламени,
способ не нов —
от безбашенных битв
до безбашенных вылазок в космос.
Наши звезды на башнях —
с пилоток, могил, орденов…
Добрый шепот семейных архивов —
мой внутренний компас.
Жаль,
что нет для работы над прошлым
волшебных чернил,
чтобы вырвать назад эти лица
из выцветшей фотобумаги!
Но спасибо за все,
чему век наш меня научил,
каждый день посылая
прямые и тайные знаки.
