Патроны на продажу
150 лет назад в деревнях Московской губернии женщины добывали деньги «патронным промыслом». Делали они не боеприпасы, как можно подумать, а гильзы для папирос.
Мы продолжаем цикл материалов о ремеслах, которыми кормились в последней трети XIX века жители сел, входящих ныне в черту столицы (см. № 34 и 37). Источником послужил многотомник «Сборник статистических сведений по Московской губернии» (1879–1883). Второй выпуск тома VII (1882) составила дама — экономист Минна Горбунова (1840–1931). И посвящен он ремеслам, на которых специализировались женщины. К таким занятиям относился и «патронный промысел».
Только бабы нас и кормят
Современному курильщику привычнее сигареты, состоящие из штранга (вместилища для табака) и фильтра. Но с середины XIX века по середину XX века популярнее были папиросы: фильтра в них не имелось, в бумажную гильзу вставлялся мундштук, а остальное место отводилось под табак.
Гильза с мундштуком, но без табака — это и есть патрон. Даже крупные фабриканты — Бостанжогло, Викторсон — охотно отдавали их изготовление на сторону. Крутили «патроны» крестьянки, начиная с шестилетних девочек, и мальчики, не достигшие 12 лет, — физических усилий там не требовалось. Как признавались в деревнях, где процветал этот промысел, «только бабы нас и кормят».
Минне Горбуновой предоставили статистику из волостных правлений: промыслом заняты 8765 человек в 205 деревнях Московской губернии. Но экономист обнаружила, что старосты деревень дали информацию только о взрослых работницах.
— Что их писать-то, махоньких, разве они работают? — пожимали плечами старосты. — Они только балуются.
Горбунова объехала три деревни: Киселиху (теперь это часть Домодедова), Пехорку (ныне — в городском округе Люберцы) и Жулебино (сейчас — в Юго-Восточном округе столицы). Про Жулебино ей сказали, что там «патроны» крутят в 12 дворах (семьях) 28 человек. Горбунова проверила: дворов на самом деле 15 и забыли указать пятерых девочек и семерых мальчиков. Даже в семьях, где взрослые не занимались патронами, детей могли посылать в подмастерья к соседям. Получается, официальные сведения по числу работников были занижены в данном случае на 42%.
Поджог за придирки
Расходники работницам выдавал посредник, он же забирал готовые патроны. Гильзы скручивались из папиросной бумаги на медном болванчике, мундштуки — из картона на деревянной «вставлялке». Для склеивания служил клейстер.
Материала давали ровно на 10 тысяч изделий (их называли «ящик», потому что они укладывались в короб определенного размера). Естественно, при приемке годных патронов всегда оказывалось меньше, особенно, если трудились дети. Шестилетке первый год доверяли только присоединять мундштуки и лишь с семи лет дозволяли работать с клеем. И все равно порчи материала было не избежать.
Допускался брак (угар) в 300 штук, то есть 3 процента. Если некондиционных изделий было больше, за погубленную папиросную бумагу вычитали из оплаты: за белую — по 3 копейки с сотни листков, за маисовую (с волокнами из кукурузных листьев) — по 5. Впрочем, сильно изводить работников было опасно. В селе Верхнее Мячково (ныне — часть Люберец) Минна Горбунова узнала, как расправились с придирчивой немкой Варварой Михайловной.
— Когда стало народу невтерпеж — а у нас народ грубый, — ее и спалили, то есть избу подожгли, — злорадствовала местная жительница Татьяна Орлова. — Сколько ни разыскивали следов, никого не нашли. Хотела она избу другую снять — а ее никто и не пустил. Она другую избу купила. Вот опять принесли ей работу, а она опять вычла, да с другой девушки тоже вычла — ну ее и опять сожгли. Так в одной рубашке ночью и выскочила...
Запас перед распутицей
В день гнулись над бумажками по 13 с половиной часов, за неделю женщина скручивала полтора ящика, то есть 15 тысяч изделий. Если работа шла без выходных, получается, каждые 4 минуты выдавали по патрону.
Чем дальше от Москвы, тем хуже была плата. В Съянове (ныне — Ступинский район Подмосковья) за ящик давали вдвое меньше, чем в Выхине. Дело не только в том, что ближе к городу работницы избалованнее — при вывозе продукции из захолустья посредник много тратил на транспортные издержки.
Оплата различалась в зависимости от сезона. В Жулебине большую часть года за ящик давали по 70 копеек, но между Рождеством и Масленицей ставку повышали до рубля, а между Пасхой и Петровым днем (29 июня) — до 80 копеек. Перед весенней распутицей, затруднявшей вывоз товара, и перед двухмесячным летним перерывом на сбор урожая надо было создать запас продукции — вот и стимулировали.
Меньше, да дороже
Однажды Минна Горбунова собирала в Мелькисарове (ныне — Молжаниновский район Северного округа) сведения о другом промысле. Староста проболтался, что его односельчанин Михаил Горшанов раньше работал на табачную фабрику Викторсона, но «спился, захворал и теперь лежит без ног дома». Горбунова не поленилась навестить инвалида. Узнала, что тот заказывал на фабрике, чтобы бумагу ему предоставляли нарезанную машиной. Приходилось платить за стопу по 3 лишних копейки, и выходило из нее не 10 ящиков (как при ручной резке), а 8. Зато качество было выше: другим за ящик на фабрике потом давали от 1,7 до 2,5 рубля, а Горшанову — трешницу.
СПРАВКА
Многие деревни, где делали патроны, сегодня — территория Юго-Западного, Южного, Восточного и Юго-Восточного округов столицы. Наиболее развит промысел был в Борисове (206 взрослых работниц), Покровском, которое теперь часть Чертанова (106), и Капотне (104). А в целом в губернии больше всего «патронщиц» имелось в Верхнем Мячкове — 428.