Весна русской революции

[b]В апреле в город, как всегда, пришла настоящая весна. Но обстановка в тот год была тревожная, и ни бурное таянье снега, ни прилет жаворонков обывателей не очень радовал…[/b]А тут еще в столице произошла очередная смена власти. Градоначальника Волкова отправили в южные края, а вместо него поставили графа П. П. Шувалова, который, впрочем, отличиться ничем не успел, так как спустя всего два месяца был убит террористом Куликовским, сподвижником Каляева. Гораздо интереснее оказалась фигура нового генерал-губернатора – А. А. Козлова, личности хоть и не хватавшей звезд с неба, но весьма популярной в Москве.Значительная часть его службы проходила в Москве, где он дважды занимал пост обер-полицмейстера. В те годы он был прекрасной мишенью для юмористов. Анекдоты о его амурных похождениях дошли до наших дней. После выхода в отставку, генерал получил крупное наследство, но так и остался холостяком.Жил он в скромной квартирке на Никитском бульваре, на дверях которой, вместо приличествующей социальному положению хозяина медной доски с указанием званий и титулов, простым карандашом было написано «Козлов».Назначенный в 68 лет «хозяином» Москвы, он не изменил своим привычкам: в огромном генерал-губернаторском доме на Тверской занял всего 3 небольшие комнатки, в которых и принимал посетителей. Собрав после своего назначения полицейских чинов, Козлов распорядился, чтобы во время его проезда по городу «лишних постов не назначали», а городовые «не тормозили бы движения на улицах». А в заключение заметил, что ему нужна исполнительность по службе, а не показуха...Но времечко новому генерал-губернатору досталось тяжелое. В день его назначения забастовали пекари и булочники. Свое выступление они приурочили к Пасхе, что сильно ударило по карману хозяев, лишившихся прибыли. Требования были экономические: повышение зарплаты, сокращение рабочего дня с 16–18 часов до 8. Но едва ли не главным пунктом оказалась столь знакомая нынешнему поколению россиян «монетизация» – замена хозяйских харчей и квартиры деньгами.Слухи о забастовке разнеслись по городу с быстротой молнии: обыватели бросились закупать хлеб, делая запас сухарей «на черный день». Калачи и булки исчезли с прилавков за два часа, цены подскочили, но публика платила не торгуясь. Во многих магазинах ограничили продажу хлеба в одни руки, а городские власти организовали его подвоз из ближних и даже дальних городов. Да и в столице многие пекарни втихаря работали: у печей стояли сами хозяева с домочадцами; им помогали дворники, ночные сторожа. Набирали и босяков с Хитровки; в рваных и грязных лохмотьях, не мывшиеся по несколько лет, они грязными руками месили тесто.[b]Порой ситуация выходила из-под контроля[/b]. Наиболее активные забастовщики громили работающие булочные. В булочной Аксенова на Елоховской бунтовщики облили керосином товар, разбили витрины, чуть было не убили хозяина и двинулись дальше, но были встречены мясниками с Немецкого рынка. Произошло кровопролитное сражение, многих отправили в больницу. Впрочем, выступления были стихийными, а потому довольно быстро закончились.Хотя социал-демократы и пытались по обыкновению примазаться к забастовке, выпустив прокламации, которые требовали созыва всенародного учредительного собрания. С чем едят это самое собрание никто не понял, но крупные булочники – Филиппов, братья Севастьяновы – быстро пошли на уступки, а за ними последовали и мелкие хозяйчики.[b]Разбушевалась в этом апреле и стихия[/b]. Москва-река, эта «жалкая речушка», стала грозной и залила все низменные места – у Дорогомиловского моста, Новодевичьего монастыря, а правый берег Водоотводного канала превратился в неглубокое озеро…[b]А в первый день Пасхи (17 апреля) вспыхнул Политехнический музей[/b]. Загорелось здание днем, поэтому пожар быстро заметили. Музей был связан прямой сигнализацией с Мясницкой частью, поэтому по сигналу «Сбор всех частей» к зданию примчались 12 пожарных команд с 6 паровыми насосами. Потушили быстро, но огонь и вода погубили многие коллекции. Полностью выгорел архитектурный отдел; огонь уничтожил макеты и собрание чертежей архитектора Каминского. Погибли коллекции и библиотека Общества любителей естествознания, а также коллекция первых фотографий; уничтожена коллекция табака. На чердаке музея обнаружили сотни трупиков задохнувшихся голубей.Таким был апрель столь известного в нашей истории грозного 1905 года.