Белые кеды

Мой отпуск подходил к концу, истекал, истаивал. Ускользал между пальцев, как желтый пляжный песок. И было очень жаль, что именно сегодня, в предпоследний мой день в Бланесе, море будто взбесилось. Бурные волны разбивались о пирс, выбрасывали на берег черные водоросли, похожие на противных змей. Лезть в воду было небезопасно. Хотя я и неплохой пловец. Собственно, не найти крепкого двадцатидвухлетнего парня, позиционирующего себя как мачо (шутка с долей шутки), который плавал бы по-собачьи! Мой любимый стиль — дельфин. И я полез уже было в воду. Но строгий спасатель посвистел в свой свисток, глядя прямо на меня; и я малодушно отошел от моря. Лежать на пляже было холодно. Что ж, решил я. Прекрасный повод пойти поснимать кактусы. Моя мама увлекается разведением кактусов. Такое у нее хобби. Меня она называет самым удачным своим экземпляром… Так вот, в Бланесе есть прекрасный Ботанический сад с мультяшным названием «Маримутра». Он находится высоко на горе, и за шесть дней до него ноги мои не дошли. А тут, раз такое дело, можно и посетить «эту самую Маримутру». Ну а мой любимый фотик всегда готов к работе.

Ого, оказывается, здесь не только кактусы! Пышно цвели розы. Даже как-то чересчур пышно, как в рекламном проспекте. Нереально… И плетущиеся, и кустами, и отдельные — царственные — особи. Темно-бордовые, порочные. И даже прудик с водяными лилиями. И бамбуковая роща… Табличка подсказала мне, что это Китайский уголок; а дальше будет Мексика. Я сбежал на несколько маршей из каменных ступеней — и передо мной неожиданно открылся великолепный вид вниз, на бухточку. Небольшая арка, увитая плетущимися белыми розами, а внизу бирюзовое море — у берега чуть светлее, дальше вода становилась темной, уже почти чернильно-синей… Маленькие белые яхты собирались в путь. От совершенства увиденного у меня перехватило дыхание. Да, вот здесь я сделаю свой лучший кадр. Все прекрасно. Только женщина в белом мешает. Длинная и худая, вся в белом — от облегающих брючек до элегантной сумочки. Дама в белом, я мысленно назвал ее Белая. Почему нет? Я постоянно даю всем прозвища. Только не озвучиваю их вслух. Дурацкая привычка с детства. Не зря мама называет меня своим любимым Кактусом.

Так вот, Белая стояла прямо в арке, как картина в раме. И оглаживала рукой выпирающий большой камень. Мне даже показалось — что-то ему шептала, камню этому. Ну, что ж, приду позже. Каждый имеет право на непродолжительную медитацию в самом красивом месте Земли.

Я вернулся через полчаса, досконально изучив флору Южной Америки и Африки. В отдаленном уголке сада мне попалась семейка оранжевых календул — их еще называют ноготками; такие росли на даче у моей бабули, и, признаться, от их вида мне захотелось плакать слезами умиления. Каково же было мое негодование, когда я обнаружил Белую на том же месте, в том же виде. Але, мадам. Нет, конечно, я сказал не так. Я воспитанный джентльмен.

— Извините, мне надо сделать несколько кадров. Отсюда прекрасный вид на бухту, вам ведь тоже нравится? Не будете ли вы так любезны?..

Белая обернулась ко мне, и я вдруг увидел, что она плачет. У нее было такое красивое, тонкое, изящное лицо с высокими бровями, острыми скулами и чистым лбом… И длинная, трогательная шея. От слез лицо не кривилось, не обезображивалось. Просто по щекам текли слезы. Может быть, так мироточат лики святых.

— Да, да, конечно. Я уже ухожу.

Она ушла по каменным ступенькам вверх, скрылась в гуще темно-зеленых кустов. А я остался, обескураженный и расстроенный. Фотографировать расхотелось. Чего я, в самом деле, вечно лезу… Подождать, что ли, не мог. Я не выношу женских слез. Через силу я сделал несколько кадров и поплелся вслед за Белой. Где-то наверху высокой лестницы должно быть кафе. Как раз между бамбуковым раздольем и мексиканскими огромными кактусами, из которых вроде бы гонят текилу…

Я взял бутылочку ледяного пива и черный кекс. Реально он был аспидно-черного цвета. Я люблю все шоколадное, но не до такой же степени. Решил сфотографировать и кекс тоже; ох уж эта дурная привычка фотопротоколировать еду! Не раз я подвергался за нее жесткой критике.

— Извините, что я так долго не давала вам подойти к арке. Я резко обернулся на голос. Это была она, Белая. С высоким, под стать ей, стаканчиком в руках. Что-то оранжевое. Наверное, апельсиновый сок со льдом.

Она присела рядом со мной.

«Не возражаете?» — «Нет, конечно».

— На вас белые кеды, — сказала она. — Это так… здорово.

— Как вас зовут? — спросил я. Мне показалось, что она со мной заигрывает. День расцветился совсем другими красками. Женщина, пусть и старше на десяток лет, но такая привлекательная! Сам бы я к такой никогда не подошел. — Как вас зовут?

Она летуче улыбнулась.

— Зовите меня… Тереза. Тереза ведь — красивое имя?

Я поспешно согласился. Да, да, очень красивое. Как зовут меня, Тереза не спросила.

Фото: Нина Бурдыкина

— Это место для меня в некотором смысле сакральное. Здесь мы познакомились с Борисом. В этом маленьком скучном городке… Он вам не кажется скучным? Только пляжный отдых — для меня никогда не было интересно так отдыхать. Я на три дня приехала в Каталонию. Сальвадор Дали, Барселона, а в Бланес попала вообще случайно… Впрочем, это не важно, — Тереза тряхнула головой. Шпилька выпала из прически, и каскад пшеничных волос рассыпался по плечам. И как я сразу не заметил, какая она красивая? Таких, как Тереза, фотографируют для обложек модных журналов…

— Борис подошел ко мне на том самом месте, где вы меня застали. И подарил мне какой-то ни на что не похожий цветок. Сказал, что волосы богинь принято украшать неземными цветами, а он всего лишь одинокий полубог, и приносит свой жалкий дар… Что-то в этом роде, — продолжала Тереза. — Вы простите, что я вам это рассказываю. Просто мне хочется рассказать… Ведь никто и никогда не узнает… О чем, впрочем, я. Да. Борис, цветок. Заболтал меня, заговорил. Он был из Москвы. Я — из Питера. Там, в арке, есть выступающий белый камень, похожий на голову льва. Борис мне сказал, что этот лев будет охранять нас и нашу любовь. И что это — наша тайна. Мы гуляли по саду до глубокого вечера, а потом я уехала — мой тур закончился. И я впервые пожалела, что так ненадолго прилетела в скучный приморский городишко.

— Какой он был, Борис? Полубог? — спросил я. Хотя, в принципе, какая разница…

— Чем-то похож на вас, — она опять мимолетно улыбнулась. — Высокий, худой. Нос с горбинкой. Брови домиком. В белых кедах, конечно. Современный красавчик на отдыхе обязательно обут в белые кеды… Мы переписывались с Борисом, как сумасшедшие. Когда мой самолет сел в «Пулково» и телефон подключился к сети, я получила от него двадцать трагических сообщений… он почему-то подумал, что самолет разбился и он меня никогда больше не увидит… Смешно! На самом деле разбился он, Борис. На параплане. Но это произошло спустя четыре месяца и шесть дней. Четыре месяца и шесть дней, — повторила Тереза. Медленно-медленно, будто находилась в трансе. — Я никого так не любила. Я никого никогда так не полюблю.

Я прямо задохнулся — ну, разве посторонним рассказывают о таком? Про любовь. А потом понял: только посторонним и рассказывают. Тем, которых никогда больше не увидят.

— А самое смешное, — Тереза глотнула из своего высокого стаканчика апельсиновый сок и продолжила, — мы с ним встречались-то всего ничего. Два раза. Один раз — он приехал ко мне в Питер, второй раз — я к нему в Москву. Все. Мне казалось, у нас все впереди. Мы каждый день переписывались по полтора часа перед сном… И мне казалось, я знаю о нем все, и у нас впереди целая жизнь. А знаешь, — она вдруг резко перешла на «ты» и ее голубые глаза вдруг потемнели и стали чернильными, — оказалось, что я ничего о нем не знала. Ничего. Когда он разбился на этом своем гребаном параплане, мне написали в общей рассылке об этом в социальной сети. Как и пятистам другим людям… Я была для всех такой же «просто виртуальной подружкой» Бориса. И никто, ни один человек, не знал о том, что нас связывает. Я была в шоке, бросилась в Москву (всем нам написали, где и когда пройдут похороны) — и оказалось, что на похоронах присутствовали законная Борисова жена и двое его сыновей-подростков! Жена маленькая такая, невысокая тумбочка. Вся заплаканная. А пацаны похожи на него как две капли воды… Я думаю, тогда в Бланесе он как раз отдыхал с семьей. Просто на какое-то время оторвался от них. И познакомился со мной. И еще — прикинь — там на кладбище стояла беременная девчонка, на нее все косились, особнячком держалась. Рыженькая, совсем молоденькая. Как бросилась на гроб… еле оттащили. Я думаю, еще одна богиня. Да. Вот так. Глупо получилось. А я — вообще никто, человек из массовки. Я до сих пор не могу понять этого и принять. И не могу его забыть. И не могу его простить. И понять не могу — как он так мог? Я приехала сюда на один день. Ненавижу тихие городки… На это самое место. Чтобы как будто вернуться в тот наш общий день. Я думала — может, мне этот камень-лев что-нибудь подскажет? Но он мне ничего не ответил. Но он, этот камень, не холодный, а теплый. Мне кажется, он хранит тепло руки Бориса. Может, ты мне объяснишь — почему?

Я пожал плечами. Что я мог ответить Терезе? Я хотел попросить ее попозировать мне. Мне ужасно хотелось запечатлеть ее сложное, как с картины Боттичелли, лицо. Но смелости не хватило. Она мне — про любовь, смерть и предательство. А я ей — дай-ка сфоткаю? Тереза поставила свой стаканчик на стол и улыбнулась одними глазами. И я подумал: с ней все будет в порядке. А мне ничего не светит. Богиня…

— Никогда не летай на параплане. Слышишь? Никогда. Стакан упал на серую каменную плитку и разлетелся на тысячи осколков. В каждом из них отражалось холодное солнце.

А Тереза легко поднялась и ушла не оборачиваясь. А зачем оборачиваться? Мы же никогда больше не встретимся с ней. Ей останутся ее боль и утрата. Может быть, она даже полюбит эту свою боль… Так бывает. Человек сживается с тяжелой болезнью или с потерей. Пестует ее, холит. И незаметно для себя начинает… любить. Я встречал такое не раз.

Тереза уходила неспешно, тоненькая, изящная. Только гравий похрустывал под подошвами ее легких балеток без намека на каблук. Высокие женщины могут позволить себе такую обувь.

А на дорожку, прямо передо мной, упал желтый лист — похожий на кленовый, но только больше и плотнее. Будто падший ангел, рухнувший с небес на землю. Осень — она и в Испании осень, снова подумала я. Пора домой.

На выходе из «Маримутры» я купил для мамы крошечный кактус с ярко-красным цветком. Ей бы, без сомнения, он очень понравился. Тогда я еще не знал, что кактус отберут у меня на таможенном контроле. Даже на такого кроху необходимо ветеринарное разрешение.

Впрочем, мама вовсе не расстроилась. «Все равно ставить их уже некуда», — сказала она.

Подписывайтесь на канал "Вечерней Москвы" в Telegram!