Александр Рукавишников: Нам пора от памятников перейти к городской скульптуре

Жутковатая косоглазая русалка, болтающая по сотовому телефону, бросает на меня насмешливый взгляд. Дальше - куда-то в вечность глядит распахнутый миру Леннон. Представить, что их делал один человек - невозможно. Тут, в арт-пространстве «Рукав» в центре Москвы, месте необычном, сочетающем пространство музея, рабочих кабинетов , студий и уютного застолья, можно всласть и поработать, и поесть, и сходить на экскурсию. Обалдев от всего этого, поворачиваюсь на голос. Александр Рукавишников все прочел на моей физиономии и посмеивается. Так вот он какой.

ТАЛАНТЫ И ГЕНИИ

- Уфф, от ваших работ, Александр Иулианович, энергетика исходит бешеная. Я думала, что и вы такой же - бурный. Сейчас кинетесь все крушить, ломать, лепить... Это правда, что вы входите в тридцатку лучших скульпторов мира?

- Да вы что! Я тихий. Спокойный. И мне говорили, что я куда-то там вхожу, но точно не знаю. И как и кто это считает?

- Спокойный обладатель черного пояса по карате... Смешно.

- Ну, это же взаимосвязанные вещи, мне кажется.

- Сейчас, дайте в себя прийти. У вас такие работы разные. Одну смотришь, и думаешь, что автор - классик! Другую - модернист. Вы - кто?

- Не знаю. Но без классической основы вряд ли что-то получилось бы.

- А сейчас образование тоже классическое получают? Вы же преподаватель. Процесс видите изнутри.

- Хм. Я когда шел в Суриковское преподавать, думал, что там будет нечто вроде обмена мнениями между профессионалами... Все-таки прошло много лет после того, как я там учился. А народ-то... ничего не знает (имею в виду историю искусств) Не все, конечно, но в целом. Ребята приходят, рисуют там всякие штуки классические с геометрическими фигурами. А чего они их рисуют? Может, надо, чтобы они года три просто на искусство смотрели, проникаясь... Или как в Азии - пришел и три года подмастерьем сиди. Смотри, воспринимай. Потом начинай пробовать.

- Толк-то будет от такого смотрения?

- Тарантино начинал с работы в видеопрокате. И все фильмы смотрел. А потом начал снимать. Но это так, для размышлений... Пугает меня другое. Это тотальное непонимание искусства вообще. Вот, например, Сикстинская капелла в Ватикане испорчена. Не знаю, как это могло произойти, за откаты ли, или еще как, но реставрация была безобразная. Помните крашеные анилином фотографии? Во-во, примерно так и вышло. Откройте книжку любую и сравните. Все сразу сами увидите. Но народ как стоял, так и стоит под ней, задрав голову, открыв рот. Как фотографировались рядом, так и фотографируются. Селфи-фигелфи всякие делают. Будто вообще неважно - что там. Современные скульпторы изуродовали Собор Святого Семейства в Барселоне, шедевр Мухиной "Рабочий и Колхозница"уничтожен. То, что мы видим сейчас ,к сожалению, не имеет ничего общего с оригиналом. Список можно продолжать...

- Это вы к тому, что разницы между «было» и «стало» никто не видит?

- Точнее - между шедевром, поделкой и подделкой, стаффажем. Я только не пойму никак, неужели так всегда было, во времена Микеланджело, например, тоже не понимали? Или во времена Мамонтова и Третьякова.

- Ну, какой-нибудь Мамонтов понимал, наверное.

- Тоже не факт, потому что известно, например, что меценаты, покупая Врубеля, просили Коровина объяснять, чем он, собственно, хорош. Это при том, что до эпохи гаджетов появление любого полотна и скульптуры было событием.

- Вы тоже на гаджеты «тянете»?

- Понимаете, интернет, казалось бы, открывает колоссальные возможности. Столько информации, сиди да бери, все можешь узнать! Но началась подмена.

- Типа зачем ходить в Лувр, если его можно посетить виртуально?

- Ну да, примерно так. Общее непонимание я связываю, конечно, с гаджетами, но обобщать все же не люблю. Молодежь ругают, а она разная. В основном хорошая. Я вот, преподавая, гения встретил - впервые в жизни.

- А как поняли, что гений?

- Так видно же. По смелости. Мы его учили аккуратно, можно же было сломать его прямо на первом курсе. Причем никакой логики или биографических предпосылок к его гениальности не было - ничего семейного, парень из деревни Прислониха, рыжий такой. Саша Свиязов. Ну разве что Пластов когда-то в их деревне работал, может, это его как-то торкнуло. Я до Саши и не предполагал, что гении на самом деле существуют. Со мной параллельно учились ребята, близкие к гениальности, как я думал, я смотрел за ними внимательно. Но Саша все же первый.

- Он сейчас в Москве? Работает?

- Да, он не может не работать. Для него это как дышать.

- А вы - не гений?

- Да вы что. Ну какой я гений, близко нет.

ЛЕШИЙ ЖИЛ. ЛЕШИЙ ЖИВ. ЛЕШИЙ БУДЕТ ЖИТЬ...

— Про памятник Булгакову и историю с примусами у вас все уже спросили. Хочется про другое поговорить. Вы, например, «за» памятник огурцу?

— Скульптура — это не памятник, точнее, не только памятник. Есть вилка, воткнутая в Женевское озеро. Почему не сделать огурец? Конечно, он уступает баклажану по форме, но и его можно слепить классно. Конечно, если забабахать его длиной в сто метров, он станет явлением. Я тут увидел я в Лондоне бабу голую Ботеро — знаете такого, толстяков лепит? Необычно. Но яркая вещь! Сделана качественно, мне понравилась. У нас бы такую ни за что не согласовали. Сначала, кстати, к Ботеро обращались, чтобы он сделал нам статую Спартака, которую потом слепил я. Он предложил увеличить одну из своих скульптур — толстого гладиатора с маленьким мечом. Вышло бы мило, в городской среде такая вещь могла бы существовать. Но в данном контексте она была бы не уместна. Словом, суть не в том, огурец или не огурец. Пора от памятников перейти к городской скульптуре. Те, которые открываются, должны быть хорошими. Потому что каждое открытие — это плюс либо к числу шедевров, либо к убожествам.

— Скажут, что вы впали в брюзжание.

— Но я с тридцати лет на эту тему брюзжу! Это не от возраста.

— Вертится пафосный вопрос о предназначении…

— Монументального искусства в целом? Я отвечу. По-моему, мы занимается очищением… э-э-э… психосферы планеты. Скульптура должна «держать» пространство и воздействовать на человека. А в силу обстоятельств и ловкости приспособленцев получается не очищение, а засорение. Хотя отдельные примеры позитивные есть.

— А что со скульптурой происходит в целом?

— Скульптура для России не очень свойственна. Когда-то, в дохристианские времена, были всякие бабы и идолы, но с ними давно и конкретно разобрались. Если где-то, в других странах, они остались, то у нас не осталось ничего, кроме деталей сбруи, пластики Прикамья, фибул да заколок для волос. Хотя и по ним видно, что это было нечто незаурядное, но какое именно — точно неизвестно. Мне, человеку, хорошо относящемуся к природе и ко всяким неведомым силам, интересно представлять, с чего начиналось искусство древних славян. Не этнографически, умозрительно. Это ведь все равно прослеживалось в традициях, у того же Коненкова, Голубкиной.

— То есть леший — есть? Леший жил, Леший жив…

— Конечно. А во времена Петра ребята поехали, посмотрели то да се, что-то поняли, чего-то нет. В Петергофе видно, как отличаются скульптуры по годам. Есть первые, примитивные. Потом пошло — «Медный всадник», памятник Екатерине. Они хороши искренностью, но все же наши конные композиции уступают коням Донателло или Верроккьо. А потом пришел 1917 год, и все христианское сломали.

- По-вашему, первым ударом было уничтожение языческой культуры, а ... 

- ... вторым стала кастрация, случившаяся во время и после революции. Мой дед по матери собирал журналы советские по искусству, я их помню с детсва. Царствовал устрашающий соцреализм.. Безусловно, были личности: Дейнека, Корин, Пименов, Меркуров, Андреев и др.

- Плагиатничал народ?

- Позже. Помню, я был поражен - знал одну чудесную женщину, скульптора, а потом понял, что ее работы были беззастенчиво содраны у Артура Мартини. Эти наивные проявления определенной эпохи рождались, видимо, от ощущения безнаказанности - все равно никто ничего из стоящего «там» не увидит и не сравнит. Ну и получался такой ... Мур или Мартини для бедных.

- Что, и традиций у нас никаких не осталось?

- Не совсем так. Учили-то советских скульпторов всякие зубры-бизоны с дореволюционным образованием. Тот же Манизер, скажем, архитекторы Щусев, Жолтовский. Скульпторы Андреев, Меркуров. Он еще маму мою учил, а я до сих пор приемами какими-то его пользуюсь. Не до всего же сам дойдешь.

- Пример можно, для понимания?

-Ну, он учил, что чтобы нос задышал, надо воткнуть в нос снизу стеку, не аккуратно и не стараясь. И сразу переносица оживает, все становится на свои места.

- Надо же как...

- У скульпторов свое. Я вот как скульптор уверен, что любого человека украшает мощная шея.

- Как же лебединая, тонкая, воспетая?

- А вы представьте себе скульптуру такую, и все поймете.

- Ну да, у вас и женщины такие... Хм. Фактурные.

- Есть такое. Мне надо, чтобы плечи были пошире, а таз узкий. Такой типаж нравится.

- Куда не повернешь, разговор так или иначе строится вокруг глагола «понимать».

- Что естественно. Понимать, ценить - без этого куда? Моя бы воля, я бы 90 процентов памятников, что стоят сегодня, снес. Зачем эти пустышки нужны? А вот качественно сделанные монументы не трогал бы, к какой бы эпохе они ни принадлежали и кого бы они ни изображали. И все. Есть еще другая боль. Вот, скажем, из наших скульпторов сильно выделялся Цаплин. Его наследие в катастрофическом состоянии, все утрачено, фанатично любящие его творчество люди сохранили кое-что, за что им огромное спасибо. Вот в Осло, скажем, есть парк скульптур Густава Вегеланда. Все стоит на подставках, народу тьма. В Швеции - парк Миллеса. А у нас есть свои Миллесы, а то и круче. Но ничего подобного нет! Не знаю, в чем проблема. Кто-то скажет - в русских, не помнящих родства. Но я понятия не имею, кто был Цаплин по национальности. Так что может не в этом дело. И вообще я очень люблю книгу Салтыкова-Щедрина про город Глупов.

- О как. Ясно.

- Печально, что в скульптуре ничего не понимает и народ, а зачастую и те, кто всякими скульптурными процессами руководит. У них словно другие задачи и приоритеты. Они как говорят: как хорошо, мы поставили 150 памятников!

А раньше бы за те же деньги их поставили 15. И все это нарастает, города заполняются посредственными поделками. И сделаны они в большинстве своем хуже, чем надоевший всем дедушка Ленин в кепке.

Фото: Клим Березуцкий

ПРО КУЛИЧИ И КОНСЕРВЫ

- Это правда, кстати, что Ленина скульпторы называли консервами - за то, что его можно было заготовить впрок, и он кормил в тяжелый час?

- Да как только его не называли. И огурчиками, и куличом. Так и говорили - столько-то заготовил куличей. В советские времена существовали специальные распространители, которые за 10 процентов распространяли по республикам энное число сделанных бюстов. Если подумать, совершенно довлатовская ситуация.

-  Но вы тоже его лепили? Ваш Ленин и в Копенгагене стоит.

- Конечно, лепил! Я его не люблю, но леплю, и буду лепить. А копенгагенского Ильича, к слову, вроде бы в музей перенесли. Но, согласитесь, наивно и глупо лепить кого-то, когда это модно, и переставать лепить, когда эта мода прошла. Что, ушел Ленин - перейти на Обаму? Или еще на кого?

- А для души как выбираете героев? Тех, кого воплощаете - в скульптуре?

- Я занимаюсь боевыми искусствами и знаю, что такое поступок. Стараюсь выбирать людей поступка. Вообще мой любимый герой - Пересвет. Он что сделал? Выехал против огромного, немыслимо подготовленного человека на немыслимо подготовленной лошади. Поступок! А сейчас делаю Фаину Каплан. Но без внешнего сходства. Полуслепая Каплан стреляла в вождя революции. Поступок. А потом еще и смерть страшная, в бочке ее тело жгли, ужас какой-то. Назову ее «Фаина», никаких наивных пистолетов там не будет, просто фигура в движении.

- Мало кто поймет, что имелась ввиду Каплан, мне кажется. Решат, что это «Фаина, Фаина», из песни «На-на».

- Кто надо - поймет. И Ленина буду продолжать лепить. Если говорить о работе 2014 года под названием «Солнечные часы», там он Ленин странный, неоднозначный, возможно, трагический. Это усиливается безвкусным позолоченным глаголем. Глаголь - крюк, который входит в каркас сзади. Она такая вот... Ушедшая эпоха. Непростой образ. Но никаких издевок, никакой головы Микки Мауса. Главное, не скатиться в соцарт. Мы, кстати, отвлеклись. Я - о том, что советская скульптура была, какая есть, и были худсоветы - политизированные, но все же обеспечивавшие хоть какой-то барьер, преграждавший посредственности путь на пьедестал.

- А сейчас?

- Чистый цинизм . Достаточно надеть очки в золотой оправе, приличный пиджачок и отправиться в какой-нибудь городок к мэру или губернатору - здрассьте, я скульптор из Москвы, сделаю вам любой памятник быстро и дешево. А тот и рад. И в городах российских появляются за небольшие деньги скульптурные остолопы. Это несложно - была бы у «творца»любовь к деньгам и неленивость втюхивать свое барахло. Вот в одном недалеком от Москвы городе на площади стоят архитектурные шедевры ХII, XIV веков. А рядом «сели» Кирилл и Мефодий. Вы только посмотрите на них!

О ВКУСАХ СПОРЯТ

- Можно неприятный вопрос? Вот вы ругаетесь на отсутствие «барьера», но тоже в одном «совете» сидите...

- Сижу. Но порой странные вещи происходят. К нам вот принес на худсовет свою «Плисецкую» один человек. Мы его первый раз видели. Рассказывал, что Майя Михайловна его работы очень любила. Принес проект памятника. Мы его работу не пропустили, кучу замечаний сделали. Он ушел. А потом вдруг этот памятник появляется в Москве. Как?! Благодаря, очевидно, каким- то хитрым, а может и очень примитивным ходам. Так вот, я считаю, что решение художественного Совета должно быть незыблемо. И еще очень важно, чтобы Совет принимал скульптуры на месте. Бывает, что эскиз допустимый, а результат ужасный.

- Сильная история. Почему-то, может, не к месту, но вспомнила, что когда ругают скульпторов, которых, кстати, знают очень плохо, обычно сильнее всех достается Зурабу Церетели.

- Зураб - великий и совершенно очаровательный человек. Вот недавно он показал нам несколько своих живописных работ, и я вам скажу - я ахнул, ибо среди них было несколько шедевров! Он Президент Академии. А значит, все организации - и учебные, и выставочные - к ней имеют отношение. И если художники России выбрали его, значит надо уважать этот выбор. Кстати, мне понравилось очень, как он отреагировал на очередной наезд на его Петра. Сидит, рисует спокойно. «Пожалуйста, - говорит, - убирайте. Я старался».

- Ну а что делать-то? Если вкуса нет? Кто должен решать, что хорошо, а что плохо?

- Да не знаю я. Нет ответа. Знаю, что есть проблема. У нас распространена воинствующая безвкусица. Поэтому все похоже на «Роковые яйца» Булгакова. От этого надо избавляться. Культурой на местах часто руководят случайные люди, неподготовленные.... Поручать эту область нужно только профессионалам, причем лучшим. Но проблема еще в том, что чем талантливей человек, тем он меньше в советах сидит. Ему там скучно. А бездарность - везде, во всех комиссиях и советах.

- Но есть же все-таки имена. В последнее время чьи работы вас цепляли? Кто нравится?

- Корнеев, Балашов Андрей, Переяславец, Мильченко - очень интересный... Зайки и Мазайки.

- А как вы, Александр Иулианович, к критике себя относитесь, с вашим- то чувством юмора? Про геморрой у Достоевского уже устали говорить. А то, что в лодку к Шолохову на бульваре Гоголевском зайцев подсаживают, вас не задевает?

- Нет, честно. Это образ сложный, и я Мазая в том числе имел ввиду, как составляющую его часть. Там все завязано - и Ильич в половодье попадал. Каждая скульптура - это совокупность ассоциаций. Мне говорили про памятник Шолохову - ну что за кладбище лошадей. Да, елки-палки!! Это символ. Еще со времен «Крестного отца». Я описывал кровавейший момент истории. То ли они отрублены, то ли плывут - думай сам, домысливай. Но там же должна была быть подсветка еще, у реки, синяя. А ни одна лампа не горит. И по техническому регламенту слой воды должен был быть от 3 до 5 сантиметров.

- Но там течет еле-еле. Когда течет.

- Да! И зимой снег должен был таять и стекать, все это было предусмотрено, но ничего не работает. Я пару раз писал куда-то, потом рукой махнул. Не буду же я до бесконечности письма слать, так ни на что времени не останется.

- Но Достоевского прозвали обидно, а он хорош.

- Я пока его придумывал, чуть с ума не сошел. Сделал так, что непонятно, он то ли встает, то ли садится, он же жил в сомнениях, в своих страстях. А когда сделал уже - узнал, что Федор Михайлович любил жить, например, в угловых комнатах. И не все прочитывают там скрытый символ, но абрис памятника - верх натянутого лука. А еще надо было, чтобы он никак не напоминал, например, гениальный памятник Островскому Андреева.

- Который сидит в релаксе, отдыхая?

- Конечно. Достоевский - напряженный, острый. Потом такого же, только поменьше, немцы решили поставить в Дрездене, но испортили подставку, я разозлился и на открытие не поехал.

- Так вы вредный?

- Иногда. Например, когда-то ставил памятник Набокову...

- Где он на стуле качается, в Монтре?

- Ну да. К этому моменту уже подтвердилось, кстати, что мы родственники - у Набокова мама была Рукавишникова, и он даже писал про двоюродного деда Ивана Рукавишникова, эдакого рассеянного чудака. Ну, не суть. Словом, мы общались с его сыном, Дмитрием, и когда уже все было готово, он выразил сомнения - мол, отец в таких штанах вряд ли бы ходил. А я когда образ искал, сделал ему верх представительный, респектабельный, а внизу - укороченные лихие никербокеры (брюки на манжете ниже колена. - прим.ред.) Как их снимать-то? Я расстроился, сказал, что буду думать. А он перезванивает через пару дней и почти кричит - переделали?! Я говорю - да. И как? Стало хуже, отвечаю ( это я у отца научился). Теперь, говорю, какой- то бухгалтер сидит. А Дмитрий мне - нельзя ли обратно? Я у отца нашел в записях потрясающее: если бы сейчас надо было ехать в Россию, писал Набоков, я бы поехал в никербокерах и с сачком.

- Вот как. Забавно.

- Ага. Ну, словом, попил я ему немного крови. Так-то у меня пьют обычно.

- Это родственники вас мучают, когда выполняете заказ?

- По-разному. С Ростроповичем, например. Я его изначально задумывал не в процессе игры показать, а после нее - сидящим, уставшим, с закрытыми глазами. Галина Павловна попросила сделать его играющим. Я не очень это люблю: балерина танцующая, певец поющий, музыкант играющий..Но согласился и сделал, потому что очень уважал ее мнение А вышла в результате нереалистическая фигура.

- Но производит впечатление сильное. А что значит - нереалистичная?

- В прямом смысле - если детали разбирать, то мало в нем реализма, все придумано Но что-то передать получилось. Галине Павловне понравилось.

Я знаю одно: если бы кто-то Ростроповичу попробовал сказать - мол, ты давай-ка, Слава, тут поживее играй, а тут замедлись, он бы послал обязательно, даже знаю, куда. У нас просто при всех сложностях еще и отношение такое к скульпторам... Вот, скажем, стоит в Италии на вокзале композиция. Она может и жуткой кому-то показаться. Но написано - Марино Марини. И все. Прочел - и кланяйся, отползай.

КОД ПОНИМАНИЯ

- Если я правильно понимаю, то любая скульптура - это поиск глубокого смысла и образа. Например, я не знаю, кто такой Высоцкий. Но, увидев памятник ему, делаю выводы: это некто, игравший на гитаре, связанный крепкими путами. Тут все читается. Наверное, поэтому он всем и нравится. То есть вы, создавая памятник, передаете людям некий код?

- В идеале да. Скульптура сложна тем, что в ней нет сюжета, литературного сопровождения. Она - сама по себе. Это знак, иероглиф. Который надо искать. А в памятнике Высоцкому меня все устраивает, кроме одного - его портрета. Хочу его переделать. Молодой был, когда делал, мне мастерства не хватило, не передал я в портрете масштаб личности. Он робкий какой-то получился.

- А всем, повторю, нравится. Может, это у вас самобичевание просто? Да и имеете ли вы право на переделку?

- Филонов вон, а я его поклонник, всю жизнь доделывал свои работы, десятилетиями. И как автор имею право, конечно. Но сначала с сыном Высоцкого, Никитой, поговорю. Он умный человек, поймет. Хотя это непростая затея. Надо же голову отрезать, потом идеально приварить новую. А посадочное место там неудобное.

- Смеюсь, поскольку если со стороны это обсуждение послушать, мороз по коже проберет.

- Это что! Я как-то из аэропорта звоню помощникам, обсуждаем памятник Александру Второму. Я говорю - да, надо ему уши отрезать. Давайте Митяю поручим - пусть отрежет аккуратно. Кончил обсуждать, смотрю, а народу почти нет вокруг. Отошли и косятся с опаской.

- Но в целом качественная работа скульптора - это, я так понимаю, многотрудный поиск.

- Наверное. Я вот придумал мемориальную доску Нагибину. Но почитал его и понимаю, что все переделаю. Хочу сделать ее совсем необычной. Каким он и был.

- А вам все равно, кому делать памятник?

- Непростой вопрос.

- Но Япончику поставили.

- Вячеслав Кириллович Иваньков - неоднозначная фигура. Лично я с ним знаком не был, но делать его мне было интересно.

- Всегда было интересно, а когда вы мимо своих скульптур проезжаете, машете им рукой? Ничего не трепещет внутри? Они же как дети для скульптора, мне кажется.

- Ну, надо быть очень тщеславным или дураком, чтобы что-то там трепетало. Но оценивать их стараюсь. Вообще стараюсь делать так, чтобы не стыдно было. Только не хочется, чтобы все сказанное звучало как «я, я, я». Нет этого.

- Вы перфекционист?

- Наверное, да... Да. Ну, мне хотелось бы верить.