Андрей Федорцов: интеллигент - это тот, кто много знает, но не кичится своими знаниями

А в фильмографии Андрея Федорцова — около 70 фильмов, множество ролей в театре. Его герои и смешные, и трагические, и уверенные в себе, и по-детски наивные.

Он живет между городами, съемками, спектаклями, и редкие минуты, когда с ним можно поговорить, случаются в зале ожидания Ленинградского вокзала.

Минуты до отправления «Сапсана»… Пришлось ловить их частями.

ТОЛЬКО В МАШИНЕ ТЫ ОДИНОК

—Андрей, вы уже десять лет в программе «Главная дорога». К вам уже обращаются за советом как к эксперту?

—Постоянно. Даже на улице.

Как-то раз мужик пристал: зачем нужен знак «шипованная резина»? И ведь действительно, как нам объяснил профессор из МАМИ, сейчас этот знак уже не нужен. Это раньше было важно, когда резина была другой и шипы из-под колес вылетали. То есть придумали, а умных людей не спросили…

—Сами машину водите?

—Я все время за рулем. Еще и в Финляндию езжу. Спектакль отработал, и 300–400 километров еду. В пять утра приезжаю, ночую там, рыбачу… Был такой хороший писатель Павел Вежинов.

Один его роман начинается с наблюдения, что только в машине, за рулем, можно побыть в одиночестве.

—Идеальный отдых — это одиночество?

—Это музыка, катер, рыбалка… Ну, и гараж, естественно. Я сейчас переделываю старый станок, все, конечно, сам. Я же старый механик.

—Откуда в вас любовь к технике?

—Ну, во-первых, это учеба в мореходке, специальность у меня — рулевой-моторист.

Я единственный, благодаря комплекции, залезал в дизельный мотор, прямо в клапан. Во-вторых, любовь к технике — с советских времен, мы же и «Жигули» сами ремонтировали, и «Запорожцы»...

—Как в мореходку-то попали?

—Представьте: 1983 год. Ничего нет. Жвачка — уже круто. Джинсы — это вообще! И про космонавтов, это все вранье. Не видел у нас в классе ни одного желающего быть космонавтом. Было три варианта — дальнобойщик, моряк загранфлота и военный. Уже после восьмого класса я выбрал мореходку. Мне очень форма нравилась. И еще возможность ходить за границу — покупать пластинки. Led Zeppelin, Deep Purple, KISS, AC/DC, Black Sabbath, Pink Floyd — это был дефицит страшный. Стоила пластинка 50 рублей — при средней зарплате в 120.

—Еще и романтика, море…

—Да. А в 1987 году, когда мне друг Дима Михайлов сказал: «Посмотри фильм «Покаяние», — дал книгу «Жажда жизни» Ирвинга Стоуна про Ван Гога и «Луну и грош» Сомерсета Моэма… У меня сознание перевернулось. Я все книги про море сдал букинистам, бросил флот, сам пошел в армию. Потом Андрея Платонова много читал, вышли книги Довлатова, Солженицына, Маканина...

Многие думают, что философия — это занятие для ленивых. Но стоики — Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет — они про то, как тебе жить среди людей и не быть подонком.

Про Аристотеля я уже и не говорю… Это перевернуло меня. Как Сократ говорил? «Я знаю, что я ничего не знаю, и уже поэтому мудр».

И это, я считаю, отличительная черта интеллигентного человека, который много знает, но всегда сомневается… Сейчас модно быть необразованным. В моде жлобство.

Андрей Федорцов (Вася Рогов) и Константин Хабенский (Игорь Плахов) / Кадр из сериала «Убойная сила»

НЕ БЫТЬ МНЕ ФЕРМЕРОМ

—У вас же еще была в жизни фермерская школа. Это-то как?

—Тут трагическая история: пришел из армии, а мой друг Саша Толмачев еще ходил на теплоходе. И все мечтал окончить фермерскую школу, завести хозяйство, как он говорил: «целовать коров в нос, и чтобы они были чистые, настоящие».

Такие фермы он видел в Голландии. Но он погиб.

И я, в память о Саше, решил окончить эту школу, воплотить его мечту. Учился в Пьяченце в сельхозинституте, потом в питерском, потом под Миланом. Все закончилось, когда под Псковом мы забивали борова. Он пытался от нас в маленькое окошко убежать… Потом чувствовали себя фашистами, и полгруппы тут же смылось из этой школы. И я понял, что фермерство — не мое.

—И решили стать актером?

—Мне всегда это было интересно. Ходил на актерские курсы, потом играл в детдомовском театре «След»… И в какой-то момент мой друг Анатолий Комаров снял меня в черно-белом короткометражном фильме. Хороший фильм, в стиле Тарковского. И сказал: «Сейчас в театральном институте набор. Сходи». В то время я сдавал квартиру, чтобы издавать журнал для поэтов — «Мансарда». Стихов знал много.

И меня приняли сразу к двум режиссерам на актерские курсы. В результате остался у Дмитрия Астрахана. Уже с сентября начал играть в спектаклях в Санкт-Петербургском академическом театре комедии имени Н. П. Акимова.

—Ваши родители хотели видеть вас актером?

—Нет, нет, нет! И еще раз нет! Родители говорили: «У тебя есть три варианта.

Холодильный институт, инженерный или… холодильный». (Смеется.) Но они мне всегда доверяли. Я со второго класса уже в бассейн сам ездил. Сам в мореходку пошел, в армию… Остался бы на флоте, сейчас был бы капитаном дальнего плавания на каком-нибудь хорошем корабле.

РЕБЕНОК С РОЖДЕНИЯ - ЛИЧНОСТЬ

—Как пережили первую популярность?

—Ну, про популярность — это к молодым артистам. Меня, конечно, после выхода «Брата» в метро буквально за руки стали хватать.

«Степан?» ( так звали героя Федорцова в фильме «Брат». — «ВМ»). Но у нас, понимаете, другое воспитание, театральное. Не было у нас мыслей о славе. Меня окружали очень хорошие учителя. Мы не задумывались о лаврах, это отбивали в секунду. И так правильно, так необходимо. Любое воспитание — это насилие. В хорошем смысле.

С детьми тоже сюсюкаться нельзя. Они сядут тебе на шею. Иногда надо один раз сказать так, чтобы дочка поняла. Может, она обидится на меня, но она это запомнит.

—У вас две дочки и сын. Есть разница в воспитании девочек и мальчиков?

—Как может быть воспитание добрым? Или строгим? Просто нужно воспитание.

—Пример родителей работает?

—Макаренко говорил, что как бы ты ни воспитывал ребенка, но если ты делаешь по-другому, он никогда не будет делать то, что ты ему говоришь. Если отец или мать читают книги, он тоже будет читать. Если отец и мать ругаются, бьют друг друга, матерятся, пьют водку и думают, что их отпрыск будет другим, они ошибаются.

—Девочки у вас еще маленькие.

—Почему маленькие? Ксюше два года. Она личность. Она, кстати, любит машинки. (Смеется.)

—А старшая Варя понимает, что папа известный?

—Да. Но, слава богу, нет никакого зазнайства. Если увижу, сразу же пресеку.

—Дочка не мечтает стать актрисой?

—Кем быть — это будет ее решение. Вот сын Миша в десятом классе учится. Я говорю: «Кем хочешь быть?» Отвечает: «Философом. Хочу философский факультет окончить». Я говорю: «Отлично. Молодец. Я знаю, где ты будешь работать. Монтировщиком сцены у нас в театре. У нас там все философы». Но пусть сам выбирает, сам ошибается. Если бы я слушал своих родителей, то окончил бы в свое время не мореходку, а либо инженерный, либо холодильный институт.

—Судя по тому, что вы выбрали мореходку из-за возможности привозить пластинки, музыка занимала большое место в вашей жизни?

—Да, конечно. В школе — барабаны, сделанные из пластика и полиэтилена. В армии — большой барабан.

Огромный! Вся часть ржала, называли меня «Ходячий барабан». Меня из-за него просто не было видно — только ножки. Потом, естественно, была гитара. Я же в армии весь репертуар ленинградского рок-клуба перепел.

—Воспоминания об армии скорее приятные?

—Что вы! Но армия нужна. Мужик должен среди мужиков побыть год-два. Тогда он станет либо дерьмом, либо мужиком. Среднего не может быть.

—У вас большая семья: братья, сестра... Как с ними складывались отношения?

—С сестрой мы очень близкие люди. Вот, смотрите, на этом снимке мы маленькие совсем, а вот два брата. Мишка и Серега. Мы ходили за грибами, и они подсовывали мне красные, как я думал, самые красивые грибы. Вот и приносил одни мухоморы.

Издевались надо мной постоянно (Смеется.) Серега и отец приучили меня к музыке. Мама наша умерла в прошлом году…

Андрей Федорцов на съемках программы «Главная дорога» / Фото: Из личного архива Андрея Федорцова

ТЫ САМ ХУДОЖНИК

—Говорят, что актер должен быть чистым листом, так сказать, без характера, чтобы режиссер уже рисовал, что необходимо…

—Фигня это все. Есть, конечно, режиссеры-деспоты, но хороший мастер видит индивидуальность в артисте.

В роли должны быть твои чувства. Например, вот в фильме «Егерь» (Федорцов получил за этот фильм несколько престижных премий. — «ВМ») я играю, как скажут зрители, не в своем амплуа. Я ненавижу это слово, потому что это глупость.

Там я играю человека, сбежавшего из тюрьмы. В финале мой герой умирает.

И чтобы сыграть эту сцену, я подложил мой реальный сон про бабушку. И зритель рыдал, потому что это моя личная, пережитая, прочувствованная история, когда бабушку хоронили в воду...

И слезы здесь у меня не капанные, а настоящие.

—У вас огромное количество фильмов. Есть какие-то работы, к которым у вас особое отношение?

—Все как дети. Нет любимых. Но вот «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко, 2005 год. Когда меня утвердили, то предупредили: «Ну, берегись! Если тебя Бортко долбанет чем-нибудь, не надо отвечать. Если пошлет — не надо отвечать». Фильм снимался уже несколько месяцев, и режиссер, на самом деле, всех в железных рукавицах держал. Но я пришел и говорю: «У меня есть три варианта этой сцены». Он говорит: «Показывай». Я показал. Он говорит: «Давай третий вариант». Снято. Даже в ладоши захлопал. Все удивлялись: «Ты что, у него раньше снимался? Он никогда такого не делал». Я говорю: «Нет». Мне даже деньги сразу заплатили, а другие ждали.

—Говорят актер — человек «без кожи». Тоже миф?

—Да. В спектакле «Собачье сердце» с Золотухиным я играл Швондера, и это был… Гитлер. Такой вот подонок, во всех отношениях, фашист. Вы что думаете, я после этой роли в себя не мог прийти? Золотухина душил и бил? Ты должен влезть в эту кожу, а потом ее снять. Я работал с Джоном Малковичем в фильме «По этапу», играл энкавэдэшника. С нами снимался Томас Кречман — известный немецкий актер. Я по сюжету выкидываю его из машины на ходу. А он же голливудская звезда. И когда я его первый раз выкинул, он подошел к режиссеру и говорит: «Я хочу, чтобы он меня не трогал. Он фашист».

Немец меня фашистом назвал! Режиссер говорит: «Ок. Не будет трогать».

А мне сказал: «Делаем последний дубль. Как следует его выкинь». И я вышвырнул от всей души. Ногой. Он так орал! На режиссера, на меня…

—Где все-таки сложнее играть — в театре или в кино?

—Театр — это святое. От него нельзя отказываться. Потом будешь жалеть. У меня были годы, когда я снимался днем и ночью. Но при этом играл в театре. Тут ты растешь как личность, как мастер. Я, например, перед спектаклем подхожу к кулисам и стою — слушаю, какой гул в зале. И по нему определяю, какие люди пришли. Те, кто пришел посмотреть спектакль, или те, кого жена за руку привела… Тогда понимаешь, как начинать спектакль.

Зритель должен быть причастен к моим эмоциям.

Энергетика должна быть обоюдная. Для меня суть актерского мастерства лучше всех выразила Эдит Пиаф.

Когда ее спросили: «Как вы так поете?» Она ответила: «Я никогда не вру».

БАЙКИ

Начало 2000-х. Мы со съемочной группой поехали в Москву на съемки новогодней серии «Убойной силы».

На обратный поезд мы с Костей Хабенским опоздали, и возвращаться пришлось в новогоднюю ночь. Я тогда еще курил, и Хаба — это прозвище у Кости среди друзей такое — тоже.

Пошли покурить без десяти двенадцать. Покурим, думаю, и отмечать пойдем. Зашли в тамбур и слышим за нами «чик-чик»: закрыли проводники двери. Ну мы сперва не сильно испугались, пока не прошли в соседний тамбур. Там тоже дверь проводники закрыли, чтобы пассажиры по вагонам не бегали.

В общем, до пяти утра так и отмечали. Чуть не умерли от холода.

Мощный был Новый год… 

*

В образе Деда Мороза я был много раз. Но подходил к этому всегда творчески, не так, как другие. Получался из меня такой натуральный Дед Мороз, который долго шел, заблудился, по лесу петлял, в бороде шишки запутались, а потому — сердитый поначалу. Ну а кто с мороза добрый-то? Обязательно костюм в снегу — ведро снега на себя опрокидывал, прежде чем к детям войти. А Снегурочка вдвое выше меня. И вот представьте, входят такие персонажи к детям. Некоторые даже пугались поначалу, но потом приходили в восторг. Дед-то и впрямь настоящий!  

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен!

Подписывайтесь на канал «Вечерней Москвы» в Telegram!