Эдвард Радзинский: Постепенно из исторического персонажа он превратился для меня в живого человека

Эдвард Станиславович, почему вы не остановились на одной книге о Сталине?

Дело даже не в том, что Сталин шесть десятилетий после смерти остается фигурой, разделяющей общество, если хотите, участником непримиримых дискуссий о прошлом и будущем России. Кроме общественного момента, есть момент личный. Я слишком долго им занимался. Я снял множество серий о его жизни. Я снимал на даче, где он умер, для меня – загадочно умер… Я провел там много часов, окруженный его вещами, работал в его личном архиве, читал его личные, порой очень личные документы. И постепенно из исторического персонажа он превратился для меня в живого человека. И этот огромный, страшный человек стал для меня, если хотите, невыносимым бременем. Эта книга – попытка, наконец, расстаться с этим персонажем. Но если в первой книге я выполнял задачу историка, то есть не мог и не имел права отклоняться от документов, то эта книга написана писателем о его чувствах, о чувствах окружавших его близких людей. И о том, как гипнотизирует власть… Какое было общее, великое горе страны, оплакивающей смерть тирана! Загадочное для нынешних людей всеобщее горе! Похожее на то, что показывали недавно на телеэкране – рыдающую после смерти своего тирана Северную Корею… Но у нас все было куда грандиознее, трагичнее. Тысячи погибших в неправдоподобной очереди проститься с вождем! И наш будущий величайший конструктор, у которого были отняты самые дорогие годы жизни, он провел их на работе в шарашке, – Сергей Королев – писал жене о своем горе. А сколько было подобных писем! Таким гипнозом владеет беспощадная власть.

А в России власть разве бывает «пощадная»? Бывала иногда, но давно это было, и плохо дело кончалось. Или не так?

Это вековая традиция. Беспощадное самодержавие московских царей, доведенное до мучительства Иваном Грозным, триста лет самодержавия Романовых, с Тайными Канцеляриями, Третьим Отделением и прочими беспощадными радостями. Две революции, которые должны были навсегда с этим покончить. Но нельзя сломать сразу порядок, который был тысячелетия! Так не бывает. Во Франции, после Великой Революции, свергнувшей восьмисотлетнюю монархию, приходит Наполеон, который становится императором Республики, сформулировав: «Когда я слышу, как мягок и добр какой-то монарх, я говорю – какое неудачное там правление». Но Наполеон – европейский диктатор, у нас приходит азиатский Сталин, который сказал кратко и емко – «России нужен Бог и царь». И правил, помня эту формулу. Любимым его царем и учителем был Иван Грозный.

И царь, и Бог – оба всегда нагоняют страху, предполагают его. «Все, все боялись!» – уважительно говорили люди в 80-ые, вспоминая конец 40-х-начало 50-х. Это у нас что, ментальный инстинкт такой?

Общество, имея опыт сталинщины, должно наконец повзрослеть. Взрослое общество – это общество, когда им можно управлять, не прибегая к страху. Это значит, вы имеете дело с цивилизованным обществом. Но когда оно в мечтаниях постоянно возвращается к беспощадному диктатору, значит, в обществе не все в порядке.

Тяжелейший и до сих пор обсуждаемый вопрос – поведение интеллигенции в сталинское время. Или смерть, или быть тварью дрожащей. Дрожащей перед властью.

Вопрос должен быть шире – как вела себя интеллигенция в Германии, Италии, СССР? К сожалению, часто так, как завещал две тысячи лет назад великий интеллектуал, философ Сенека. Он, написавший множество мудрейших истин, великий моралист, согласился быть главой правительства величайшего злодея тирана Нерона… Символическая история. Чтобы управиться с бесчинствами беспощадной власти, Сенека придумывает ей потакать, надеясь постепенно исправить ее мудрыми поучениями. Этот способ успокаивает его совесть и дает возможность жить во власти и в почете. Сенека-философ продолжает поучать сограждан моральными истинами, в то время как Сенека-глава правительства пишет для Нерона оправдательные речи после каждого зверского убийства. Но каждый компромисс с совестью, каждая трусливая сделка лишь приближает Сенеку к смерти. Своими увещеваниями и поучениями он бесит Нерона. Тиранам не нужны философствующее моралисты, им нужны неразмышляющие верноподданные.

Первый том посвящен революции, ее безумному, вольному, кровавому духу, и жизни новой страны, которая продолжает стоять у нас за спиной. Поняли ли вы для себя ее разгадку?

Да, том «Иосиф Сталин. Начало» посвящен революции, радости якобинства, которой учит Ильич: «Революцию не делают в белых перчатках». Ильич прав. Революция всегда кровава, это всегда народное безумие. Особенность революции в том, что она возникает не тогда, когда ее хотят главные действующие силы. Они думают, мы просто пугаем власть, а она уже наступает – революция. И тогда уже поздно. Эта дама живет по своим законам. Знаете, я всегда увлекался звуками времени. Так вот, основной звук революции – бьют фонари. И ощущение порядка возникает, когда фонари зажигают вновь.

Жизнь этой страны, эту потонувшую Атлантиду, пытается воскресить книга. Удивительная жизнь, где для некоторой части населения – вчерашних партийных оппозиционеров, людей, принадлежащих к русской аристократии, священнослужителей – каждый день мог принести самую ценную награду –они оставались свободны и живы. Но они знали – это только пока! Жизнь под топором. В стране горел костер, в котором сжигалась любая попытка инакомыслия, любая мысль, выходящая за установленные рамки. И эта была жизнь под аплодисменты партсобраний, грохот манифестаций, парадов и радостного оптимизма тогдашних песен. Хотя, создавая сталинский социализм в одной стране, вождь не забывал главную задачу. Это была всемирная республика Советов, и это формулировали поэты: «Только советская нация будет, и только советской нации люди» (Михаил Кульчицкий). Но при всем этом мы должны не забывать, что сразу после революции был невероятный энтузиазм, люди верили в новую жизнь, жизнь без хозяев, в светлое будущее в стране равенства. Они были уверены, что золотом будут мостить тротуары, что на всех порах страна мчится в светлое будущее! И они жаждали поделиться этим будущем со всем миром – «Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Всемирность нашей Революции, о которой говорили, на митингах поднимала дух! Люди ощущали себя огромными. Но Сталин не использовал этот порыв, рожденный Революцией, он стал править в беспощадных традициях Ивана Грозного и Петра Великого. То есть кроваво волочить страну в индустриализацию, уничтожив самую трудолюбивую часть крестьянства и самую мыслящую часть собственной партии.

Кто же этот Фудзи, герои книги? Он невероятно уместен рядом со Сталиным. Наверно, гениям нужны такие друзья. Фудзи знает самые страшные его тайны – как отец звал Сосо дьяволенком и искал у него копыта на пятках, как Сталин удержался на плаву в дореволюционные годы, как влюбился в Надежду – и как он умер. Вы полностью выдумали этого человека, этого Фудзи – не меньшего убийцу, чем сам Сталин?

Его образ сложился из одного дневника и нескольких воспоминаний, которые я читал. Кроме того, я нашел его след, вычислил его. Это так удивительно, когда находишь пустоты, в которых явно кто-то мог действовать. Фудзи – маленький человек, который делает историю, одна из множества шестеренок, которые крутят ее стрелки – но остаются за занавесом.

Давайте теперь не о Сталине, а о вас. Ваша история как популярнейшего драматурга начинается с пьесы «104 страницы про любовь», но дальше вдруг случились «Беседы с Сократом». Что заставило вас тогда, в 70-ые, углубиться в такую давнюю историю?

Все, что я слышал, читал в газетах в брежневское время, вызывало одно желание – закрыться в комнате и ничего не слышать, не видеть лиц, о которых поэт писал – «И каждый день приносит тупо, так что и вправду невтерпеж, фотографические группы одних свиноподобных рож…» И тогда меня, конечно, спас Сократ… Это было бегство в жизнь божественной Эллады. Я написал эту пьесу, а потом встретил на улице Олега Ефремова. «Что пишешь?» - «Я закончил пьесу о Сократе» - «То есть там герой – Сократ?» - «Да!» - «И ты пишешь: Сократ – и двоеточие? И дальше пишешь за него слова?!» Хорошо, что я не почувствовал раньше всю отчаянность, невыполнимость задачи! Я тогда не написал бы ни строчки. Так или иначе, эта пьеса была великим избавлением. Конечно, литература – это встреча с самим собой. Но для меня это была встреча с тем, чего я был лишен.

Ладно история. Но сколько у вас пьес о любви! Значит, не одна только история для вас существовала и существует…

Да… Если я и писал тогда о современности, то прежде всего о женщинах. Женщина – это мир, почти недоступный мужчине. Там хаос, безмерность, в женщинах доля природы огромна. Женщина может быть счастлива счастьем, которое она приносит, в то время как мужчина, как правило, счастлив счастьем, которое он сам испытывает.

А сегодняшний театр вам интересен? Хоть вы уже и не пишете пьесы…

Да нет, я пишу пьесы, но для себя. Потому что театра, о котором я мечтаю, практически нет. Наш театр перестал быть театром политическим, но искусством пока не стал. Он сейчас изобретает велосипед времен 20-х годов. Этот новый театр уверен, что если в текст Фигаро вставить слово «блин», то это очень сильно нас приблизит к герою. Если вставить «отстой» – Фигаро станет нашим другом. Театр осовременивает классику, потому что нет настоящей современной пьесы. А настоящая пьеса - это когда она касается всех, когда она воистину открывает новое поколение. Как в Англии «Оглянись во гневе» Осборна. Молодая улица перестала «корчиться безъязыкой», получила голос, услышали ее боль.

Последний вопрос, который не могу не задать. Чем закончилась трагедия – авария, произошедшая с вами этим летом?

Следствие продолжается, и, пока оно не закончится, я не вправе его комментировать. Но чем бы оно ни закончилось, самая страшная боль останется – погиб человек.

Справка

Эдвард Радзинский – прозаик, драматург, телеведущий родился в 1936 году в Москве в семье драматурга Станислава Радзинского. Автор множества пьес – в том числе «104 страницы про любовь», «Беседы с Сократом», «Театр времен Нерона и Сенеки», «Она в отсутствие любви и смерти», «Спортивные сцены 1981 года». С 90-х гг. выпустил исторические книги «Николай II: жизнь и смерть,» «Александр II. Жизнь и смерть», «Распутин. Жизнь и смерть», «Сталин. Жизнь и смерть», «Иван IV. Грозный», « Наполеон».