На закате 80-х его статья о том, что в СССР существует организованная преступность, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Теперь в интервью «Вечерней Москве» Гуров предупреждает о не меньшей, чем тогда, опасности.

— Говоря об этнической преступности, эксперты, аналитики и законотворцы упоминают при этом какие угодно национальные диаспоры, но только не русских. Как это объяснить?

— Этнической русской мафии не существует. Бандитские группы есть, но это не мафия. Китайцы, вьетнамцы, киргизы, состоящие в незаконных группах, перебазируются в европейские страны, где их называют «русской мафией». В свое время я заявил в парламенте Нидерландов, что русской этнической мафии в Европе нет. Одна из депутатов ответила: «Мы вас понимаем, но нам проще считать эту мафию русской. Мы не разберемся в ваших киргизах и узбеках».

— Либералы возмущались, что в лагере, обустроенном в Гольянове для задержанных нелегалов, содержались в большинстве своем почему-то граждане Вьетнама…

— О вьетнамской этнической преступности мы вообще ничего не знаем. Вы нигде не найдете упоминания о мертвом китайце или вьетнамце — как будто они не умирают. Вьетнамцы и китайцы не создают шумового фона. Кроме того, внедрить агентуру в их группировки практически невозможно. Язык тяжелейший, а уроженец средней Азии вряд ли сойдет за этнического китайца. Главная статья доходов вьетнамских ОПГ — нелегальный транзит своих сограждан через Россию в Европу. У них царит жесточайшая дисциплина. Все мы помним, как в лихие 90-е бандитские группировки уничтожали друг друга по причине того, что кто-то претендовал на высокое место в бандитской иерархии. Среди китайцев или вьетнамцев такого просто нет.

— Существует ли преступная «специализация» в этнических группировках?

— Если взять Кавказ, то это в основном карманные кражи, разбой, мошенничество, изнасилования. Если имущественные преступления, то это в основном борсеточники, карманники, мошенники-фармазонщики, которые пытаются всучить сомнительные товары.

— Любой, кому не лень, предлагает сейчас методы борьбы с этническими группировками…

— Прежде всего нам не нужна иностранная рабочая сила.

У нас 5–6 миллионов безработных. Платите им деньги и создавайте внутреннюю миграцию. Она не только не создана, о ней никто не думает. Примерно 200 тысяч ежегодно выходит из мест лишения свободы. Здоровые в принципе люди, из которых многие начинают рецидивировать. В местах лишения свободы находятся примерно 300–350 тысяч, которых мы свободно сегодня можем амнистировать. Это данные генерального прокурора, не мои, произнесенные им в Думе.

Прекратите сажать людей в таком количестве! Профессионал-преступник не должен выйти из тюрьмы, а случайный преступник должен не попасть туда.

А то у нас уже молдаване начинают создавать преступные группы…

— Молдаване? Они, как правило, плитку кладут или зеленью торгуют…

— В последнее время и среди них возникают организованные преступные группировки. Они приезжают в столицу законопослушными людьми, но здесь их грабят работодатели. Они остаются без денег, им некуда податься — и в результате идут на преступления.

— Насколько велика опасность этнической преступности по сравнению с обычным криминалом?

— Опасность в том, что этническая преступность группирует вокруг себя определенные национальные силы. И тут уже все может закончиться очень серьезным национальным конфликтом. Обязательно должен быть некий сдерживающий фактор.

МНЕНИЕ

БРАТСТВО ПО КРОВИ ИЛИ ВСЕОБЩАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНОСТИ

Георгий Бовт, политолог, журналист:

Чем, скажем, выходцы с Кавказа хуже или лучше, опаснее, нежели какие-нибудь «казанские», «челябинские», «тамбовские»? Сразу и не ответишь: многие «территориальные» банды отличались, пожалуй, запредельным зверством. Хотя этнический характер бандформирования предопределяет некую все же большую сплоченность, замкнутость — против окружающей среды, для которой они — чужаки с иной культурой и нравами.

И вообще — люди сначала объединились по принципу кровного родства, а лишь затем — как граждане государства.

Впервые в криминалистике о взаимосвязи между нацио нальностью и преступностью в конце ХIХ века заговорил Чезаре Ломброзо. По мере наступления политкорректности его изыскания были во многом признаны расистскими.

Набиравший популярность марксизм заставлял пристальнее приглядываться к таким факторам, как социальная рознь и разные формы дискриминации.

Впрочем, к концу ХХ века западная криминалистика отчасти «реабилитировала» правомерность постановки вопроса о стойкой корреляции между расой и преступностью. И сейчас национальности — непременные атрибуты криминальной статистики.

Чем меньше та или иная группа интегрирована в общество, тем больше оснований для преступной агрессии.

Любопытно, что тезисы, которые сейчас выходят на поверхность общественных дискуссий («они не так, вызывающе себя ведут», «пусть научатся соблюдать наши правила поведения»), столь же горячо обсуждались западным социологами и криминалистами (в рамках изучения этнической преступности) еще в 50–60-х годах ХХ века. Мы тогда были увлечены марксизмом-материализмом и в упор не видели всяких теорий «культурологического конфликта». Согласно которым доминирующая национально-культурная группа воспринимает свои нормы поведения, как «обычные», как норму, а тех, кто в нее не вписывается, считать за своих отказывается. В условиях столкновения разных культур не желающее растворяться в большинстве меньшинство все решительнее занимает позиции агрессивной обороны, неформальные формы сплочения перерастают в мафиозные.

Понятно, что в обществах c более однородной культурой основы для сугубо этнической преступности размываются. Общество с более однородной культурой — это как раз про сгинувший СССР. Советское гражданство было превыше национальности, хотя и графа в паспорте соответствующая имелась.

Сейчас графу убрали, но общей — вненациональной российской гражданственности — не создали. И если сейчас говорят о «чеченской», «дагестанской» или еще какой «мафии», то скоро, глядишь, своими «мафиями» обзаведутся малые народности России. И будет у нас своего рода федерация мафий.