Покушение на убийство

Только-только вроде бы замирили Кремнегорск с законом, и на тебе! А нечего было обольщаться.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал Виктор Федорович Заботин. — И давайте еще раз, но уже спокойно, с толком и расстановкой.

Головачев затравленно посмотрел на следователя, достал из кармана платок и стал вытирать руки. На платке оставались пятна.

— Какое уж тут спокойствие, — жалобно проговорил адвокат. — Чуть жизни не лишился.

Заботин изогнул бровь и чуть качнул головой, что могло быть принято за выражение сочувствия. На самом деле сочувствия к Головачеву следователь не испытывал. И не потому, что это непрофессионально, ибо при расследовании ум должен быть холодным, все лишнее — прочь. Просто сочувствия Валентин Головачев не заслуживал. Совсем.

В Кремнегорске он был в числе лучших юристов, может быть, самым лучшим. И точно самым состоятельным. Даром что появился в городе сравнительно недавно, пару лет всего.

В роли адвоката Головачев соглашался за солидное вознаграждение защищать хоть черта лысого. Однако это была не главная статья его доходов, свои немалые способности Головачев предпочитал направлять на другое. С поистине фантастической изощренностью он разрабатывал схемы, благодаря которым его клиентам удавалось обманывать государство. При этом формально он закон не нарушал, он лишь пользовался его несовершенством. Налоговая инспекция кусала себе локти, но ни с Головачевым, ни с его подопечными ничего поделать не могла. Просто ждала с нетерпением, когда тот оступится, допустит ошибку, вот тогда они его и прищучат.

Казалось бы, что до этого Заботину, следователю по особо важным делам, присланному из Москвы для наведения порядка в «зоне особой криминогенности».

Экономика, уклонение от налогов, все эти цифры-столбики — не его епархия. Так-то оно так, да только жаден был Валентин Головачев безмерно, поэтому среди его клиентуры были люди самой что ни на есть бандитской сущности, хотя и не всегда разбойного облика. Ведь «серые» доходы надо как-то легализовать или вывести в офшоры, при этом с юридической точки зрения все должно быть безупречно. А в этом Головачев дока.

Заочное их знакомство состоялось через несколько дней после приезда Заботина в Кремнегорск. При обстоятельствах «убийственных» — один из клиентов Головачева приказал долго жить, огорчив этим разве что своих близких, дрянь был человек, вор и мошенник. Вот тогда верный «оруженосец» Заботина, местный сыскарь Петя Ручейник и просветил следователя, что это за птица такая, стервятник-падальщик Валентин Головачев.

А сегодня его пытались застрелить… Утром, выходя из офиса, Головачев увидел, как тонированные стекла «девятки», припаркованной у тротуара, стали опускаться, и над срезом одного из них появился ствол пистолета. Головачев остался жив лишь потому, что, не дожидаясь выстрела, бросился на асфальт, укрывшись за овощным лотком.

Прогремел выстрел, за ним еще один. И все мимо. «Девятка» взревела мотором и сорвалась с места, подгоняемая истошным воплем продавщицы, у ног которой, засыпанный яблоками и свеклой, лежал лучший юрист Кремнегорска.

Оттерев руки, Головачев повторил свой рассказ. Никаких расхождений с предыдущей версией Заботин не заметил. Все очень скупо, хотя, справедливости ради, что тут запомнишь, когда в тебя палят среди бела дня, тут уж не до деталей.

— Номеров, значит, на машине не было? — уточнил он.

— Я не знаю, — пожал плечами адвокат.

— Не было, — кивнул Заботин. — Продавщица показала, что не было.

— Что ж вы тогда меня спрашиваете, если она показала? — Положено. Может быть, припомните еще что-нибудь? Не вам объяснять, что для следствия важна любая мелочь.

— Все произошло так быстро… — виновато пробормотал адвокат.

И все же Заботину было ясно, что Головачев недоговаривает. Не видел — с этим понятно, но и сказать что-то хочет — это тоже видно, по лицу читается. Что ж, поможем.

— Кто мог желать вашей смерти? Головачев замялся, поскольку ему хотелось и кололось одновременно.

— Ну давайте, давайте, — поощрил Заботин. — Чтобы у такого известного юриста, как вы, не было завистников? Не верю. Выкладывайте, что там вертится у вас на языке. Ну же, две-три фамилии недоброжелателей, которые были бы рады прочитать в газетах извещение о вашей кончине, а еще лучше — врагов.

— Нет у меня врагов.

— А как насчет недоброжелателей? После продолжительного молчания, видимо, взвесив все «за» и «против», Валентин Головачев решился — и сказал:

— Тихомиров.

— Это какой, уж не хозяин ли местного хлебокомбината?

— Он. И он не только хлебом занимается…

— Это нам тоже известно. И про оранжереи его мы знаем, на которых гастарбайтеры пашут, беспаспортные, потому что документы у них отобрали, вот они и вкалывают почти задарма. Рабский труд.

— Если знаете, что же не задерживаете, — скривил губы адвокат. — Не привлекаете.

— Всему свое время. Привлечем, — заверил Заботин. — Вы-то тут каким боком?

— Я кое-что сделал для Тихомирова, по налоговой линии, набросал схемку...

— И что?

— Он поторопился, и схема не сработала.

— Сколько он потерял?

— Шестнадцать миллионов плюс занесение налоговиками в «черный список».

Тихомиров кинулся ко мне, а я напомнил, что предупреждал: торопиться надо медленно. И тогда он сказал, что люди умирали за тысячекратно меньший нанесенный ему ущерб. По-вашему, это угроза? Заботин пожал плечами:

— Свидетелей, как я понимаю, нет. А слова к делу не пришьешь.

Головачев поежился, словно ему стало холодно.

— И что мне теперь делать, куда бежать? — А вы не дергайтесь. От судьбы все равно не убежишь. Но совет дам: постарайтесь поменьше бывать на людях, посидите дома и, кстати, подумайте, стоит ли в будущем связываться с нечистыми на руку дельцами даже за астрономические гонорары.

Когда вконец растерявшийся и перепуганный Головачев ушел, инспектор кликнул Петю Ручейника.

— Есть у нас кто-то в окружении Тихомирова? Ну, этого…

— Я понял. Есть один мужичок, из приближенных, подкидывает информацию от случая к случаю, потому что замазан сильно.

— Ты, Петя, свяжись со своим «стукачком». Мне нужно знать, не давал ли Тихомиров кому-нибудь задание пришить Головачева, или, может, кто-то так шефу услужить хотел.

— Будет сделано, — отчеканил Ручейник и через два часа предъявил следователю Вадима Бересклетова по кличке Береза, носителя десятка статей Уголовного кодекса, рецидивиста, лишь неделю как освободившегося из мест заключения и вернувшегося после очередной, на сей раз пятилетней отсидки в родной город.

«Стукачок» указал именно на Березу.

— Переквалифицировался? — с осуждением спросил Заботин, разглядывая сидевшего перед ним Бересклетова. — Прежде кражи да грабежи по пьяному делу, а теперь на «мокруху» подписался?

— Кто, я? — Береза приложил руки к груди. — Да ни в жисть! Да что случилось-то?

— Что? Да так, понимаешь, складывается, что вы, гражданин Бересклетов, обвиняетесь в покушении на Валентина Головачева. Знаешь такого?

— В первый раз слышу!

— Где ты был сегодня с десяти утра и до полудня?

— Дома был. Я оттуда и шага не сделал. С братом поправлялись после вчерашнего, красненьким. Еще друг его с нами был. Их спросите — они скажут, подтвердит. Вот оно как, — в голосе Березы зазвучали плаксивые нотки, — разок проштрафился человек, так теперь на всю жизнь клеймо, всех собак вешают.

— Не раз и не два, — поправил следователь. — И, похоже, сейчас ты влип по-крупному.

— Докажите! — взвизгнул Бересклетов. — И вообще, я требую адвоката! Это мои, как их… право это мое!

— У тебя, поди, и адвокат на примете имеется?

— Не такая шишка, как Головачев, но от тюряги спасет, тем более что я действительно чист — ни пятнышка на мне!

— И на солнце есть пятна, — веско заметил Заботин. — А сидеть тебе придется. Причем долго. За это покушение тебе отвесят сполна.

Почему следователь уверен в виновности Бересклетова?