Художнику нужна муза: история любви Исаака Левитана

Исаак Левитан, носивший звание академика пейзажной живописи, создал картины, которые дышат любовью. А было ли место этому чувству в его короткой жизни?

— Знаешь что, милый друг, пойдемка вечерять к Кувшинниковым! — Антон Павлович Чехов, длинный и сухой, как жердь, потянул Исаака за пуговицу. — И слышать не хочу твоего «нет». Когда жена Дмитрия Павловича натрещится вдоволь, отведаем рябчиков, лучших из тех, что продают в Москве, благо что с Хитровки. Он врач-полицейский — рынок проверяет, вот ему и несут подношения, и какие!

— Не пойду, — Левитан отвел руку Чехова с раздражением.

— Пойдешь, голубчик, и не пожалеешь. Хватит печалиться. И не ломайся, не силком же тебя вести.

Исааку было двадцать шесть. Высокий красавец с бледным, тонко выписанным лицом, на котором мерцали волшебным светом дивного разреза глаза-озера, он был для своих лет поразительно удачлив в работе и уже обрел славу, но при этом оставался несчастливым в личной жизни — несмотря на то, что восхищал женщин. Склонный к печалям и депрессии Левитан недавно чуть не застрелился, да, на счастье, промазал. И друг его Чехов ныне общался с ним еще и как врач. И на визите — настоял.

Левитану очень понравилось у Кувшинниковых: так все было просто и легко, что и уходить не хотелось.

Софья Кувшинникова была в восторге от знакомства: ну как же, сам Левитан, такой известный! Ведь это его крымские этюды раскупили прямо на выставке?

— Милый, милый человек! — пела она, взяв его за руки. — Природа на ваших картинах будто дышит! А вы не согласились бы дать мне несколько уроков? Я начала писать пейзажи…

Софья Петровна недавно открыла для себя это занятие. И Левитан ей не отказал. Не смог. Как и во всех прежних случаях, он влюбился сразу, безоглядно.

Софье было почти сорок, от нее веяло почти материнской надежностью, уютом и теплом. Их поездки на этюды завершились вспышкой страсти. Бывший с ними художник Алексей Степанов как-то зарисовал их, идущими под руку. Дмитрий Кувшинников все понял, едва увидев картину. Терять жену он не хотел и на все закрыл глаза.

— Софа, дорогая, ты знаешь, что о тебе говорят?

— Люди-люди-люди, что они болтают! — пропела Софья и заразительно расхохоталась. Приятельница принесла ей очередную сплетню — конечно, про нее и Левитана! Но все — все равно!

— Ты не читала еще «Попрыгунью»? Чехов написал. Друг называется. Брось все и читай!

Соня села к столу. Ну ладно, прочту. И с первых строк горькая складка пролегла между ее аккуратных бровей.

…Ее папа-чиновник был богат, Соню баловали с детства, и она рано поняла, что создана «жить и дышать в искусстве». Она упивалась этим состоянием и встречами с интересными людьми, искренне восхищаясь чужими талантами. Соне повезло с мужем — врач Кувшинников был добр и мягок, вечно пропадал на охоте (с него, к слову, списал Василий Перов одного из своих «Охотников на привале» — рассказчика, того, что слева), а жену любил до головокружения. Его «мулатка с фигурой Афродиты», как звали Софочку в свете, не была похожа ни на кого. А как она играла на рояле, а как зарази тельно смеялась, а как бывала мила и шаловлива! После свадьбы Кувшинников снял квартиру недалеко от Хитрова рынка. Соня смеялась: на Хитровке так часто творится ужасное, что Дима решил поселиться неподалеку от работы. В четырехкомнатную квартиру четы вскоре зачастили люди искусства — от актрисы Ермоловой до художника Перова, причем Софа приветствовала и начинающих, незнаменитостей. Тут, в частности, раскрывался и талант молодого Антоши Чехова — в этом доме под каланчой, как называли его в Москве, поскольку рядом действительно находилась пожарная каланча.

Соня… Она была женщиной-праздником. У нее и в мыслях не было тягаться с богатыми литературными салонами Петербурга или пышными дворянскими собраниями Москвы. Денег на дорогую мебель у Кувшинниковых не было, ну так и что? Она поставила по периметру комнаты ящики из-под мыла и разложила на них сверху яркие матрацы. А вместо бархатных портьер на окнах висели рыбацкие сети, неизменно восхищавшие гостей… Но более всего приходящих поражал журавль, что жил у Софьи на антресолях, — он клевал с ее руки и выказывал хозяйке почтение и нежную любовь.

Левитан просто сошел с ума… Все женщины были забыты. Софья любила выспрашивать у него: а что было у тебя до меня? Исаак мучительно краснел, отказывался говорить. Но на самом деле ему и рассказывать особо было нечего.

Первая его любовь Маша Чехова узнала о его чувствах, но ответить на них не смогла. Она была польщена вниманием красивого художника, друга брата, но не более. Левитан был крепко дружен со всеми братьями Чеховыми и прибыл к ним в Бабкино, куда семейство отправилось на лето. Тут и вспыхнула его любовь к Маше, ничем не закончившаяся, но оставившая послевкусие нерастраченной нежности.

«Выбить» из него любовь к Маше быстро смогла Лидия, или Лика, Мизинова — коллега Маши, дивная красавица, пришедшая в наш мир из какой-то сказки. Ситуация была острой: за Ликой ухаживал и Антоша Чехов, он даже называл ее своей невестой! Однако классический любовный треугольник не стал губительным для участвующих в нем друзей-мужчин: Чехов и Левитан не потеряли из-за соперничества теплых отношений. А вот для Лики он разрешился неожиданно: она влюбилась в женатого писателя Игнатия Потапенко, укатила с ним в Париж, где родила дочку, оказалась в щекотливом положении и без денег, вспомнила о Чехове… Впрочем, это о другом. Главное — после «никакого» романа с Ликой Левитан встретил Софью.

Она умела заводить, эпатировать, все вокруг нее крутилось с невероятной скоростью, на невероятных оборотах. В ее отношении к Левитану страстное женское смешивалось с женским материнским: она любила его, но в моменты его отчаяния или депрессии выхаживала его не как любовница, а именно как мать. Он научил ее писать пейзажи, она его — не бояться любви. Софья могла нести тяжелый мольберт до далекой точки с красивым пейзажем. И на озере Удомля именно она открыла потрясающий вид, а пока Левитан создавал свой шедевр «Над вечным покоем», играла ему Героическую симфонию Бетховена на рояле, сообщая любимому необходимый для творчества настрой…

Их роман критически обсуждала вся Москва. Но больше всех в неистовство впал Антон Чехов. Он любил Левитана и Кувшинникова и явно недолюбливал Софью, которую иронично называл «Сафо». Но его «литературный выпад» достиг не той цели: после «Попрыгуньи» и Софья перестала с ним общаться, и Левитан руки не подавал три года! Да, Софье было уже сорок два, а героине рассказа, охотнице за знаменитыми мужчинами, двадцать, но «Сафо» узнала себя: дама писала красками, муж ее был врачом, а жила она с художником…

— Ты счастлив со мной? — спрашивала Левитана, поплакав после «Попрыгуньи», Софья.

— Я вообще до тебя не был счастлив, — отвечал Левитан, целуя ее.

— Мы с тобой знаем, что самый красивый город на свете — это Плес, — шептала она. — Пожалуйста, не дели его ни с кем, хорошо?

Он закрывал глаза и улыбался. Она вздыхала. У него было немало «параллельных» романов. Вот и из «открытого» ими Плеса он привез увлечение — Анну Грошеву. Но что поделать, художнику нужна муза!

Летом 1894 года Левитан и Софья отправились отдохнуть к друзьям Ушаковым в их имение Островно. Прослышав, что неподалеку поселилась такая знаменитость, как Левитан, из имения Горка к Ушаковым наведалась жена Ивана Турчанинова, помощника градоначальника Санкт-Петербурга, Анна Николаевна, с дочерьми. Выйдя замуж совсем молоденькой, она была известна большим количеством романов, и когда ее супруг уставал от них, он отправлял Анну в дальнее имение — «успокоиться». Между Левитаном и Турчаниновой в первую же встречу проскочила искра, вскоре превратившаяся в пожар. Уже через день между Софьей и Исааком возник скандал. Красные от слез глаза Кувшинниковой видели все. Левитан сбегал на охоту, где пропадал сутками, потом выяснялось, что он был в Горке… Битва за Левитана между Анной и Софьей была кровавой и почти мгновенной. Последняя проиграла полностью.

Сначала «отставленная» Софья, подарившая данному адюльтеру восемь лет жизни, хотела отравиться. Но потом решила окончательно вернуться в дом под каланчой. Дмитрий Павлович встретил ее у порога словами: «Сонечка, твой журавль заждался тебя…» Вскоре она внешне успокоилась и никогда не говорила про Левитана ни одного дурного слова. Но больше они с Исааком не виделись ни разу.

А художник страдал. Он понимал, что с Соней получилось нехорошо, но… Анна построила для него в Горке мастерскую. Ее отъезд в Петербург разлучил их, да и вообще это получился роман «урывками» — с редкими страстными свиданиями, тоской, щемящей разлукой… Но потом огня в костер добавила старшая из трех дочерей Анны Варя. Случился ли меж ней и Левитаном настоящий роман, не случился ли и дело ограничилось лишь любовными письмами Вари, сказать нельзя. Однако скандал вышел страшный, мать и дочь Турчаниновы вступили на тропу войны и превратились во врагов, Левитан вновь пытался стреляться, и на помощь, как всегда, был призван Антон Чехов: ему телеграфировали, что друга нужно вразумить. Перед приездом Антона Павловича Левитан застрелил чайку; все было трагично и картинно. Чехов из ситуации «выжал» свое: написал «Анну на шее» и «Дом с мезонином». Но, конечно, он был поражен тем, как изменился почерк Левитана-живописца: его работы теперь блистали солнцем — как и он сам, несмотря ни на что, светился страстью…

И все бы ничего, если бы не сердце. Оно начало уставать. Как-то Чехов заглянул к Левитану в Трехсвятительский переулок, что неподалеку от Мясницкой. Его картины были прекрасны и совершенны, а вот сам он вызвал у Чехова-врача боль. Антон Павлович приложил к его груди трубочку и дома отметил в дневнике: «У Левитана расширение аорты. Носит на груди глину. Превосходные этюды и страстная жажда жизни». Чехов с горечью понимал: Исаака скоро не станет. Так и случилось. 22 июля (4 августа) 1900 года Левитан скончался. На найденной в его квартире огромной пачке писем лежала записка, на которой почерком Левитана была написана просьба сжечь их. Что и было исполнено.

Ну а в историю живописи Исаак Левитан вошел как мастер пейзажей. Он бы не рисовал их так, если бы не любил...

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

После разрыва с Левитаном в жизни Софьи Кувшинниковой пропал огонь. Она снова начала собирать салон, писала картины, но… В своих воспоминаниях она писала о нем как о самом светлом человеке этого мира. Не стало Софьи 3 сентября 1907 года. Кстати, благодаря трудам историков и архивистов, в том числе Александру Полубедову, стало известно, что Софья Кувшинникова в самом начале их романа с Левитаном родила от него дочь, тоже Соню, о чем художник так никогда и не узнал: при невероятной любви к художнику Софья была абсолютно равнодушна к их общей дочке. Жизнь девочки сложилась трагически, о своем родстве с Левитаном она узнала лишь после его смерти. Память о ней поддерживают ее потомки и родные — Гославские. Анна Николаевна Турчанинова похоронила в 1910-м мужа и эмигрировала с Варварой во Францию, где умерла в 1930 году, остальные две дочери остались в России — в Находке и Ленинграде.

Читайте также: Трудное его счастье: история любви Андрея Платонова