150 лет назад, 22 октября 1870 года, родился писатель Иван Бунин. Один из лучших прозаиков и тонкий поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе, он давно причислен к классикам мировой литературы.

Но жаркие разговоры о его бурной лично жизни не утихают до сих пор. Тем не менее он говорил, что ничего не написал бы и не создал, не будь рядом с ним его ангела-хранителя, Веры Муромцевой. Он любил ее, конечно. И мучил, как никто другой...

Прислонившись лбом к стеклу, она впитывала кожей его холод, пока не слилась воедино с мелким, невидимым дождем. Сначала она плакала тихо, потом, разойдясь вместе с дождем, почти вульгарно — воя, размазываясь по стеклу, широко открыв рот, в котором захлебнулся в своем отчаянии и так и не вышел наружу острый комок крика. Как больно, господи!

Париж медленно просыпался. В конце улицы Оффенбаха что-то открылось со скрипом. Услышав звук за спиной, она через силу обернулась. Фигура в длинном пеньюаре, разошедшемся на груди, проплыла прочь, обдав ее запахом истомленной кожи. Потом на пороге появился он. Прошел вперед, остановился у буфета. Точно через какую-то пробку она услышала:

— Мы с Галей работали всю ночь. А нет ли кофе? Я бы выпил. Занеси мне, будь добра. Кто-то вместо нее ответил: «Конечно». Он есть, да. Она откладывала для него чуть-чуть. Надо только найти. Найти кофе и силы пережить эту боль.

Если бы не разница во временах, можно было бы подумать, что да Винчи писал своих Мадонн, любуясь Верочкой Муромцевой. Прозрачные глаза-озера, копна волос, лежащих тяжеленным узлом на шее, фарфоровая кожа… Дворяне Муромцевы знали толк в воспитании, и Вера говорила на четырех языках, с юных лет делала успехи как переводчица, да еще увлекалась модной химией — научным колдовством. И ей было не до любви: слишком многое надо спеть. Хотя… Когда ей было пятнадцать, на дачу к ее дяде Сергею Андреевичу, председателю первой Госдумы, приезжал начинающий писатель Иван Бунин. Она запомнила его глаза странного «кроя» и иногда против воли отчего-то вспоминала его «птичий» профиль. Она сразу узнала его на литературном вечере у драматурга Бориса Зайцева: было самое начало ноября 1906-го, и оказавшийся там Иван Алексеевич вдруг взглянул на нее как-то особенно. Он заговорил с ней, когда гости уже расходились. Спросил, как и где увидит ее снова. Вера ответила: дома, по субботам. Другого времени нет — я занята.

Для родных истинные цели визитов Бунина быстро перестали быть тайной. Начались скандалы: кто угодно, но не он. Вера закусывала губы. Для нее все было иначе: только он. Ее поняли лишь братья. Даже милейший профессор, химик Николай Дмитриевич Зелинский, будущий академик, сорвался, стоило ей заикнуться о дипломе, на дискант и заявил: «Никакой работы не будет! Или работа — или Бунин!» Ей было не горько, смешно... Вселенную, уплотнившуюся до предела, легко вместил в себя этот мужчина с задумчивыми глазами.

Поцелуй — и земля рушилась под ее ногами, касание руки — и падало небо. Вера ни с кем не спорила. Она просто начала встречаться с Буниным тайно. Когда он позвал ее отправиться вместе в поездку по нескольким странам, родители, страдая, согласились. Для Бунина это турне было знаковым: они побывали и на Святой земле. И он был там со своим ангелом-хранителем. До нее он любил других. Первая жена, Варя Пащенко, ушла от него к его другу.

Вера слушала, жалела своего Иоанна, но понимала — Варя не смогла бы стать женой для человека творческого. Вторая жена — Анна Цакни, дивная красавица, описанный им «солнечный удар» — плотское помешательство, страсть. Это был курортный роман, но они были слишком разными, чтобы остаться вместе. После смерти сына Коленьки, чью фотографию Бунин всегда держал при себе, воссоединение было невозможным.

Теперь с ним была она. Они созданы друг для друга, во всем совпадают. Главное — оба понимают, что он гений. Он для нее — все. Он скажет позже: «Любить Веру было то же самое, что любить свою руку или ногу…»

Химия была заброшена. Иван Алексеевич убедил ее увлечься переводами, ведь так удобно заниматься ими и в пути, и рядом с ним. Она и не думала сопротивляться, боготворя мужа — пусть пока еще и незаконного, ибо Анна не давала развода. Он всегда был прав. Даже когда и не прав...

Однажды она поймала взгляд Бунина на одну из знакомых. Увлечение длиной в день. Ее обожгло, но отпустило: писатель, особенно такой, все время должен искать вдохновения. А дамы у Иоанна все прекрасные,он каждый раз страдает, но потом, как бывает в химии при соединении разных элементов, выпадает осадок… И реакции можно писать заново. Зато пережитое затмение способствует острому восприятию света: никогда не пишется та душевных терзаний...

Революцию они не приняли оба. Бунин погибал, уезжая, вырывал себя с корнем из отравленной для него родной земли, и в Париже, в их небольшой и дурно обставленной квартире, кровоточил, глядя в чужое небо. Правда, место для души нашлось — на вилле «Бельведер» в Грассе: тут и лицо его становилось менее заостренным и болезненным. Он выходил по утрам на террасу, любовался видами. И Вера была спокойна.

Быт она замкнула на себя. Жить было все тяжелее: денег не хватало катастрофически. В 1922 году они наконец узаконили отношения, а Бунина впервые выдвинули на Нобелевскую премию. Вера жила верой: в его гениальность, в их любовь.

Через четыре года лицо Бунина вдруг просветлело. Вера поняла — муж влюблен. Но не поняла — как. Он начал встречаться с Галиной Кузнецовой — молодой писательницей: внешне мягкая, без углов, с живыми глазами, да тридцать лет разницы в годах — она свела его с ума. Обожавший ее муж был отставлен, и Галя вместе с Буниным приехала в «Бельведер». Шокированной Вере муж сообщил, что будет учить Галю писать стихи… Вскоре Париж гудел о творящейся у Буниных l’amour pour trois. Вера была в отчаянии: поначалу она верила мужу, но боль взорвалась в ней в ту страшную ночь, когда их «работа» затянулась до утра.

Разговоры — липкие, злые — терзали. Потом она устала плакать. Более того: в какойто момент поняв, что до сумасшествия недолго, Вера успокоилась. Какое она, Вера, имела право запрещать мужу любить? «Пусть любит Галину... только бы от этой любви ему было сладостно на душе», — запишет она в дневнике.

Постепенно между ней и Галей установились почти дружеские отношения. Она даже донашивала кое-что из ее вещей...

Перца ситуации добавил еще один поселенец «Бельведера», прибившийся к этому странному ковчегу литератор Леонид Зуров — «нервический» и талантливый юноша, фанатично влюбившийся в Веру. Его внимание ей, конечно, льстило. Она же для него была Богиней, любившей Бога…

Время шло, Галина начинала скучать: Бунин замучил ее своей любовью тирана. Разрыв оттянуло присуждение Бунину Нобелевской премии (11 лет ожидания!), на вручение которой он поехал с Галей и Верой.

По дороге из Стокгольма Галя заболела. Остановились у приятеля Бунина, литератора Федора Степуна. И Галя влюбилась в его сестру, певицу Маргариту, Маргу. Все было кончено — любовь оказалась обоюдной. Так Галя покинула Буниных.

Из плена отчаяния Ивана Алексеевича вытаскивала Вера. «Ее увела у меня баба!» — ярился он. Она жалела его, брошенного, униженного. От Нобелевской премии вскоре не останется и следа: Бунин помогал всем страждущим, одних личных писем получил более двух тысяч… К 1938 году он немного успокоится. Но во время войны Марге и Гале покажется логичным укрыться на вилле у нобелевского лауреата, и он не откажет... Им будет тесно вместе и неловко, Бунин снова начнет страдать, а Вера — всех кормить и обстирывать. А потом они уедут навсегда.

Бунин станет другим. Выстраданные «Темные аллеи» станут классикой. «Он сказал, что не знает, как переживет, если я умру раньше него...» — запишет Муромцева в дневнике, завершив тираду: «Господи, как странна человеческая душа». И констатирует позже: «Пребывание Гали в нашем доме было от лукавого». Переосмыслит понимание любви и Бунин. Теперь по нему «любить — значит верить». Вера с этим была согласна.

…Он совсем занеможет в 1953 году. Однажды он попросит Веру лечь рядом. Она вытянется в струнку на его узком ложе, начнет согревать его руки, задремлет...

Подскочит от слов: «Вера, я задыхаюсь…» Через минуту все будет кончено. Она не сможет в это поверить и будет просить его подняться...

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Вера Николаевна Муромцева переживет мужа на восемь лет. Она оставит много прекрасных литературных переводов и статей, напишет книгу «Жизнь Бунина», очерки «Беседы с памятью», книгу «Отроческие годы И. А. Бунина» и уйдет 3 апреля 1961 года. Ее похоронят вместе с мужем на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Галина Кузнецова и Маргарита Степун будут неразлучны до смерти Маргариты 24 декабря 1972 года. Галины не станет в 1976 году.

Писатель Леонид Зуров, по проекту которого намогиле Бунина сооружен крест, останется наследником его литературного архива. Он будет разбирать его и публиковать, пока не скончается в санатории Акс-леТерм 9 сентября 1971 года. Похоронен Зуров, чье творчество не было, увы, оценено, на том же Сент-Женевьев-де-Буа, недалеко от могилы Буниных.

Мольба о пощаде

Один из самых пронзительных рассказов позднего Бунина — «В Париже», из знаменитого сборника «Темные аллеи». Школьникам трудно понять рассказ, не хватает опыта, а будучи взрослыми, мы редко перечитываем Бунина. И совершенно зря.

История внешне очень простая: он и она, русские эмигранты, в столице Франции, случайная встреча, короткий, но не бурный, спокойный, очень человеческий, без заламываний рук и фанаберий, роман. А потом он умирает. И она остается одна.

«На третий день Пасхи он умер в вагоне метро, — читая газету, вдруг откинул к спинке сиденья голову, завел глаза...

Когда она в трауре возвращалась с кладбища, был милый весенний день, кое-где плыли в мягком парижском небе весенние облака, и все говорило о жизни юной, вечной — и о ее, конченой. Дома она стала убирать квартиру. В коридоре, в плакаре, увидала его давнюю летнюю шинель, серую, на красной подкладке. Она сняла ее с вешалки, прижала к лицу и, прижимая, села на пол, вся дергаясь от рыданий и вскрикивая, моля кого-то о пощаде».

Вот и все. Рассказ заканчивается.

Пощады, говорит Бунин, не будет. Сегодня эти строки читаются так же, как в 40-е годы прошлого века. Тогда была война, нацизм, потеря Родины, сегодня — коронавирус, и главный вопрос — как спастись от ощущения страха: «даже не за себя, за близких», так принято говорить.

Человек ведь не просто смертен, он — внезапно смертен. Мог погибнуть от пули, а умер в метро с газетой. Как это объяснить? Как вместить?

Да никак, в том-то и дело. Бунин — русский стоик. В России была одна похожая на стоическую традиция, религиозная: старообрядцы веками умирали безо всякой надежды на то, что им дадут возможность молиться так, как заповедано предками.

Но Бунин не старообрядец, а светский писатель, он придумывает себе стоицизм без опоры на вероучение.

Ничего не останется, только летняя серая шинель. Мы сегодня страшно мечемся, пытаясь понять, за что нам весь этот коронавирус и что будет дальше. Во-первых, наверное, ни за что. Во-вторых, никто не знает, что будет дальше, а всякий, кто сегодня, осенью 2020 года, говорит о том, что понимает будущее, просто шарлатан. Быть стоиком — это не ждать пощады и твердо знать: случиться может вообще все что угодно. «Темные аллеи» Бунина (и всем хорошо известный «Чистый понедельник», и гораздо менее популярный, но восхитительный «Ворон») — это не «сборник рассказов о любви», а учебник стоицизма, каждая глава которого объясняет, как жить, когда утешения нет.

Читайте также: Тень за плечом