Шпиц цвета крем-соболь

День рождения у Ольги Филипповны Скворцовой был неюбилейный, но, когда тебе за восемьдесят, уже каждый год, считай, празднуется с особенным торжеством… Вот и снова март, яркое солнце, капель.

Птицы чирикают и славят весну и ее, Ольгу Филипповну, маленькую старушку с царственной осанкой. Кому, как не птицам, знать, чувствовать в этой немолодой глуховатой женщине, похожей на престарелую цветочную фею из сказки, что на самом деле никакая она не серьезная Ольга Филипповна.

А маленькая девочка Оленька, похожая на кузнечика, коленки вечно сбиты до ссадин, целый день может пробегать без обеда и только вечером вдруг вспомнить — а поесть-то забыла! Отрезать большой кусище сайки (куда сегодня подевались сайки? Остались одни батоны). Намазать его щедро малиновым вареньем (кто сегодня варит малиновое варенье трехлитровыми банками?) и кусать этот сказочный десерт, запивая холодным молоком…

Была девочка Оленька, самая большая дедушкина радость. Каждую Оленькину каляку карандашом дедушка, Семен Иваныч, изучал как настоящий шедевр, показывал соседям, шумно восхищался — ах, какая линия, какое чувство цвета! Может, поэтому Оленька и не сомневалась в том, что она самая настоящая художница, просто маленькая. А потом вот вырастет и будет большой художницей, известной. И в Лувре где-нибудь будут висеть ее картины. И уж в Третьяковке — обязательно. А жизнь была простая и понятная, какая-то уютная и защищенная. Хотя и жили всей большой семьей в двух комнатах коммунальной квартиры двухэтажного домика в маленьком московском уютном дворике в Хилковом переулке. Деревья выше крыш, скрипучая дверь, лавочка перед подъездом, на лавочке — вечные старушки-старожилы. Иногда с ними сидит Семен Иваныч, курит обязательно трубку, на ногах хромовые начищенные сапожки.

Прямо на улице трепещет на ветру отстиранное до голубизны белье, маленькая подсмотренная тайна чьей-то жизни. Орут мальчишки, гоняют мяч. И обязательно во дворе кошки. Сколько кошек! Умная черная Марта, полосатый драчун Кузька, глупый круглоголовый Барсик, рыжая Морковка. Почти восемь десятков лет прошло, а она, постаревшая девочка Оленька, которую по какой-то чудовищной ошибке вдруг все зовут Ольгой Филипповной, мучаясь бессонницей, до сих пор перебирает в памяти кошек Хилкова переулка. И надо же, помнит их окраски и их клички. Но при этом забывает, какое нужно выпить с утра лекарство и как зовут сегодняшних соседей по давно уже новому дому — тот их старый домик давным-давно снесен.

Ах дедушка, любимый седоусый дедушка в хромовых сапожках! Посмотрел бы ты сейчас на свою постаревшую Оленьку, похожую на коллекционную сухую бабочку. Еще прекрасна, но вся состоит лишь из воспоминаний и полуоблетевшей пыльцы. Кажется, дунь — и рассыплется прахом. Большой художницей не стала, работами не заинтересовались мировые музеи. Всю жизнь проработала на «Союзмультфильме», а потом, уже на пенсии, увлеклась вышивкой. Да не простой: бисером. Крошечными цветными бисеринками расшивала целые картины: цветы, тропические сады, ярких попугаев… Сейчас и это недоступно. Подводят глаза, не спасают даже очки с чудовищными диоптриями. Даже лупа не спасает… Подводят пальцы, искривленные артритом.

Но вновь март, и капель, и птицы. И будто отчитывается маленькая пионерка Оленька перед своим дедом Семеном Иванычем. Жизнь-то свою прожила я хорошо, правильно, и хоть не стала большой художницей, все было не зря. Подводит итоги отличница Олень-ка… Пятьдесят четыре года в счастливом браке; полвека трудового стажа; дочка Танечка, внук Артем. Артем — самый любимый сейчас человек. Непонятный, далекий, но такой родной.

Ольге Филипповне кажется, что-то в Артемке есть от него, деда Семена. Прищур серо-голубых глаз, улыбка? Что-то неуловимое. Смогла она, Оленька, создать и сохранить семью. Сейчас-то, конечно, живет одна. Ну как одна: с ней кошка Фрося, трехцветная, тихая, глуховатая. Тоже старенькая. Осталась парочка подруг, еще с детства сохраненных. Сейчас это такая редкость, и дружба, и уж тем более старинная дружба, будто покрытая патиной. Дочка Танечка живет в новом районе на севере Москвы, а внук Артем — еще дальше, в городе Подольске. Артемка программист, ему уже тридцать, а жениться не собирается. Вернее, не собирался…Танечка вот намекнула, что появилась у Артема постоянная девушка, и вроде как даже живут вместе, и дай бог сложится.

Наверное, размышляет Ольга Филипповна, главным ее качеством оказалось — сохранять. Семью, дружбу, память. И пока сама жива, то живы и все ее любимые: покойный муж Анатолий, дед Семен Иваныч, родители, царство небесное, институтская подружка Адочка Перфилова, живы все старушки из их уютного Хилкова переулка, и даже кошки все живы, все здесь… Оленька — молодец, старается. Пережила 80-летие. На целых два года.

И каждый год обязательно отмечает день рождения. Печет свой фирменный торт «Наполеон», главное лакомство праздничного стола. Рецепт, который передала когда-то сто лет назад еще Оленькина мама. Тонкие-тонкие коржи, много крема. Торт «Наполеон» готовится долго и бережно, выпестывается, как младенец. Чем больше слоев, тем вкуснее. Муку обязательно просеять. И маленький секрет: в крем добавить сгущенки. И обязательно чтобы «Наполеон» пропитался кремом. Постоял ночь в холоде, подготовился к тому, чтобы стать основным угощением, бенефициаром праздника. Раньше «Наполеон» готовился три раза в год: в день рождения Анатолия, в октябре, в день рождения Оленьки — в марте, и на Новый год. Сейчас уже — только мартовский «Наполеон». Но он обязательная традиция. Вся семья будто те самые наполеоновские коржи, смазанные чудесным кремом, каждый индивидуален, но все вместе, не разлепить.

И пусть Танечка охает и говорит, что она бережет фигуру, что ей сладкого ни-ни… Все равно от «Наполеона» отказываться нельзя! Никому. «Наполеон» любил муж Анатолий, «Наполеон» обожает внук Артемка. А в этом году «Наполеон» должен быть особенным. В их «семейном торте» появится еще один коржик, еще один слой: подружка Артема Катя. На день рождения Ольги Филипповны намечены «смотрины». Артем приедет с Катей, которую пока еще никто не видел, даже Танечка. И Ольге Филипповне так хочется, чтобы Катя оказалась своей, понятной и простой, чтобы ей понравился фирменный «Наполеон» и чтобы на следующий год, дай бог дожить, они все собрались уже с крошечным правнуком. Говорят, кто доживет до правнуков, попадает сразу в рай.

Именно ей, неведомой пока Кате, хочет Ольга Филипповна передать рецепт своего волшебного «Наполеона». Танечка-то готовить не любит и не умеет. А семейные традиции нарушать нельзя. Вот и сейчас — еще раннее утро, а гости придут только в три часа дня. Но Ольга Филипповна уже во всеоружии. Расставлены праздничные тарелки, «селедка под шубой» готова, аккуратно разложена нарезка, украшенная луковыми перышками. Лук, кстати, ждал своего часа почти месяц — на подоконнике в банках у Ольги Филипповны выпускают стрелы первой зелени луковки… Забилась под кресло трехцветная Фрося, она как-то всегда заранее знает, когда дом наполнится людьми. На маленьком балкончике стоит на подносе «Наполеон». Чудесный «Наполеон», заботливо приготовленный заранее.

Первой, конечно, приходит Лидочка, подруга детства. Она живет в этом же доме — как снесли их коммуналку, так и поселили снова в одной новостройке. Так всю жизнь и прожили подружки рядом. Не Хилков переулок, конечно, не Остоженка. Но все же центр. И дом хороший, кирпичный. И до Хилкова можно прогуляться пешком. Лидочка, правда, уже на такие дальние расстояния не ходит. Ноги. Грузная Лидочка в черном берете и темно-зеленом пальто — а на ногах растоптанные мужские кроссовки. Смешно выглядит? Зато удобно отекшим ногам! Лидочка всегда была самой веселой из их компании, певуньей. Вот и сейчас: прошла, шаркая ногами, на кухоньку. Достала по-хозяйски фарфоровую чашку с олимпийским мишкой, не спросясь хозяйку, налила в нее красного винца. Подмигнула Ольге Филипповне. «С рождением тебя, малышка!» Ольга Филипповна только рукой махнула… Потом приехали Танечка с новым мужем Андрюшей.

Шумная Танечка, молчаливый Андрюша, он очень вежливый и тихий, но будто бы здесь лишь его физическое тело, а сам Андрюша где-то далеко… Порхает в интернет-пространстве, не отлипает от смартфона. Кому-то в телефоне улыбается, хмурится, переписывается с кем-то, смотрит какие-то свои непонятные новости. В общем разговоре никогда не участвует. Но это все же лучше, чем предыдущий Танечкин муж Сережа. Вот с ним-то Танечка, да и Ольга Филипповна, натерпелись… Тот и выпить был не дурак, и прикрикнуть, и даже ударить. Нет уж, пусть лучше виртуальный путешественник Андрюша. Танечка довольна, а значит, будет довольна и Ольга Филипповна.

Последними в дверь позвонили Артемка с девушкой Катей. Катя на первый взгляд понравилась. Высокая, длинные белые волосы, очень блестящие. Пухлые губы — тоже влажно блестят. Под мышкой у Кати маленькая собачка, похожая на игрушечную. Но звонкая! Катя поставила ее на пол, и собачка тут же зацокала по паркету коготками и оглушительно затявкала. Наверное, почувствовала старенькую кошку.

— Милая какая, — осторожно сказала Танечка.

— Это шпиц крем-соболь, — звонко откликнулась Катя.

— Так вы определитесь, крем это или соболь. Или собака, — неловко пошутила Лидочка.

Ольга на нее сердито шикнула. Катя надулась и взяла шпица на руки.

Действительно, по окрасу будто соболья шкурка, которую окунули в заварной крем «Наполеона». Носик остренький, глаза — черные виноградинки, ярко-розовый острый язычок. Артем сунул Ольге Филипповне букет красных тюльпанов в целлофане. Неловко чмокнул ее в седую макушку.

И то ли уже глупо праздновать день рождения, когда тебе тикает девятый десяток. То ли не надо собирать за одним столом внуков и подруг детства. То ли не приходят в дом, где живет старая кошка, со звонкой энергичной собачкой. То ли просто прошло время слоеных «Наполеонов» со сгущенкой, «селедки под шубой», скрипучего паркета и шуб, пахнущих нафталином… Но день рождения Оленьки Скворцовой первый раз, пожалуй, был такой грустный и натуженный. Не отлипал от гаджета Андрюша, Артемка сказал куцый тост «За тебя, бабуль» и начал при всех целовать Катю в шею.

Громко лаял шпиц окраса крем-соболь, шипела из-под кресла кошка и тянула когтистую лапу, чтобы все же показать ему, кто настоящий хозяин в доме. Лидочка запела про «Клен» в самом начале застолья. Танечка опрокинула вазу с тюльпанами, неловко задев ее локтем. И самое главное — Кате не понравился «Наполеон».

Вернее, не то чтобы совсем уж не понравился… Просто она, отковырнув золотистой ложечкой крошечный кусочек и положив в леденцовый свой рот, пояснила — настоящий «Наполеон» другой! Там хрустящие коржи и мягкий теплый сливочный крем, и на их стыке как раз и рождается фантастический вкус. Хрустящее и мягкое. А сверху еще можно посыпать свежей малиной.

Именно так делают «Наполеон» лучшие французские повара. Она, Катя, пробовала такой торт в Париже…

— Какая ты у меня все-таки умная! — сказал Артемка, с обожанием глядя на светловолосую Катю. — Ба, правда, она лучше всех?

И пока Ольга Филипповна боролась со слезами и подбирала слова, чтобы защитить свой рецепт, чтобы объяснить — не все в ваших Парижах самое лучшее и правильное, вдруг снова громко залаял шпиц. Даже как-то заверещал. Кошачья мстительная лапа добралась до него. Шпиц обиженно плакал и кричал, и Катя схватила его на руки и вспомнила, что ей пора куда-то там ехать: «Артем, ты со мной или остаешься?..» Артем, конечно, быстро собрался. Вслед за ними ушли Танечка с Андрюшей. Лидочка прикорнула в кресле.

Вылезла из своего убежища трехцветная кошка. Она чувствовала себя победительницей. Наконец-то ушла эта злобная козявка, и собакой-то это недоразумение не назовешь, показывала всем видом старая Фрося. Не таких прогоняли. За столом сидела одна только Ольга Филипповна. Постаревшая девочка Оленька, отличница, будущая художница, чьи работы будут украшать стены Третьяковки, а может, даже Лувра.

Она ела самый вкусный торт на свете. Домашний «Наполеон» со сгущенкой. Ложечку — за папу. Ложечку — за маму. Ложечку — за дедушку Семена Ивановича. И за мужа Анатолия, доброго и смешного. И за умершую подружку Адочку. За каждую кошку их старого дома, за каждую старушку. За каждого — по ложечке. Когда Лидочка наконец проснулась, от «Наполеона» остался крошечный кусочек.

— О, тортик, — сказала Лидочка. — Оль, чаю нальешь?

Ольга Филипповна встала поставить чайник по новой.

И вдруг нехорошо кольнуло под лопаткой, и перед глазами замелькали солнечные мушки, и руки страшно похолодели и перестали слушаться. Ей казалось — возле окна стоит дедушка, укоризненно качает головой. Ох, Оленька, Оленька…

— Телефон… Позвони, — только и смогла сказать Ольга Филипповна.

Испуганная и вмиг протрезвевшая Лидочка схватила Ольгин телефон, нажала на кнопку с зеленой трубочкой. Начал набираться последний из номеров — конечно, Артемкин.

— Бабуль, что?

Лидочка кричала, что бабушке плохо, приезжай, приезжай скорее, Темка! Артем сердито ответил:

— Баб Лид, ну что там еще за глупости, плохо… Скорую вызови. Я же не доктор, чего мне-то звонить?

Но трубку из рук Артема вырвала Катя:

— Что там? Я медик. Проверьте пульс! Уложите поудобнее. Откройте окно. Похоже на инфаркт, но не волнуйтесь! Я уже выезжаю. Я скоро буду.

Где-то вдали тявкала собачка. Маленький шпиц окраса крем-соболь. Сейчас его лай не показался Лидочке раздражающим и противным.

Наоборот, он словно поддерживал свою хозяйку и говорил: все будет хорошо. Возле окна, в слепящих лучах заходящего мартовского солнца, стоял, с трубкой в руках, дедушка Семен Иванович. Он улыбался, глядя на свою Оленьку, свою любимую малышку. Ему понравились и Катя, и заполошный шпиц. Все будет хорошо.

Читайте также: Самострою не место: как в Москве борются с незаконными строениями