Ученый Игорь Геращенко: С современными либералами я не общаюсь

В этом году исполняется пять лет, как ушла от нас Ирина Ратушинская, поэт, писатель, правозащитник. В 1983 году за свои стихи она была приговорена к семи годам лагеря строгого режима и пяти годам ссылки — самому большому сроку, данному женщине по политической статье после смерти Сталина. С мужем, Игорем Геращенко, они прожили большую жизнь, много лет провели в эмиграции, но никогда не соглашались работать против России.

Игорь Геращенко говорит, что большую часть жизни провел «в ситуации теневого человека». И добавляет: «Быть мужем гениального поэта довольно трудно… Ира — великий поэт, а я всего лишь хороший инженер». Однако Игорь Олегович человек интереснейший: ученый, писатель, член Союза художников. Много сил отдал работе в оборонной промышленности Советского Союза, принимал участие в «941-м проекте» — разработке тяжелых ракетных крейсеров. Сегодня Игорь Геращенко — главный конструктор и заместитель управляющего по науке в крупной компании по сбору и утилизации нефтяных отходов. Он очень глубокий собеседник.

Именно сейчас, в трудные времена, когда многие «светлые умы» замолчали, растерялись, а то и вовсе рванули за бугор, очень хочется услышать разумное, взвешенное слово человека, который много пережил вместе со своей страной и никогда ее не предал, даже в изгнании на чужбине. С «Вечерней Москвой» Игорь Геращенко поделился мыслями о прошлом и настоящем России, о том, что такое подлинная свобода, человеческое достоинство и что такое настоящий, а не декоративный патриотизм.

— Игорь Олегович, в позднем СССР и долго после него вы с женой были символами советского диссидентства, советской оппозиции. Вы согласны с таким определением?

— Это сложный момент. Само по себе понятие «диссидент» — это человек, который не исповедует официально требуемую в стране религию. Коммунистическое мировоззрение тоже в чем-то религиозно. Та правозащитная деятельность, которую мы с моей покойной женой в свое время вели, была направлена на борьбу с нарушениями прав человека, которые происходили при советской власти. Мы боролись за свободу слова, свободу выезда за границу, свободу печати, свободу чтения чего хочешь и так далее — за то, чтобы советская власть соблюдала ее же собственные законы. Когда эти свободы были достигнуты, мы правозащитную деятельность практически прекратили. Сейчас диссидентов в России в принципе быть не может. Я это говорю не потому, что я ура-патриот, который поддерживает все, что делается у нас в стране. Но никакой официально требуемой религии в России сейчас нет. Есть люди, которые плохо относятся к Путину, но никто их не трогает.

— А на Западе инакомыслию есть где развернуться?

— В Америке диссиденты быть могут. В России я могу называть вещи своими именами, потому что у нас так принято, например, негра — негром и так далее. А в США я могу получить срок за это. И возможность говорить что хочешь с каждым годом сужается. В этом смысле я считаю Россию самой свободной страной в Европе — уж точно. Западные страны глубоко несвободные.

Фото: Из личного архива

— Что стало с диссидентами после распада СССР?

— Для нас с Ирой наша правозащитная деятельность никогда не была основой жизни. А для подавляющего большинства наших единомышленников протест был главным делом и смыслом существования. Когда исчез предмет борьбы, им стало нечего делать. Они стали искать, куда бы себя применить. Когда мы были в Америке, однажды позвонил Юра Орлов, основатель Московской Хельсинкской группы, и говорит: «Игорь, вам бы надо сейчас поехать в Техас, побороться против смертной казни». Я отвечаю: во-первых, с какого это бодуна я буду учить техасцев жизни? Во-вторых, я не являюсь противником смертной казни.

Это должна быть исключительная мера — для террористов, серийных убийц, но совсем отменять ее нельзя. Тем более я не гражданин США и не собираюсь им быть, хотя американское гражданство нам предлагал лично Рональд Рейган. Я толком не знаю историю Техаса, психологию его жителей. Бороться ради борьбы? Бессмысленное занятие.

— А почему советским оппозиционерам так трудно было переключиться на «созидательный» режим, вспомнить о «мирных» профессиях?

— К сожалению, из тех людей, которые принимали участие в диссидентском движении, большинство были довольно плохо образованы. Некоторые были молчаливы и сходили за умных.

— Был хорошо образован Андрей Дмитриевич Сахаров.

— Он был выдающийся физик-ядерщик, единственный из диссидентской братии. Письмо в защиту Сахарова числилось, кстати, среди прочего у Иры в приговоре — мы писали его вдвоем. Его ссылка в Горький была абсолютно незаконной. Но ему совсем не на пользу пошла женитьба на Люсе Боннер.

— Поясните.

— Если вы послушаете о Елене Георгиевне что-то с диссидентской стороны, вы узнаете историю, как она вступила в коммунистическую партию на фронте. А это неправда. В партию она вступила ближе к семидесятым, за пару месяцев до того, как поехала работать санитаркой в посольстве Советского Союза в какой-то из арабских стран. Что такое санитарка в советском посольстве, вам не надо объяснять?

— Давайте объясним читателям.

— Санитарки в советском посольстве стучали — все. А теперь еще один замечательный момент. Когда Андрей Дмитриевич пребывал в ссылке в Горьком, Елена Боннер моталась между Горьким и Москвой. Потом ее отпускают в Италию на лечение. Она улетает в Италию, а оттуда — в Штаты. А в это время сложилась замечательная ситуация. На Западе был такой комитет по защите Сахарова. Входили туда Владимир Буковский, Юрий Ярым-Агаев, Эдуард Лозанский и еще несколько человек. И Володя с Эдиком (оба могли кого угодно на что угодно уговорить) на какой-то пьянке уболтали менеджера «Роллинг Стоунс», чтобы группа на концерте в поддержку Сахарова спела одну песню. После этого та же парочка пересеклась с менеджером Пола Маккартни — и тоже уговорили его спеть. Дальше они набрали музыкантов помельче и запланировали целый концерт за Сахарова. И шумиха намечалась запредельная — на весь мир. Но когда все было подготовлено, в США появилась Боннер — и выдала запрет на мероприятие.

— А почему?

— Давайте так. Я вам излагаю информацию, а почему — это вы уже думайте сами. Вернулась она в СССР без препятствий, хотя отпускали ее только в Италию. Она на органы работала всегда. Андрей Дмитриевич об этом долго не знал, а когда узнал, очень скоро умер… Но об этом я говорить сейчас не хочу. Почти не осталось, кроме меня, свидетелей этой истории.

Фото: Из личного архива

— Когда смотришь на современных либералов, думаешь, они чем-то напоминают некоторых диссидентов…

— О современной либеральной тусовке я знаю только из интернета. Я с ними не общаюсь. Но очень подозреваю, что их деятельность хорошо оплачивается. Они явно на подкормке. Недавно у Соловьева на передаче был сбежавший с Украины генерал-майор спецслужб, который говорил: в 2014 году в американское посольство в Киеве ходили за зарплатой около 150 тысяч человек. Мы с Ирой никогда ни копейки не взяли ни из одного фонда, хотя предлагали многократно. Ире вообще предлагали возглавить Московскую Хельсинкскую группу с зарплатой 15 тысяч долларов. У нас тогда с деньгами было не очень хорошо, но отказалась она просто автоматически. Это принцип. Так нельзя.

Из диссидентов того времени я отношусь с большим уважением к Анатолию Корягину. Он врач-психиатр, кандидат наук. Он тоже не брал никогда никаких грантов. Потому что тот, кто платит, тот и заказывает музыку. Если у тебя есть какие-то убеждения, то ты готов за них бороться до конца, тебя могут посадить, могут убить. Ты воин. А если тебе за убеждения предлагают деньги, ты становишься не воином, а наемником, то есть переходишь в принципиально иное качество. В советские времена, когда кто-то узнавал, что я диссидент, отношение было уважительное. А в нынешние времена приходится чуть ли не оправдываться, потому что либералы в глазах народа — продажное гнилье.

— Что нынешние «светлые люди» точно унаследовали от диссидентов, так это колоссальную русофобию. Недавно одна журналистка из «светлых» сказала, что русские — подлые животные, избивают до смерти своих детей…

— Замечательные, честные диссидентки Таня Великанова или Таня Осипова занимались защитой, предположим, крымских татар. Только потом я узнал, что их предводитель Мустафа Джамиль — это вор-форточник. И сидел он вовсе не как лидер татарского движения, а по уголовным статьям. Защищали и украинских националистов, которых советская власть тоже притесняла. Причем не только тех, кто служил полицаями во время войны. Борьба за свободу таких людей была как бы нормальной. А правами русских людей специально никто из известных диссидентов не занимался. Зато русофобов среди них было очень много. Мы с Ирой вернулись в Россию в 1998 году. Как раз под дефолт.

И встретили сопротивление вовсе не со стороны государства, а со стороны оппозиционной общественности. Любопытно, что многие диссиденты уговаривали нас остаться в Англии. Новодворская, например, неоднократно звонила: куда вы возвращаетесь, куда детей везете… Потом выяснилось, почему она так говорила. В каких-то своих телеинтервью Новодворская заявляла, что сидела с Ирой на одной зоне. Однако Ира ее там не заметила.

— И почему же вы решили вернуться?

— Мне этот вопрос задавали столько раз, что это уже набило оскомину.

— Но у вас есть и малая родина — мать городов русских, Киев, где вы родились и куда мы все, боюсь, не скоро поедем.

— У нас есть родственники на Украине, мы перезваниваемся по много раз в день. Наши войска действительно стараются вести операцию так, чтобы потери мирного населения были минимальны. В тех городах, которые русская армия освобождает, наших солдат встречают хорошо. Но со стороны Украины нам пришлось столкнуться с полумиллионной прекрасно вооруженной армией, которая восемь лет воевала на Донбассе, это люди с большим боевым опытом. Мне тоже очень хотелось бы, чтобы все побыстрее завершилось. Чтобы было меньше жертв и мой родной русский город Киев был освобожден от нацистов… Но нацистская пропаганда на Украине велась не восемь лет, а 30. Когда я там жил, на украинском языке в Киеве не говорил никто. Первые пять лет я отучился в украинской школе: национальные языки советская власть всячески поощряла. Моя бабушка часто говорила по-украински. Теперь я владею украинским в совершенстве.

С нациками мне доводилось общаться в советское время: я возил на Украину деньги из Фонда Солженицына. Как правило, это была публика с «западенскими» особенностями, но украинский язык у них был скверный. Украинское общество очень неоднородно: есть Центральная Украина, середняки, а есть западная часть — Галичина. Она была присоединена к Украине в 1939 году. Галичане генетически отличаются от славян Восточной Украины. А по менталитету отличаются принципиально. Я их слишком хорошо знаю. Среди них больше всего наци. И сейчас, при помощи американцев, они захватили власть на Украине.

Фото: Из личного архива

— Почему США предпочли опереться на нацистов, когда боролись за влияние на Украине?

— В 1945 году Америка перевезла к себе огромное количество бандеровцев и прочих. То есть эту игру они затевали еще тогда. В 1991 году, когда Украина «освободилась», по инициативе США в Киеве открылась «Могилянская академия» — у меня ее окончила племянница. Русский язык там был запрещен даже на переменах между лекциями. В Штатах я укронацистов очень много наблюдал. Для них я был «лакомый кусочек», поскольку являюсь потомком одного из последних украинских гетьманов, Данилы Апостола, университет в Харькове был основан моим предком, Василием Назаровичем Каразиным. И нацисты старались «залучити мене», чтобы научить украинскому языку мою «дружину» (жену), не подозревая о том, что она говорит гораздо лучше них. Поэтому происходящее сейчас на Украине для меня абсолютно прозрачно.

— Популярное возражение: на Украине президент еврей, какие могут быть упреки в нацизме?

— Утверждение, что еврей не может быть нацистом, уже является нацизмом. Национальная принадлежность не может «застраховать» человека от нацизма. Для того чтобы остановить войну на Донбассе, Зеленскому достаточно было сделать так, чтобы Донбасс перестали обстреливать. Только для этого нужно было иметь президентскую власть не только над армией Украины, но еще и над тербатами. А тербаты на него чихать хотели. Президент так и не взял власть над Украиной.

— Но кто-то же управляет этими батальонами?

— Я думаю, что это управление условное. Ведь как они создавались? В 2014 году на Украине произошло массовое освобождение уголовников из лагерей и тюрем, причем осужденных по самым суровым статьям: за разбой, убийство и так далее. А эта публика не может управляться никем. Их освободили десятки тысяч, дали оружие и бросили на грабеж Донбасса. Частично ими может руководить Ярош или Аваков — и то условно.

— Получается, что эти группы придется уничтожать силами русского оружия, и другого выхода действительно нет.

— Совершенно верно. При этом надо понимать, что мы противостоим не Украине, а нацизму.

— Вы инженер, а не кабинетный теоретик. Поэтому можете сказать без алармизма: как будет развиваться наша промышленность сейчас?

— Скажу со своей стороны. Наша компания занимается переработкой отработанных моторных масел. Мы их перегоняем под вакуумом и получаем масляные основы, причем очень хорошего качества. У нас все в порядке. По поводу промышленности в целом: конечно, есть сложности, но импортозамещение идет хорошими темпами, Россия свои проблемы решает. Я об этом сужу по трем критериям. Первое — оборонная промышленность. Мы имеем самое лучшее в мире вооружение. Страна с «технологическими» трудностями такое вооружение себе позволить не может. Второе — сельское хозяйство. Мы много производим на экспорт.

Когда в 2000 году Владимир Путин пришел к власти, более половины продуктов питания были импортные. Сейчас Россия производит продуктов вдвое больше, чем потребляет. Россия первая в мире по экспорту удобрений. И третий критерий — ядерные технологии. По этому «балету» мы тоже первые в мире. Конечно, у нас есть определенное отставание в электронике. Ну и хамон у нас не производят с французскими сырами. Но это мы как-нибудь переживем.

ДОСЬЕ

Игорь Геращенко и Ирина Ратушинская родились с разницей в 4 месяца. Он — 3 ноября 1953 года в Киеве, она — 4 марта 1954-го в Одессе. Дети дружили с раннего детства, а в 25 лет поняли, что хотят провести вместе жизнь. 17 сентября 1982 года Ирина Ратушинская была арестована, а 3 марта 1983-го осуждена по статье 62 УК УССР за антисоветскую деятельность. На следствии, по ее собственному признанию, не ответила ни на один вопрос, чтобы никого не предать — ни знакомых, ни себя и своих взглядов.

4 октября 1986 года получила досрочное освобождение. После помилования Ирина с мужем поехали на три месяца в Англию по приглашению английского ПЕН-центра. И там узнали, что лишены советского гражданства. Лично Рональд Рейган предлагал супругам гражданство США, но они отказались. 5 июля 2017 года Ирина Борисовна скончалась от продолжительной болезни, в Москве.