Виктор Садовничий: Все знают, что в России блоху подковали

– Виктор Антонович, можно ли сегодня говорить о возрождении фундаментальной науки?

– Фундаментальная наука – это среда. Это Мехмат 1970-х, это было что-то неповторимое, даже сейчас американские журналы говорят об этом, как о неповторимом явлении. Почему? Все выдающиеся математики по всем направлениям были номер «раз» в мире. Они были окружены молодыми ассистентами, доцентами, а те – аспирантами, студентами. На 16-м этаже главного корпуса Мехмата после шести вечера было устроено так: семинар заканчивается, и дальше начиналось круговое движение по коридору. Они ходят и друг с другом говорят: «А ты это не знаешь?» Была такая теорема, что нужно знать только постановку и сделать два круга – расспросил одного, другого, и ты решаешь проблему. Такая была среда. Только среда говорит о высоком уровне исследований фундаментальной науки. Если мы занимаемся исследованиями, а нет среды, нет успехов студентов, нет хороших условий и так далее, фундаментальную науку не создать. Поэтому наша задача – просто воссоздать среду: она у нас была. Для этого надо иметь и хорошие проекты, в том числе связанные с промышленностью, потому что фундаментальная наука тогда живет, когда видит, что результат что-то дал.

Наши ученые делали фундаментальную науку, но через короткое время воплощали в технологию. У нас есть наука, спутники, ракеты и т.д., я бы сказал, что сейчас обстановка гораздо лучше, чем в 1990-е. Университетами сейчас прирастает наука, есть блестящие институты, крупные школы, учебные заведения, но все же задача - среду создать.

Я лет пять говорил одно и то же на выступлениях: что надо ввести должности генеральных конструкторов и на последнем Совете по науке произнес, что нам надо вернуться к тому, чтобы существовало понятие «генеральный конструктор». Генеральный конструктор был вершиной в каком-то направлении. Он может курировать институты, академии для решения задач. И я вчера услышал, что президент Владимир Путин принял решение ввести их. Это правильно, потому что генеральные конструкторы – одна из ступеней, звеньев в построении фундаментальной науки. Мы чем сильны – талантами. Это действительно так. Все знают, что в России мы блоху подковали. Это же не придумка. Талантов в России много, другое дело, что мы не умеем ими распоряжаться. Они уезжают, уходят…

– Сегодня встречаются Ломоносовы?

– Конечно, есть очень талантливые ребята. Два дня назад в библиотеке я вручал в честь Татьяниного дня 110 стипендий Ученого совета. Ежегодно мы вручаем 100–110 стипендий. Ребята очень благодарили. Стипендия позволяет им заниматься наукой. Это собственные деньги Московского университета. На программу поддержки молодых ученых, их цитируемости, публикаций выделяем от 250 до 300 миллионов. Это приличная сумма.

– МГУ – это отдельный город, у вас есть даже сады. Можете существовать автономно?

– Что есть у МГУ: очень хорошие сады на Проспекте Мира и здесь сад хороший, мы мало об этом рассказываем – у нас в Чашниково 500 га, там и поля, раньше даже фермы были, цветы выращиваем, саженцы. В Звенигороде уникальная база, тоже 500 гектаров. Это наблюдение за растительностью, лес. У нас около 1000 гектаров на Белом море, на Севере есть заповедная зона. У нас еще десятки станций более мелких, разбросанных на Урале, в Сибири, в Подмосковье, даже есть яхт-клуб за Химками. Кроме того, мы удержали территорию 30 гектаров на Черном море, недалеко от Сочи, чудом вернули здравницу в Абхазии.

– Как вы относитесь к ЕГЭ, что можно сказать по результатам последних поступлений?

– Я всегда говорил, что ЕГЭ не может быть единственным способом проверки знаний. Это один из способов подведения итогов учебы школьника. ЕГЭ может быть в какой-то форме, но оно не должно подменять все. И мы, из своего опыта, имеем три способа понять человека. Проводим собственный экзамен для всех, берем победителей олимпиад и, конечно, складываем ЕГЭ – по закону мы обязаны это делать.

– Как родилась традиция медовухи?

– Я был на выборах ректора Гумбольдтского университета. Мы с этим университетом очень дружили. Приезжали друг к другу как родные. Выбрали ректором Кляйна. Мы вышли с ним во дворик, там продается пиво – стоит бочка. Мы идем, а два студента стоят и ректору говорят: «Купи пива нам». Ректор лезет в карман, платит, дает им по бокалу пива. Я посмотрел на эту сцену, а зарождался Татьянин день, вспомнил, что в аспирантские годы ездил в Суздаль, попробовал там медовуху. Я не знал, что это такое. И когда приехал от Кляйна, думаю: «Что же придумать?» Американские студенты прыгают в бассейн, а у нас – 25 января… Не подходит. Тогда вспомнил медовуху, поговорил со специалистами, как ее делать. Это был 1992 год. Потом она совершенствовалась. Мы сварили в этом году 600 литров.

– На все планы и мечты хватает возможностей?

– Нет. Как-то я с Колмогоровым говорил, я не был его аспирантом, но с ним много общался. Я сказал ему однажды, чтобы польстить: «Андрей Николаевич, как вы все успеваете?» А он мне говорит: «В том-то и дело, что я ничего не успеваю».