[b]Пусть убьют меня поклонники колобовского театра, многословно обсуждающие вокальные достоинства артистов на интернетовских форумах, – поют в «Новой опере» действительно прилично. А уж хор! Чуть не по сто человек выходит на сцену! Отличный сейчас здесь дирижер – молодой Феликс Коробов, которому нелегко стоять на намоленном месте своего выдающегося предшественника, к тому же анекдотично созвучного по фамилии.[/b]Но с режиссурой в «Новой опере» как не заладилось с самого начала – так катастрофа и продолжается. Незабываемый самосожженец в творчестве Евгений Владимирович Колобов задал своему театру приоритет сугубо музыкальный и уже не смог выйти из этого тупика, хотя ему строили именно театр, а не театр одного дирижера.Предпоследней каплей были «Искатели жемчуга» в постановке Романа Виктюка, ошеломившие режиссерской безвкусицей, бесцеремонным отношением к музыке, а в общем-то – беспомощностью режиссера драматического театра на технологическом поле театра оперного.Последняя капнула только что: Грымов в «Новой опере»! Непревзойденный клипмейкер (Алсу должна была упасть ему в ноги; но лучше, конечно, деньгами), режиссер колоритного фильма «Му-му» с Максаковой и Балуевым, художник, дизайнер, гений масс-культуры, он каким-то неведомым, невычисляемым образом дружил с бескомпромиссным Колобовым.Оба – прежде Виктюк, а теперь и Грымов – на своих странных, непродуманных, довольно невежливых пресс-конференциях подчеркивали свое идейное и эстетическое родство с покойным Колобовым, преемственность в их постановках его взглядов на оперу. Не верю я в эти потусторонние договоренности! Достаточно сказать, что дивная увертюра «Царской» перенесена в середину спектакля (это Грымов называет «раздвинуть оперу во времени») и на нее поставлены совершенно идиотские самодеятельные пляски драного, будто из лепрозория, «народа», «красных девиц» в очень стильной униформе а-ля рюсс, «опричников» в резиновых шапочках (будто бы обритых) с серьгой в левом ухе…Черт знает что! Дорожка-подзор, расшитый по-русски бордовыми петухами, найдет перекличку… в костюмах ходячих трупов («жертвы опричнины»): это белые саваны в огромных подтеках заскорузлой (бордовой) крови.Придумки можно перечислять бесконечно – но они таковыми и зависают. Интересный спектакль? Нет, не интересный.Вот на пресс-конференции после показа Грымова спросили: что означают белые сапожки, вынесенные на сцену после объявления Марфы невестой Грозного? А потом, погибая, уже безумная, она поднимет подол – а на ногах у нее сапожки красные… Неужели такое лобовое решение?..Тут мэтр впал в едва сдерживаемое бешенство. Страшно, как опричник, сверкая глазом, намекнул на тупость восприятия, на многослойность смысла, ну и т. д. Смысл образа, впрочем, не объяснил. Мол, каждому – свой шесток. Отстаивал право художника на субъективность. Но вообще-то, смею заметить, такое явление называется, пардон за каламбур, «сапоги всмятку».Кстати, единственная декорация – клеточная конструкция а-ля Мейерхольд с расходящимися от нее на разных уровнях мостиками – казалась мне как раз перевернутым сапогом (раз уж такое внимание к ногам). Было и другое мнение: пульверизатор. А выяснилось, что это почему-то… голова лошади.Эх-х! Не туда попал музыкальный критик, привыкший, что на опере Римского-Корсакова сердце кровью обливается от убийственного, шекспировского, замешанного на подлинной истории сюжета, выведенного композитором в плоскость не столько эпическую, сколько человеческую (очень «переживательные» постановки и в «Геликоне», и в Центре Вишневской, и даже старый-престарый спектакль в Большом).И артисты-то в «Новой опере» неплохие: Грязной – Сергей Шеремет, Марфа – Марина Жукова… Но Маргарите Некрасовой (Любаша), обладающей мощнейшим меццо, увы, противопоказано появляться на сцене, все это знают, но кто посмеет сказать? Грымов смел и безогляден, как оказалось, даже нахальноват, но и он, видно, стушевался при виде такой дамы… Как же Грязной не уйдет от Любаши, которая внешне служит иллюстрацией к детскому стихотворению Чуковского «Была у меня сестра»?..Никакое чудное пение и ссылки на чуть меньшие объемы Монтсеррат Кабалье не спасают от хихиканья в зале. Кажется, певица могла бы переключиться на звукозапись и снискала бы в этой области немалую славу.На этом можно было бы и закончить квазирецензию, эту жалкую заметульку, потому что рецензии не написать. Надо переключаться либо на фельетон, либо на подробный разбор всего этого детского сада. Это Грымов не туда попал. Но люди-то работали всерьез! И еще впаривали журналистам, что те-де чуть ли не дураки.– Вы сколько раз смотрели «Царскую невесту»? – проэкзаменовал Грымов одну из журналисток.– Ну, раз 30, наверное… – пожала плечами она.– Вот в этом-то ваша и беда! – заклеймил ее начинающий оперный режиссер, не подумав.За собой никакой беды он не видит. Не потому ли практически не появился на поклонах дирижер Коробов, а на пресс-конференцию вышел озлобленным, колким? И встал поодаль от самоуверенного постановщика. Как сейчас модно говорить, дистанцировался.Художественный руководитель театра, вдова Колобова, блистательный хормейстер Наталья Попович всячески старалась сгладить ситуацию. И утешились кровожадные журналюги только тем, что в планах театра «Норма» с постановщиками из Штутгартской оперы. Вот там действительно «новая опера», в хорошем смысле удивляющая мир.А в саду «Эрмитаж» этим термином только прикрывают свою постоянную растерянность в ситуации, когда каждый раз от колобовского театра, все еще любимого москвичами, ждут нечто, а получают снова что-то многозначительное, с мелкими претенциозными боковыми бантиками.