Павел Лунгин: Мы нашли пепел второго тома «Мертвых душ»

[i]В его фильмы можно влюбиться. Или яростно отрицать. Только вот скучать на них невозможно. Потому что их «отец» – Павел Лунгин – наделен каким-то фантастическим, особенным чувством юмора и своим, ироничным и одновременно теплым взглядом на мир и соотечественников. Может, дело в генах (его отец, Семен Лунгин, известный сценарист). Может, в тяготении к точным наукам (учеба на факультете прикладной лингвистике в МГУ). Может, в хорошем учителе (на Высших режиссерских курсах Лунгин стажировался у Г. Данелия и М. Львовского)… Но именно Лунгину удалось создать в нашем кино художественную летопись перестроечной эпохи – от «Такси-блюза» и «Луна-парка» до «Свадьбы» и «Олигарха».За тридцать лет – почти двадцать фильмов, многие из которых сделаны на французские деньги. Потому как с начала 90-х режиссер живет в основном в Париже. Но снимает все же о России и для России. Вот и нынче ходит гоголем – потому как последние его проекты очень даже связаны с родной почвой. Тем более что картина «Родственники» («Бедные родственники») представлена в конкурсе ХVI «Кинотавра», который открывается 2 июня в Сочи. С нее и начался разговор в московской квартире режиссера на Новом Арбате.[/i][b]– В чем там интрига, Павел Семенович?[/b]– Эта комедия по сценарию Геннадия Островского рассказывает о приключениях авантюриста в духе Остапа Бендера – Эдика. Его у нас сыграл Константин Хабенский. Наш герой старается получить немного денег от иностранцев, которые ищут свои корни в России. И он придумывает им несуществующих родственников, нанимает для этого самодеятельных артистов и разыгрывает такой спектакль в несуществующем городе Голотвино, который мы перенесли в Крым, в Симеиз, на виллу «Ксения».[b]– А кончается все, наверняка, жутким скандалом и разоблачением самозванцев?[/b]– Конечно, Эдика даже хотят убить за такие шутки. Потому что жизнь – это не спектакль. А семья – это самое святое, что есть у каждого человека. При этом наши герои забывают, что играют какую-то роль, что они фальшивые внуки, племянники, дедушки… Все они достаточно одинокие, и начинают друг друга любить, ревновать, попадают во всякие смешные и трагикомические ситуации. И в результате все становятся настоящими родственниками. В двух словах это фильм о том, что мы все в каком-то смысле братья…[b]– Кто, кроме Хабенского, еще снимался в фильме?[/b]– Сергей Гармаш, Александр Ильин, Марина Голуб, Даниил Спиваковский, герой которого, Цаусаки, в результате своей любознательности теряет ухо. Поскольку проект совместный, были заняты и иностранные актеры – Эстер Горентейн, Отто Таусит, Грегуар Лепренс-Ленге…[b]– На «Кинотавре» вашей картине придется состязаться не просто с безвестными 15 другими лентами, а настоящей тяжелой артиллерией – фильмами «Статский советник», «Жмурки» и «Бой с тенью». Будем держать за нее кулаки… И сразу после «Родственников» вы взялись за телесериал – «Дело о мертвых душах». И он уже почти готов. Насколько я знаю, это вообще первый сериал в вашей жизни. Как появилась идея?[/b]– Мне предложил это делать Аркадий Цоголов, который был тогда продюсером сериалов на НТВ. Там почему-то решили, что этот материал в моем стиле. Я удивился и даже думал отказаться.[b]– Почему?[/b]– «Мертвые души», как мне кажется, не совсем телематериал – там нет ни сюжета, ни развития. По сути, мало что происходит. Одно и то же действие. Чичиков приезжает к Манилову, потом к Собакевичу… Никто никого не обманывает, все честно платят свои пятачки. И тогда мне пришла в голову идея как бы смешать произведения Гоголя. Впустить туда, помимо «Мертвых душ», и «Ревизора», и «Старосветских помещиков», и «Шинель», и «Женитьбу» и «Игроков», и даже «Вия». Создать как бы МИР ГОГОЛЯ. Ведь писатель, по сути, описывает все время один и тот же мир, в котором могут происходить всякие чудесные вещи, в котором соседствуют и страх, и смех. Мне захотелось показать путь русского интеллигента от самых низов, его трансформацию из мечтающего Башмачкина через Хлестакова в Чичикова.И тогда я встретился с замечательным сценаристом, писателем и поэтом Юрием Арабовым… Гоголем он много занимался, написал даже книжку о биографии писателя. И я ему немножко испуганно изложил эту идею, думая, что он, как классический гоголевед, отметет ее… А Арабов, наоборот, охотно откликнулся. И мы начали вместе фантазировать, пытаясь сохранить дух Гоголя, иногда жертвуя буквой первоисточника. И получилась такая гоголиада, можно сказать. Сюжет в форме полицейского расследования.[b]– Поэтому-то и – «Дело о мертвых душах»?[/b]– Да, это именно полицейское «Дело». Представьте себе, что Чичиков – непонятный субъект, разъезжает по губернии, и никто не понимает, чем он занимается. Местный прокурор пишет доносы в тайную канцелярию, и петербургское начальство решает отправить туда своего чиновника для расследования этого дела.Такого молодого Акакия Акакиевича, бедного, несчастного, с какими-то либеральными мыслями в голове. Без шинели, зато с Кампанеллой под мышкой. По следам Чичикова он едет по всем помещикам, а в это время в городе N его принимают за важную столичную птицу, не зная о том, что он просто мелкий чиновник. Он становится здесь Хлестаковым, и дальше превращается в Чичикова.Так параллельно «Мертвым душам» развивается история «Ревизора». А Чичиков как непонятное существо то появляется, то исчезает. Для меня он – вообще образ какого-то черта. Черта русского капитализма. Чувства Гоголя о русском капитализме оказались почти пророческими.[b]– Кстати, о чертовщине. Никаких происшествий на площадке не наблюдалось?[/b]– Нет. Никакой черт с намине шутил, обошлось без ЧП. Вообще, в каком-то смысле это была легкая, вдохновенная работа. Мы очень быстро сняли – месяца за три с половиной. Главное ведь – найти стиль. Правильное соединение реализма и сюрреализма, временные координаты.[b]– Но связываться с классикой – все-таки дело почти гиблое. Не боялись?[/b]– Ну, боялся. Но был такой азарт… Я считаю, что правильно написал Пушкин – хороши все жанры, кроме скучного. Я хотел, чтобы это было смешно и жутко одновременно – тогда это будет хорошо. Конечно, тут был риск – все на грани фола.Тем не менее с глубоким уважением к гоголевскому тексту. К его мыслям, по крайней мере. Мне кажется, что внутренне, это получилось по сути, совершенно гоголевское произведение. Хотя там много что придумано. Мне тут сказали, что мою работу вполне можно назвать экранизацией сгоревшей рукописи Гоголя. Мы как бы нашли пепел второго тома «Мертвых душ» и из него что-то извлекли.[b]– А если серьезно – вы поняли, как мистический мир Гоголя соотносится с нашим?[/b]– Думаю, что понял. Это, конечно, судить зрителям. Я пока что влюблен в эту работу, она меня не отпускает. Но чувствую в Гоголе иронию, огромный юмор. И – мистический взгляд на Россию с ее черными топями, в которых водится разная нечисть, где гробы летают. И люди не удивляются ничему.Но Гоголь был не только великий мистик, но еще и великий реалист. Он описывал Россию ХIХ века с микроскопической точностью. Мало что изменилось с тех пор. Да, сейчас другие костюмы, другие мундиры, люди говорят по-другому… А вот суть русской жизни, ее психология, отношения между классами – здесь ничего не поменялось. Перекличек очень много во всем с сегодняшней жизнью. Оказывается вдруг, что все ситуации дико современны. Кстати, в кадре будет также присутствовать и сам писатель в исполнении актера из театра Погребничко Андрея Кочеткова.[b]– Какие-то экранизации Гоголя вас впечатлили?[/b]– Знаете, нет. Они были хорошие, добротные. Но скучно монотонные. Вот эта добротность не увлекает. Я ни разу не видел, чтобы «Мертвые души» были смешными. Ну кто пойдет на эту тоску в кино? Я же пытался сделать так, чтобы люди бежали к телевизору каждый вечер, чтобы они ждали следующей серии – дико увлекательной, затягивающей. Очень хочется, чтобы это было смешно…[b]– А появится у вас загадочный и многими доселе недооцененный капитан Копейкин?[/b]– Обязательно. Его роль чрезвычайно важна. Мы вот думаем, что у нас правительство плохое, Зурабов плохой, обижает пенсионеров и инвалидов. А по России вечно ходили инвалиды и стучали костылями – и сто, и двести лет тому назад, и в войну 1812 года тоже… И никогда им не платили пенсий, как капитану Копейкину, главному революционеру в гоголевском мире. И губернаторы творили черт-те что. Удивительно, как в этом смысле все эти отношения с властью застыли в России – как муха в янтаре. Мы застыли в чем-то, что абсолютно не меняется.[b]– Кто сыграл Копейкина?[/b]– Замечательный актер и очень оригинальный человек – Петр Григорьевич Солдатов, который, вообще-то, вне театра. Думаю, что это будет открытие для всех.[b]– Какие еще открытия обещаете?[/b]– Чиновник Шиллер у нас «свежее лицо» – Павел Деревянко (кстати, он уже играл Башмачкина у Нины Чусовой). Абдулов – замечательный Ноздрев. Ярмольник – Плюшкин. Семчев, естественно, Собакевич. Правда, мелькнувший быстро, но зато откушавший немало реального осетра во время съемок. Сергей Гармаш – Губернатор. Нина Усатова – Анна Андреевна. Инга Оболдина – Мария Антоновна. Обе комические, обе неожиданные совершенно… И Коробочка – замечательная, с чувством юмора, Татьяна Галибина из молодежного театра.[b]– Я слышала, что вы приглашали сниматься Евгения Миронова…[/b]– Действительно, сначала я ему предложил роль Шиллера. Но, видимо, у него были еще интересные предложения… Но я не расстроился – потому что как раз наоборот, хотел менее известного актера… Паша Деревянко – попадание в точку. Чудный артист, кстати, похожий на молодого Андрея Миронова.[b]– Кастинг был?[/b]– Нет. Ну, я же видел их… Скорее, я искал им костюмы, образы… Мы снимали, меняли прически, костюмы, переодевали, клеили усы и так далее… Словом, искали. Заодно это и были как бы пробы… Но для Гармаша, Абдулова – не было конкурентов.[b]– С вами актеры любят работать, Павел Семенович. Как думаете, почему?[/b]– Надо у них спросить. Наверно, потому что я сам их очень люблю. Думаю, что актеры просто отвечают любовью за любовь. У меня основной ключ подхода к артисту – это влюбленность.[b]– И это работает. Взять ту же «Свадьбу», в которой вам удалось создать удивительный ансамбль – не зря же его отметили в Каннах в 2000 году специальным призом.[/b]– Да, когда это удается – это большая удача. Именно это отметили в Каннах – единость, целостность актерского мира. Мне кажется, в этом смысле не хуже окажется и «Дело». Кстати, мне тут помогал совершенно замечательный директор по кастингу – Татьяна Максакова, с которой мы делали и предыдущий фильм. Она сама бывшая актриса и по-особому чувствует актеров, они необыкновенно открываются перед ее внутренним взглядом. Я ей очень доверяю. Это она меня познакомила с актерами, которых я не знал…[b]– Кто еще вам помогал?[/b]– Питерский оператор Сергей Астахов. Художник Григорий Широков, который ставил «Му-Му», а также замечательная художница по костюмам Катя Дыминская.[b]– Снимали в павильонах или в реальных интерьерах?[/b]– В основном – в старых полуразрушенных особняках. Их немного сохранилось вокруг Москвы. Но мы находили их за небольшие, в сущности, деньги – например, НИИ Природы за МКАД… И это было замечательно – сразу же ощущается дух старины, кажется, что именно такой должна быть гоголевская усадьба.Ноздрёвку снимали в усадьбе Мцыри, там сейчас находится пансионат, Плюшкино – на территории воинской части, Коробочку – в Новом Иерусалиме, где находится Музей деревянного зодчества, кабинет Бенкендорфа и Дубельта – в Доме детей железнодорожников. Наш сериал потому совершенно изобразительно наполнился декорациями, красками, предметами старины…[b]– И все-таки если сравнивать съемки фильма и сериала…[/b]– Для меня нет большой разницы. Я так же себя максимально отдаю, так же пытаюсь импровизировать…[b]– Считается, что актеры работают на сериалах вполноги…[/b]– Иногда и режиссеры – тоже… Я и хотел доказать этим сериалом, что если предложить актеру интересную задачу, материал – то он будет работать на 150 процентов… А когда идет общая расслабуха и нечего играть – тогда актер разваливается.[b]– Не думаете сделать киноверсию?[/b]– Не знаю пока… Хотя осталось очень много материала… Но все-таки мы снимали в особом телесериальном темпе. У нас большие эпизоды. Кино надо делать более динамичным… Если б мы изначально написали сценарий киноверсии… Но я этого не сделал. Тут надо определиться, что для тебя главное – фильм или телесериал. Но мне не хотелось бы делать одно в ущерб другому. Не знаю. Посмотрим…[b]– Когда мы, все-таки, увидим «Дело»?[/b]– Это теперь зависит от НТВ. Скорее всего – в начале сентября (пока еще нет музыки, которую пишет Алексей Рыбников, – очень интересную). Жаль только, что у нас на НТВ взяли только восемь серий из десяти снятых. Требования формата – на телевидении удобнее планировать по четыре серии в неделю. А мне жалко, что такое цельное произведение разобьется на две недели. Мне кажется, что что-то потеряется…[b]– Не думаете продолжить опыт?[/b]– По крайней мере я теперь не боюсь делать сериалы. Тем более, что на них легче достать деньги. Но я, конечно, хотел бы, все-таки, снять какой-то фильм…[b]– В России или во Франции?[/b]– Да, французы предложили мне сейчас делать по Бальзаку «Шагреневую кожу». Интересно. Я, наверное, возьмусь, если договоримся. Это будет для меня первый по сути опыт полностью чужеземного материала. Ведь даже во Франции я снимал о русских ([i]«Подпольный пионер», «Ницца: маленькая Россия», «Море всех русских», «Маяковский»[/i] – [b]Н. Б.[/b]) Я, конечно, пытался соединять две культуры, но это, видимо, не конструктивно…[b]– Как вам вообще удается совмещать работу в России и во Франции?[/b]– Сложно. И все сложнее, потому что фильм может существовать лишь в одном языке и в одной культуре. А так как я не хочу расставаться с русским миром, который я знаю и чувствую, то никак не могу стать французским режиссером. К тому же все сложнее находить деньги и делать так, чтобы было интересно и здесь, и там. Тем более, что интереса к русскому на Западе все меньше. А у меня – наоборот, все больше и больше. Они же про нас уже рационально поняли, что удивления не будет, и успокоились. Поэтому в моде фильмы из стран, где происходят экономические чудеса – Кореи, Индии, Китая… Ну и, конечно, американские фильмы. Вот что привлекает западный мир…[b]– Но не снимать вы же не можете?[/b]– Это как наркотик. Снова и снова хочется… Это то мгновение, когда ты знаешь, для чего живешь… Не могу отказаться.[b]– И когда вы это поняли?[/b]– Давно. Видите, как я работаю. Хватаюсь за один проект, за другой… Без перерыва. Хотя устал. Может, это неправильно. Может, надо останавливаться, писать больше, думать, читать, искать смысл. Может, я потерял некую оригинальность… У меня всегда было что-то свое… Сижу и думаю… Если не снимаю, я тут же задаю себе эти вопросы. А когда снимаешь – их нет…