ВЛАДИМИР КРЮЧКОВ: ПУТИН ГОВОРИТ НА ПОНЯТНОМ МНЕ ЯЗЫКЕ

[i]В наши дни журналисту доступен практически любой государственный деятель.Тем не менее Владимира Крючкова, председателя Комитета госбезопасности в 1988—1991 годах, я долго достать не мог, но помог случай. И вот я сижу в его рабочем кабинете руководителя некой аналитической службы в районе Нового Арбата и удовлетворяюсь репортерским честолюбием беседы с еще не так давно одним из самых могущественных людей на Земле.[/i][b]— Владимир Александрович, я давно хотел взять у вас интервью, но все не получалось. И вот случайная встреча в поликлинике помогла познакомиться с вами. Вы редко общаетесь с журналистами, и я благодарен, что согласились на разговор со мной. Как ваше здоровье? Понимаю, годы идут.[/b]— Совершенно верно, годы идут. Отсюда и проблемы со здоровьем. Сказываются отдельные моменты моей жизни, ну и семнадцать месяцев в тюрьме, конечно, не мед. Условия там не из приятных.[b]— Вы больше страдали физически или морально?[/b] — Физическая угнетенность, бесспорно, сказывалась — пребывание в четырех стенах, кратковременные прогулки… Но меня сильно мучили воспоминания, размышления об августе девяносто первого. Все думал, можно ли было вести себя иначе в той ситуации. Конечно, я понимаю, что история не имеет сослагательного наклонения, но все же… В тюрьме была жажда читать, читать и читать. В те месяцы я познакомился с десятками изданий, о которых раньше даже не слышал. Сокамерники всячески помогали получать прессу и другие материалы, за что и сегодня я им благодарен.[b]— Как кормили?[/b] — В жизни я разного повидал, и еда была разная, от хорошей пищи до скудных военных пайков. В «Матросской тишине» прожить можно. Помимо всего каждый из нас получал продукты из дома, что скрашивало быт. И удивительное дело – помимо близких что-то пытались передать совершенно посторонние люди, но я взял за правило не принимать подарков, отправлял их обратно. Помню, после выхода на свободу на одном митинге ко мне подошла женщина и сказала, что присылала мне продуктовую посылку. «Спасибо, — говорю ей, — я был очень тронут». А она в ответ: «Но я получила ее обратно. Почему?» [b]— Боялись отравления, провокации?[/b]— Нет, не боялся. Просто не считал нужным обременять людей расходами, жизнь тогда была нелегкой, но я, конечно же, всем благодарен и от души сказал той женщине теплые слова.[b]— А какими словами, сидя там, вы поминали Ельцина?[/b] — Я к нему всегда относился без уважения и сейчас это говорю. Не потому, что он уже не у власти. Я и раньше публично это заявлял, в том числе и в открытом письме на его имя из тюрьмы. В личном плане не хочу говорить об антипатии к нему, а вот за то, что он сделал со страной, с людьми, я как гражданин своей страны простить ему не могу. Считаю, что он совершил целую серию деяний, за которые должен еще ответить.[b]— Каким же образом? Ведь у первого президента России пожизненная неприкосновенность?[/b] — Каким образом — это другой вопрос. Это зависит от степени общественного сознания, от тех возможных перемен, которые могут произойти, от того, сможет ли новое руководство внести радикальные изменения в социальный курс. Не хочу перечислять губительных действий Ельцина — от развала Союза до лишения нас международного авторитета. Скажем, если Хрущев был малообразованным, малокультурным человеком, но все же большим политиком, то Ельцин — разрушитель, бездумный политик. Он остался на уровне провинциального чиновника. Его ждет самый страшный суд — суд истории. Лицемерие, которое было присуще ему, не красит ни одного политика. На высоких постах он был тридцать лет и все это время лицемерил.[b]— Владимир Александрович, скажите, не кажется ли вам, что с приходом к власти Владимира Путина, человека секретных служб, страна медленно накрывается неким колпаком, что из Кремля все чаще исходят импульсы прошлого? Я слышал, что на предприятиях, как когда-то, вводится гэбэшная система слежки и учета инакомыслия.[/b]— В вашем вопросе — смесь обывательского вымысла и большой политики. Слава богу, что после Ельцина пришла нормальная власть. Смотришь на Владимира Владимировича и видишь человека, который говорит на понятном тебе языке. С ним можно соглашаться или нет, но помыслы его ясны. Он легко и искренне общается с людьми, ведет здоровый образ жизни и здраво мыслит, много работает, переживает за все и берет на себя ответственность.Люди видят, что человек он не мстительный и, может быть, потому вряд ли пойдет на какие-либо меры в отношении тех, кто сознательно разваливал страну. В отличие от Ельцина Путин обещает мало, но, судя по всему, он человек дела. Он серьезно занялся межгосударственными отношениями. Тут накопилась целая гамма проблем, и он ринулся в них, словно в омут, для того, чтобы подправить положение дел и восстановить авторитет России.[b]— Вы достигли очень высокой чиновничьей должности. Скажите, быть руководителем органов безопасности — это стиль жизни?[/b] — Должность руководителя органов безопасности — скорее не чиновничья, а государственная, причем очень ответственная. За советский период эту должность занимали шестнадцать человек.Кстати, при Ельцине только руководителей ФСБ (называлась она по-разному) сменилось десять человек. Самая настоящая чехарда! Работа председателя КГБ — это не стиль жизни, а работа человека, который, в общем-то, лишен личной жизни. И я тоже был отрешен буквально от всего, так сказать, земного. На службе был занят по 16—18 часов в сутки. Вся моя жизнь заключалась в работе. Я не уделял должного внимания семье и, конечно, она от этого страдала, но терпела, относилась ко мне с пониманием.[b]— Верно ли, что председатель КГБ — это единственный человек в стране, который допускался ко всем секретам государства? Другими словами, вы знали многие вещи, которые не знал, наверное, никто. Не так ли?[/b]— Да, это так. Многие секреты не знали даже мои заместители. Правда, каждый из них о чем-то знал больше меня, но я при желании мог знать все. Этот объем информации поначалу меня ошарашил, но потом я с этой проблемой освоился. Здесь важно умело распорядиться информацией.[b]— Можете привести пример той информации, которую знали только вы? [/b]— Могу. Скажем, какие-то моменты жизни крупных государственных деятелей зарубежных стран, ну и наших, конечно. Я знал или мог при желании узнать имена наших самых лучших источников на Западе. А это самое ценное, ведь иногда один человек может колоссально помочь или предотвратить огромный вред. Один агент может принести нашему государству доход в десятки миллионов долларов, другой еще больше, а третий может спасти мир от войны. Так что знание и сохранение агентуры — это, пожалуй, самое святое для нас.[b]— А какие фигуры конкретно вас интересовали? Скажем, наверняка Чаушеску? Ведь он своевольничал, фрондировал, старался быть независимым от соцлагеря.[/b]— За руководителями социалистических стран мы не следили, но очень часто о них приходила информация от наших источников из капиталистических государств. Вот они-то следили зорко, и очень часто эта информация носила документальный, конкретный и весьма неприятный характер. В этой информации нередко содержались резко критические суждения в адрес Горбачева, и я порой не знал, как с такими материалами поступить.[b]— Как вы реагировали на самоубийство заместителя председателя КГБ Цвигуна? Это, наверное, для вас было шоком? [/b]— Трагедия случилась в январе 1982 года и породила много слухов и домыслов. Всю эту историю я знаю досконально: Цвигун заболел, у него был рак, пошли метастазы, которые затронули и головной мозг. Он понимал, что погибает, и решил свести счеты с жизнью. В роковой день Цвигун из больницы приехал в дачный поселок, где проживал. Он очень любил семью, не хотел быть ей в тягость и решился на этот трагический шаг. Стоит привести такую деталь. Он подозвал к себе водителя и спросил, имеет ли тот при себе оружие. Водитель ответил утвердительно. Поинтересовавшись, в каком состоянии находится оружие, Цвигун взял в руки пистолет, похвалил водителя за бережное к нему отношение и, как бы разглядывая его, тут же выстрелил в себя. Через 35 минут на место происшествия приехал Андропов с одним из своих заместителей. Кстати, Юрий Владимирович позвонил и мне, поскольку знал о моих хороших отношениях с погибшим. В газетах дали краткое сообщение о смерти Цвигуна без деталей, поскольку было решено не говорить о том, что же конкретно случилось.[b]— Самоубийство Цвигуна тогда связывали с бриллиантами Галины Брежневой.[/b]— Связывали, но к этим бриллиантам Цвигун никакого отношения не имел.[b]— Правда ли, что смерть Екатерины Фурцевой была насильственной?[/b] — В этой истории мне разбираться не приходилось. Все знавшие ее товарищи утверждали, что она покончила жизнь самоубийством в ванной комнате собственной квартиры.[b]— Хочу спросить еще об одной громкой смерти в вашу бытность работы в органах. Ходили слухи, что ваше ведомство очень доверяло писателю Юлиану Семенову и открыло ему слишком много секретов. А потом опомнилось и будто бы во время нейрохирургической операции изъяло из соответствующей части черепной коробки ту часть мозга, которая заведовала памятью. Могло ли такое быть?[/b] — Это из области фантастики, о которой нельзя говорить всерьез. Юлиан Семенов был весьма плодовитым литератором, работоспособность у него была невероятная, романы пеклись, как блины. Умер он естественной смертью.[b]— Припомните случай, когда с вашей подачи, благодаря использованию уникальной информации, было принято важное государственное решение? [/b]— С нашей подачи было принято постановление о мерах по борьбе с организованной преступностью и наркоманией. Помню, что в 1989 было изъято четыре тонны наркотиков, а общая стоимость наркооборота составляла тогда 8–12 миллиардов рублей. А сегодня счет пошел на десятки, а возможно, и на сотни миллиардов. Положение ужасное! [b]— Вы не раскаиваетесь, что участвовали в ГКЧП?[/b] — Я сожалею о том, что не удалось удержать победу. Ведь развал Союза имел и имеет страшные последствия. Весь мир интегрируется, объединяется, а мы разбредаемся, но главное – хоть жили бы лучше! А живем-то все хуже и хуже, и думается, еще много лет будем выравнивать опустившийся донельзя жизненный уровень и вообще уровень развития. Развалить что-то в жизни, сломать — легко, созидать, приумножать — труднее.[b]— Вы можете ответить на вопрос, который и нынче продолжает многих волновать: знал ли Михаил Горбачев о готовящемся заговоре? [/b]— Ни о каком заговоре речь вести нельзя. Горбачев всегда вел себя непоследовательно, более того, как-то странно. Когда мы дискутировали с ним в те предавгустовские времена, он говорил, что партия для него — все, что он готов бросить президентский пост, да и любой государственный пост, но чтобы уйти из партии — ни за что! Потом он говорил, что Союз был, есть и будет, разве в силах кто-нибудь его развалить? «Прибалты? А куда они без нас денутся? — театрально вопрошал Горбачев. — Да мы их и не пустим никуда». Когда мы собирались группой и шли к нему на разговор, в нас во всех пылали советские патриотические чувства. И мы не понимали позицию Горбачева как генсека и президента. Но вот в прошлом году Горбачев, выступая в Турции с планом лекций на семинаре, заявил, что якобы он еще чуть ли не до перестройки поставил себе задачу покончить с коммунизмом, с социалистическим строем, что это было целью его жизни. Выходит, находясь на высших государственных постах, он лицемерил? [b]— Но все-таки, Владимир Александрович, многие в России и в мире, и я в том числе, считают Горбачева великим деятелем, резко повернувшим в сторону колесо истории.[/b]— Трагические результаты его творений стали очевидными для всех, и говорить о величии Горбачева — смешно. Да, он «великий» в том смысле, что столько напортачил, что будущие историки и через многие годы будут поражаться тому, как было допущено расчленение могучей державы на ряд небольших, нежизнеспособных государств. Это событие войдет в историю как величайшее геростратовское явление.[b]— Когда для вас стал ясен Горбачев? И каковы были ваши действия?[/b] — Знаете, первые встречи с Горбачевым в 1985 году оставляли у людей довольно благоприятное впечатление. Он казался смелым, последовательным. Раскусить его удалось позже. Я, например, распознал его в 1990–1991 годах и понял, что Горбачев — «двуликий Янус». Кстати, к нам в Комитет госбезопасности приходили письма от весьма серьезных людей, которые давали ему резко негативную психическую, психологическую, морально-нравственную оценку. Но что можно было сделать в той ситуации? Люди, которые находились рядом с ним наверху, были бессильны что-либо изменить или радикальным образом подправить. Существовавшие порядки не позволяли тогда не только решать такие вопросы, но даже давать ход письмам, поскольку они касались высшего должностного лица в советском государстве. Это делать строго запрещалось.[b]— Сменим тему. Были ли на вас покушения? Сколько машин вас сопровождало в поездках по Москве?[/b]— Покушений не было. Пользовался я одной машиной. При мне постоянно был один охранник. Но общественная безопасность была такова, что я спокойно ходил по городу, ничего не опасаясь. Это сейчас «олигархов» сопровождают несколько машин, иногда не с одним десятком охранников. Это же уму непостижимо! [b]— Выходит, за свою жизнь вы не боялись? [/b]— Оперативная обстановка была такова, что никаких эксцессов не происходило. Охрана должностных лиц тогда обходилась государству совсем недорого. Сегодня же каждый день стреляют, убивают, и мне жаль честных бизнесменов, которым приходится работать и жить в такой обстановке.[b]— Недавно разоблачили нашего «крота» в американской спецслужбе. Он работал на нас почти двадцать лет. Вам знакомо это имя – Хансен?[/b]— Не припомню. А вот за провал Эймса я очень переживаю. Когда в 1991 году меня арестовали, я понимал, что опасность провала Эймса вполне реальна и коечто успел предпринять для безопасности этого нашего ценнейшего источника. Я думал над тем, как уберечь этого человека.[b]— Говорят, что он был самым высокооплачиваемым источником КГБ.[/b]— Я не стал бы употреблять эпитеты «самый-самый». Эймс сделал целую эпоху для государственной безопасности нашей страны.[b]— На посту председателя КГБ вы были три года. Самый страшный прокол в работе органов? Эймс? Калугин?[/b] — Да, факты предательства угнетали. В том числе и предательство таких, как Калугин.[b]— Когда под предводительством Станкевича сносили памятник Дзержинскому, где были вы? [/b]— В Крыму.[b]— Вам позвонили?[/b] — Да, обо всем сообщили по телефону.[b]— Но вы ничего не могли сделать? [/b]— Абсолютно. Все нарастало, как снежный ком.[b]— Конечно, вы за восстановление памятника на прежнее место? [/b]— Да.[b]— Вы снова в партии?[/b] — Я из нее не выходил. И билет дома, и взносы плачу.[b]— С Зюгановым общаетесь? Он тянет, по-вашему, на вождя? [/b]— Эпоха вождей в том смысле, как мы ее понимаем, прошла.[b]— Вам грозило обвинение по 64-й статье — измена Родине. Она, надо думать, снята? [/b]— Обвинение по статье об измене Родине, по сути, отпала сама по себе по причине абсурдности.Конечно, я переживал, как и все мои товарищи, но при этом понимал всю нелепость затеи. Мы защищали Родину, пытались спасти народ. Кстати, квалификация обвинений, которые нам предъявлялись по ходу следствия, менялась трижды. И порой было жалко прокурорских работников, которые, выполняя заказ, мучились над тем, как сделать из нас «изменников Родины».[b]— Простите за такой вопрос. Скажите, по каким признакам и как вербовали при вас в КГБ агентов? Почему по этому поводу ко мне ни разу не обращались? Не подходил?[/b] — Значит, в определенное время вы не представляли для нас интереса.[b]— Последний вопрос, Владимир Александрович. Илья Эренбург как-то сказал: «Тяжело тому, кто все помнит». Что вас сегодня гнетет как простого смертного человека?[/b] — Сломленная и обрубленная Отчизна, неспособная защитить свои государственные интересы, национальную безопасность.[b]Досье «ВМ» [/b][i]КРЮЧКОВ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ — родился в 1924 г. в Сталинграде. ОБРАЗОВАНИЕ: Всесоюзный заочный юридический институт (1949), Высшая дипломатическая школа МИД СССР (1954). КАРЬЕРА: 1947—1951 — работа в прокуратурах г. Сталинграда; 1954—1955 — третий секретарь Четвертого Европейского отдела МИД СССР; 1955–1959 — третий секретарь посольства СССР в Венгрии; 1955—1967 — референт, зав.сектором Отдела ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, помощник секретаря ЦК КПСС; 1967—1991 — на руководящих должностях в КГБ СССР, с 1988 — председатель КГБ СССР. В августе 1991 г. был арестован как член ГКЧП, 17 месяцев провел в московской тюрьме «Матросская тишина», освобожден по амнистии. НАГРАДЫ: два ордена Ленина, Красного Знамени, ордена Октябрьской революции, Трудового Красного Знамени, «Знак почета», советские и зарубежные медали.[/i]