[i]Екатерина Юрьевна Иванова — художник-реставратор высшей квалификации. Один из лучших специалистов в России по масляной и станковой живописи, доцент реставрации техники живописи.Заведующая сектором Государственного Исторического музея. Мы встретились в новой лужковской пристройке к Музею А. С. Пушкина. Там реставраторам выделили не подвал, как обычно, а оборудованную по современным стандартам комнату с окном во всю стену с видом на купола храма Христа Спасителя.[/i][b]— Екатерина Юрьевна, как определить: перед тобой подделка или авторская работа? Копия или оригинал? [/b]— Вот у меня на полке сейчас стоит портретик с одним товарищем. Его собираются продавать, вероятно, как XVIII век. А реставратор, которая с ним работала, считает, что это век XIX. К тому же это копия с какой-то гравюры. А лаком подогнана искусственная старина. Для того чтобы в этих вещах разбираться, нужно иметь опыт и просто хороший глаз. Все фальсификации определяются модой. Сейчас, например, мода на вещи XVIII века. Вот и появляются копии и подделки, якобы написанные в этом веке… [b]— Есть ли работы, которые вам особенно дороги? [/b]— Например, дорог Левицкий с портретом Орловой. Недавно на Тульской набережной проходила выставка «Екатерина Великая». Картина была там выставлена. Это была очень сложная реставрационная работа. Со стороны казалось, что портрет написан очень гладко. Но художник пользовался щетинистой кисточкой, оставлявшей глубокие бороздки в каждом мазке. И в глубине этих бороздок скопилось столько грязи, что весь портрет пестрил пятнами.Если бы я воспользовалась старым способом — ковыряла все иголочкой через лупу, то испортила бы портрет вконец. Но мне порекомендовали состав, которым работают реставраторы ткани. Люди несведущие, когда вещь грязнится, пытаются ее освежить, покрывая лаком. И так до бесконечности. А грязь, естественно, остается под лаком… Лак мы с портрета сняли, тем более что авторского лака там были жалкие остатки… Как почти на всех картинах XVIII века.[b]— Можно ли приобрести в антикварных магазинах действительно что-нибудь стоящее? Когда предлагается Левитан или Серов, насколько реально, что перед нами оригинал, а не копия? [/b]— Знаете, настоящие коллекционеры давно уже по антикварным магазинам не ходят. Они ходили туда в перестроечные годы. Когда люди от беды несли в лавки настоящие вещи и сравнительно недорого их продавали. Сегодня там трудно найти что-то достойное внимания. Хотя представители музеев там дежурят. Чтобы действительно ценная вещь не ушла в частные руки, прежде чем музей ее не посмотрит.[b]— А вам приходилось дежурить в таких магазинах? [/b]— Я недолго поработала в одном антикварном магазине рядом с Бородинским мостом. Меня пригласили как реставратора для определения сохранности картин и выявления подделок. Там были представители и от Третьяковской галереи, и от ГМИИ. Но в магазине я не смогла удержаться долго… [b]— Почему? Вы не подошли им как специалист? [/b]— Потому что я почувствовала… Я просто побоялась, что меня в переулке где-нибудь прикончат… В магазине была своя особенная клиентура. Некоторые люди, захаживающие и видевшие, что я там сижу, говорили: «Ну, мы зайдем в другой раз». Это меня как-то насторожило. В магазин приходили здоровые молодые парни с цепями. Они несли старинные иконы, картины — якобы от бабушек и дедушек. Которых у них явно не могло быть. А может, эти бабушки в это время уже лежали мертвыми в подвале… К тому же администрация магазина была недовольна тем, что при покупке вещи я становилась на сторону покупателя. Я возмущалась, когда дорого продавали вещь с плохой сохранностью. И я поняла, что надо уйти… А сейчас я не знаю, что там происходит.[b]— Но к вам обращаются за советом, тем не менее? [/b]— Как-то недавно музейные сотрудники просили меня посмотреть на картину Москвы XVIII века. На предмет, стоит ли приобретать ее музею. Я ответила, что нет, поскольку она вся «прописанная». Там нет живого места. Однако вскоре эту вещь купил, как мне сказали, греческий посол. И мой бывший студент ее подделывал для того, чтобы посол был доволен. Я спросила ученика: почему же послу не сказали, что авторской живописи в картине нет совсем? А с другой стороны, кто ему будет говорить… Да и зачем? Посол доволен, а это самое главное. …Рынок стимулирует фальсификации, и реставраторы поддаются....В том же комиссионном магазине увидела как-то две картины — Христос и Саваоф. Увидела и обомлела. Спрашиваю владельца: кто же вам это сделал, ведь это была одна картина?! Ее разрезали и натянули на два новых подрамника. Владелец объясняет: да, действительно, это была одна картина, но там были разрушенные куски, поэтому реставратор вырезал то, что осталось. Я спрашиваю: кто же это? Вы ему дорого, наверное, заплатили? Он не назвал мне имя, но сказал, где этот человек работал. Я его вычислила. Оказалось, что это мой бывший ученик. Я была огорчена и почти больна. Ведь он не имел права так поступить!.. Он разрушил замысел художника. Это была икона. Над Христом витал в облаках Саваоф… А теперь кто-то купил Саваофа, кто-то — Христа… И никто не узнает, что была совсем другая картина. Вот ведь в чем трагедия… Вместо того чтобы делать сложное крепление, сложное восстановление, он пошел по легкому пути.[b]— А вы сами коллекционируете картины? [/b]— Понимаете, раньше считали, что специалист нашего уровня не должен быть коллекционером, потому что это использование знаний в личных целях. И для людей моего времени это было совершенно немыслимо… [b]— Запрещалось? [/b]— Это не был запрет в виде декрета… Это был внутренний запрет людей нашего круга.[b]— И все ему следовали? [/b]— Нет, конечно. Например, известный коллекционер Феликс Вишневский… Он собрал коллекцию, а его обвинили в спекуляции. Отправили в ссылку. Когда он вернулся, моя мама спросила: «Что ж теперь-то, Феликс Евгеньевич? Снова будете собирать? Да и на что?» Он засмеялся и ответил: «Наталья Николаевна, еще несколько золотых наполиандоров есть под половицей!». Свою коллекцию и дом Вишневский завещал государству. Там сейчас Музей Тропинина.[b]— Говорят, что все коллекционеры люди одержимые… [/b]— Чтобы стать коллекционером, нужно родиться немного Плюшкиным, немного Гобсеком… Люди прикипают к своим коллекциям. Пропажа иногда может стоить жизни коллекционеру. У меня была одна знакомая старушка — Зинаида Милютина. Так вот, на улице ей можно было подать двадцать копеек… А у нее в квартире была потрясающая коллекция ценных картин, включая портрет Ивана Грозного, много старинных дорогих украшений. У нас были прекрасные отношения — картины я реставрировала ей бесплатно. Однажды к ней в дом позвонили. Милютина посмотрела в глазок и увидела молодого человека с коробкой. — Гуманитарная помощь из Германии, — представился молодой человек. — Я немцев не люблю, — отрезала старушка. — И впускать вас не буду. Молодой человек долго упрашивал бабку взять хоть что-нибудь и расписаться в ведомости. Старушка сжалилась и дверь открыла. Пока она на кухне выбирала банку с немецкой тушенкой, молодой человек впустил в квартиру еще двоих. Старушку вывели из строя, пустив ей в лицо струю из газового баллончика. Затем методично, по списку, явно составленному искусствоведом, сняли самые ценные картины. Потом Милютина мне жаловалась: — Представляете, насколько они были сведущи в том, что и какую ценность имеет. Они вытащили из коробки самые старинные бриллианты, а остальные камни оставили… Старушка сильно переживала и совсем недолго пожила после этого происшествия. Правда, часть коллекции потом нашли.[b]— Вы говорили о своей маме... Она тоже работала в музее? [/b]— Моя мама Наталья Николаевна Бритова работала в ГМИИ. Она была античником. Сначала работала как сотрудник, потом заведовала античным отделом до конца своей жизни. Я выросла в музее в прямом и переносном смысле. Во время войны, когда немцы стояли под Москвой, музей спасали 12 женщин-сотрудниц, которые просто голодали. Помню, приходили какие-то тетки, которые проверяли наличие драгоценных предметов, хранившихся в музее. И я, девочка, услышала, как они очень удивлялись и говорили: какие дураки здесь работают. Ведь столько золота, и они ничего не украли. Понимаете теперь, что я имею в виду, когда говорю о людях нашего круга? Потому и я такая чудная...