Главное

Автор

Лариса Тавобова
[i]Очнувшись от наркоза на операционном столе, я спросила, еле шевеля языком: «Где мой ребенок? Ребенок жив?» — Жив. Им сейчас занимаются.Через несколько минут мне показали завернутый в теплое одеяло сверток с крошечным сосредоточенным личиком. Ребенок дышал через специальный аппарат.— Вес — кило сто. Прогноз — пятьдесят на пятьдесят. Будем надеяться.Вобрав в себя весь образ родного существа, я сказала, вернее, прошелестела: — Он — будет жить. Он — должен.[/i]Два месяца я привыкала к синим от катетеров ручкам-ниточкам и ножкам-веревочкам. Считалась среди медиков самой чокнутой мамой. Мне фантастически повезло. Сегодня напоминание о том, что было — слишком взрослые глаза сына. Как будто он меня намного старше и уже прожил целую жизнь.Теперь я понимаю тех женщин, дети которых оказались в другом, неутешительном прогнозе. Справиться с собственной психикой им так же трудно, как остановить лавину. В Москве только в двух роддомах есть кабинет психолого-педагогической помощи семье.Один из них — НИИ педиатрии Научного центра здоровья детей РАМН.— Когда у мамы рождается проблемный ребенок, начинается нескончаемый марафон несчастий, — замечает психолог [b]Светлана ЛАЗОРЕНКО[/b]. — Наш кабинет психологической помощи создавался с ориентиром больше на родителей, чем на детей. Бывает, после разговора с врачом, который вынужден сказать матери горькую правду, женщина хочет наложить на себя руки. Наша задача — повернуть маму и папу лицом к ребенку, сделать так, чтобы они не зацикливались на собственном несчастье. Ведь их чаду понадобится помощь родителей и врачей еще долгие годы. Пока мы разговариваем, в полный игрушек кабинет пришла мама с пухлым симпатичным карапузом. Верилось с трудом, что ребенок родился с целым веером проблем.— Это такие же любимые дети, — продолжает Лазаренко. — Если ими будут заниматься, они доставят радость родителям и найдут свою нишу в жизни. Непосвященному в голову не придет, что перед ним человек с задержкой умственного развития.Просто их необходимо любить.Беседуя с директором института [b]Митрофаном СТУДЕНКИНЫМ[/b], я выяснила один из фактов биографии 77-летнего академика РАМН, который остался за рамками его регалий и заслуг.Академик вспоминает: — Я сам родился недоношенным семимесячным ребенком в деревне Листопадовка Воронежской области. Повитуха, она же родная бабка, приняв преждевременные роды у моей матери, чуть не выбросила меня в лохань. Я родился в так называемой «рубашке» — пленке, плотно меня окутавшей. Видимо, почувствовав недобрые намерения моей близкой родственницы, я громко заорал и был извлечен на свет. В ноябре будет ровно сорок лет, как я руковожу институтом.Много вы видели руководителей, занимающих свой пост столько лет? Заведующая отделением недоношенных детей академик РАЕН Галина Яцык использует разные варианты лечения. Даже при вынужденном лечении медикаментами, утверждает она, можно обойтись без метода «тыка». Не экспериментируя на несчастном ребенке, подбирать ему необходимую дозу препарата.— Имеется универсальная возможность определить, сколько лекарства нужно детскому организму, — подчеркивает Галина Викторовна. — Для этого есть цитохимический анализ, когда по одной капельке крови мы уже знаем необходимую для ребенка дозу. У нас есть для этого оборудование, но нет денег на реактивы. А всего-то на каждого ребенка нужно 3 (!) доллара.Один из методов лечения детей, которым пользуются в отделении, взят из практики космической медицины. Космонавтов после полета реабилитируют с помощью имитации невесомости. Такого же результата можно достичь, обернув крошечное тельце в обычную медицинскую пленку и поместив ребенка в ванночку с теплой водой. В результате у недоношенных детей улучшается кровообращение, сердечно-мозговое и кислородное снабжение, стабилизируется давление. Даже родовые опухоли, которые обычно отсасывают хирургическим путем — а это страшная боль для новорожденного, — исчезают после такой процедуры.— Галина Викторовна, — спрашиваю я академика Яцык, — недоношенные дети обычно маловесные. Какой в вашей практике был самый маленький ребенок? — Всего 670 граммов. Сейчас ему пять с половиной месяцев и он развивается вполне нормально. В нашей практике был случай, когда нам привезли из другой больницы четырехмесячную девочку, весившую 2,5 килограмма. К тому же она полтора месяца провела на искусственной вентиляции легких. А это катастрофически отражается на зрении. Она была практически слепой и абсолютно неразвита. Мы очень серьезно ею занимались, используя и традиционные, и все другие методы, какие только есть. Это и плавание, и музыкальная терапия — лечение детей классической музыкой и народными песнями.Применялась ароматерапия — вдыхание грудничками ароматов аниса и ромашки. Так вот, эта девочка в год встала и пошла. И один глазик стал видеть на 30 процентов, против 3-х — при поступлении к нам.Мы счастливы и гордимся этим случаем, — продолжает академик. — А представляете, как счастливы мама и папа. Наших маленьких пациентов мы наблюдаем обычно до года. Но проблемных детей ведем и до 18 лет. У одного из подопечных уже свои дети. Я называю его своим третьим сыном.
[i]Екатерина Юрьевна Иванова — художник-реставратор высшей квалификации. Один из лучших специалистов в России по масляной и станковой живописи, доцент реставрации техники живописи.Заведующая сектором Государственного Исторического музея. Мы встретились в новой лужковской пристройке к Музею А. С. Пушкина. Там реставраторам выделили не подвал, как обычно, а оборудованную по современным стандартам комнату с окном во всю стену с видом на купола храма Христа Спасителя.[/i][b]— Екатерина Юрьевна, как определить: перед тобой подделка или авторская работа? Копия или оригинал? [/b]— Вот у меня на полке сейчас стоит портретик с одним товарищем. Его собираются продавать, вероятно, как XVIII век. А реставратор, которая с ним работала, считает, что это век XIX. К тому же это копия с какой-то гравюры. А лаком подогнана искусственная старина. Для того чтобы в этих вещах разбираться, нужно иметь опыт и просто хороший глаз. Все фальсификации определяются модой. Сейчас, например, мода на вещи XVIII века. Вот и появляются копии и подделки, якобы написанные в этом веке… [b]— Есть ли работы, которые вам особенно дороги? [/b]— Например, дорог Левицкий с портретом Орловой. Недавно на Тульской набережной проходила выставка «Екатерина Великая». Картина была там выставлена. Это была очень сложная реставрационная работа. Со стороны казалось, что портрет написан очень гладко. Но художник пользовался щетинистой кисточкой, оставлявшей глубокие бороздки в каждом мазке. И в глубине этих бороздок скопилось столько грязи, что весь портрет пестрил пятнами.Если бы я воспользовалась старым способом — ковыряла все иголочкой через лупу, то испортила бы портрет вконец. Но мне порекомендовали состав, которым работают реставраторы ткани. Люди несведущие, когда вещь грязнится, пытаются ее освежить, покрывая лаком. И так до бесконечности. А грязь, естественно, остается под лаком… Лак мы с портрета сняли, тем более что авторского лака там были жалкие остатки… Как почти на всех картинах XVIII века.[b]— Можно ли приобрести в антикварных магазинах действительно что-нибудь стоящее? Когда предлагается Левитан или Серов, насколько реально, что перед нами оригинал, а не копия? [/b]— Знаете, настоящие коллекционеры давно уже по антикварным магазинам не ходят. Они ходили туда в перестроечные годы. Когда люди от беды несли в лавки настоящие вещи и сравнительно недорого их продавали. Сегодня там трудно найти что-то достойное внимания. Хотя представители музеев там дежурят. Чтобы действительно ценная вещь не ушла в частные руки, прежде чем музей ее не посмотрит.[b]— А вам приходилось дежурить в таких магазинах? [/b]— Я недолго поработала в одном антикварном магазине рядом с Бородинским мостом. Меня пригласили как реставратора для определения сохранности картин и выявления подделок. Там были представители и от Третьяковской галереи, и от ГМИИ. Но в магазине я не смогла удержаться долго… [b]— Почему? Вы не подошли им как специалист? [/b]— Потому что я почувствовала… Я просто побоялась, что меня в переулке где-нибудь прикончат… В магазине была своя особенная клиентура. Некоторые люди, захаживающие и видевшие, что я там сижу, говорили: «Ну, мы зайдем в другой раз». Это меня как-то насторожило. В магазин приходили здоровые молодые парни с цепями. Они несли старинные иконы, картины — якобы от бабушек и дедушек. Которых у них явно не могло быть. А может, эти бабушки в это время уже лежали мертвыми в подвале… К тому же администрация магазина была недовольна тем, что при покупке вещи я становилась на сторону покупателя. Я возмущалась, когда дорого продавали вещь с плохой сохранностью. И я поняла, что надо уйти… А сейчас я не знаю, что там происходит.[b]— Но к вам обращаются за советом, тем не менее? [/b]— Как-то недавно музейные сотрудники просили меня посмотреть на картину Москвы XVIII века. На предмет, стоит ли приобретать ее музею. Я ответила, что нет, поскольку она вся «прописанная». Там нет живого места. Однако вскоре эту вещь купил, как мне сказали, греческий посол. И мой бывший студент ее подделывал для того, чтобы посол был доволен. Я спросила ученика: почему же послу не сказали, что авторской живописи в картине нет совсем? А с другой стороны, кто ему будет говорить… Да и зачем? Посол доволен, а это самое главное. …Рынок стимулирует фальсификации, и реставраторы поддаются....В том же комиссионном магазине увидела как-то две картины — Христос и Саваоф. Увидела и обомлела. Спрашиваю владельца: кто же вам это сделал, ведь это была одна картина?! Ее разрезали и натянули на два новых подрамника. Владелец объясняет: да, действительно, это была одна картина, но там были разрушенные куски, поэтому реставратор вырезал то, что осталось. Я спрашиваю: кто же это? Вы ему дорого, наверное, заплатили? Он не назвал мне имя, но сказал, где этот человек работал. Я его вычислила. Оказалось, что это мой бывший ученик. Я была огорчена и почти больна. Ведь он не имел права так поступить!.. Он разрушил замысел художника. Это была икона. Над Христом витал в облаках Саваоф… А теперь кто-то купил Саваофа, кто-то — Христа… И никто не узнает, что была совсем другая картина. Вот ведь в чем трагедия… Вместо того чтобы делать сложное крепление, сложное восстановление, он пошел по легкому пути.[b]— А вы сами коллекционируете картины? [/b]— Понимаете, раньше считали, что специалист нашего уровня не должен быть коллекционером, потому что это использование знаний в личных целях. И для людей моего времени это было совершенно немыслимо… [b]— Запрещалось? [/b]— Это не был запрет в виде декрета… Это был внутренний запрет людей нашего круга.[b]— И все ему следовали? [/b]— Нет, конечно. Например, известный коллекционер Феликс Вишневский… Он собрал коллекцию, а его обвинили в спекуляции. Отправили в ссылку. Когда он вернулся, моя мама спросила: «Что ж теперь-то, Феликс Евгеньевич? Снова будете собирать? Да и на что?» Он засмеялся и ответил: «Наталья Николаевна, еще несколько золотых наполиандоров есть под половицей!». Свою коллекцию и дом Вишневский завещал государству. Там сейчас Музей Тропинина.[b]— Говорят, что все коллекционеры люди одержимые… [/b]— Чтобы стать коллекционером, нужно родиться немного Плюшкиным, немного Гобсеком… Люди прикипают к своим коллекциям. Пропажа иногда может стоить жизни коллекционеру. У меня была одна знакомая старушка — Зинаида Милютина. Так вот, на улице ей можно было подать двадцать копеек… А у нее в квартире была потрясающая коллекция ценных картин, включая портрет Ивана Грозного, много старинных дорогих украшений. У нас были прекрасные отношения — картины я реставрировала ей бесплатно. Однажды к ней в дом позвонили. Милютина посмотрела в глазок и увидела молодого человека с коробкой. — Гуманитарная помощь из Германии, — представился молодой человек. — Я немцев не люблю, — отрезала старушка. — И впускать вас не буду. Молодой человек долго упрашивал бабку взять хоть что-нибудь и расписаться в ведомости. Старушка сжалилась и дверь открыла. Пока она на кухне выбирала банку с немецкой тушенкой, молодой человек впустил в квартиру еще двоих. Старушку вывели из строя, пустив ей в лицо струю из газового баллончика. Затем методично, по списку, явно составленному искусствоведом, сняли самые ценные картины. Потом Милютина мне жаловалась: — Представляете, насколько они были сведущи в том, что и какую ценность имеет. Они вытащили из коробки самые старинные бриллианты, а остальные камни оставили… Старушка сильно переживала и совсем недолго пожила после этого происшествия. Правда, часть коллекции потом нашли.[b]— Вы говорили о своей маме... Она тоже работала в музее? [/b]— Моя мама Наталья Николаевна Бритова работала в ГМИИ. Она была античником. Сначала работала как сотрудник, потом заведовала античным отделом до конца своей жизни. Я выросла в музее в прямом и переносном смысле. Во время войны, когда немцы стояли под Москвой, музей спасали 12 женщин-сотрудниц, которые просто голодали. Помню, приходили какие-то тетки, которые проверяли наличие драгоценных предметов, хранившихся в музее. И я, девочка, услышала, как они очень удивлялись и говорили: какие дураки здесь работают. Ведь столько золота, и они ничего не украли. Понимаете теперь, что я имею в виду, когда говорю о людях нашего круга? Потому и я такая чудная...
[i]Еще в 70-х годах в Москве появилась фабрика, где в порядке эксперимента делали музыкальные инструменты на заказ. Ее директора, Альфреда Гинзбурга, прозвали «выставочным евреем». С удовольствием включали в список различных делегаций по культурному обмену. Он вполне вписывался под западные стандарты, сохраняя при этом советский колорит.[/i][b]— Альфред Карлович, кто работает на вашей фабрике? [/b]— Среди мастеров много бывших «частников». В свое время я узнал, что в подмосковном Звенигороде, в деревне Шихово, есть умельцы, которые воровали материалы с местной музыкальной фабрики, сушили краденое на русской печке и трудились над частными заказами.Мы нашли 6—7 таких старичков, которых уговорили работать на нас. Когда дело пошло, стали искать музыкальных мастеров по всей стране. Им предлагались довольно выгодные условия: за готовый инструмент, сделанный от начала и до конца вручную, они могли просить столько денег, сколько считают нужным.Так, я вывел частников из-под опеки ОБХСС. А в министерстве было сказано: «Назови свою фабрику экспериментальной. Если что, тебя посадят, а не нас». Так я и поступил. Дорогая гитара сразу шла под заказ музыканта. Все знали, что мы делаем, и к нам пошли заказчики. Визбор, Высоцкий, Зыкина, Крючков, Жаров — все обращались к нам.[b]— Сколько людей сейчас работает на фабрике? По какому принципу вы их отбираете? [/b]— Постоянно крутится 50—60. Если появляется заказ, можем без труда достать мастеров. Когда работа авральная, говорю, что буду платить в два раза дороже. А принцип отбора... Этому нельзя научить. Мастером надо родиться. Для того чтобы стать профессионалом, нужны годы труда и талант. Они могли бы работать мебельщиками и ездить на джипах, но богатых среди них нет. Это работа из любви к искусству.[b]— Альфред Карлович, из какого дерева лучше всего делать инструмент? [/b]— Ту же гитару — из волнистого клена явор, который у нас растет, или из палисандра, который у нас не растет. Мастер все делает сам. Даже материал сам ищет. Иногда позвонят из Сочи и говорят: приезжай, нашли дерево, и мы едем выбирать... Иногда ломают дом, а мастер — уже среди толпы зевак, потому что старый подоконник для гитары — это то, что нужно. Вот этот кусок от подоконника взят из дома на Новослободской. Ему лет сто. Чем мертвее дерево, тем оно лучше. Все зависит, в каких условиях оно росло и старело. Из-за нашего климата летом музыкальный инструмент стараются не делать — влажность большая. Инструмент собирают только с началом отопительного сезона, еще и обогреватель включают. Лучше всего, когда есть русская печка.[b]— Сколько гитар мастер может сделать за год?[/b] — Гитар 10 или 12. Но работать он будет не 8 часов в сутки, а так как ему хочется. Может сутки напролет вкалывать, а потом три недели пить. Никто не знает, даже сам мастер, почему одна гитара получается лучше другой, — это творчество.[b]— Отличаются чем-то между собой, например, мастер-балалаечник и скрипичный мастер? [/b]— Я своих привязанностей не скрываю. Очень люблю балалаечников — простых и нормальных людей. Чуть поменьше люблю гитарных мастеров. А скрипичных — терпеть не могу. А вот насчет музыки все наоборот. Уж скрипку любить, сам Бог велел...[b]— Чем же вам скрипичные мастера не угодили? [/b]— Скрипичные мастера люди сложные, ходят в костюмах с «бабочкой». Например, собираю собрание и говорю, что два месяца не смогу платить зарплату. Балалаечники и гитаристы соглашаются, а скрипичные мастера говорят: «А вы права не имеете». Их испортило наше государство. Все их скрипки когда-то покупало Министерство культуры и отдавало бесплатно в школы. Они туда сбрасывали всякую дрянь, а хорошие скрипки продавали подпольно по другой цене... Поскольку мастера, в основном, все прошли через эту «школу», то переделать их очень трудно. Вот дашь ему черное дерево, а он покрасит березку в черный цвет и приносит мне...[b]— Есть знаменитости, которые играют на ваших скрипках?[/b] — К сожалению, они предпочитают Страдивари и Гварнери. Да и вообще предпочитают покупать французов, немцев, но не наше. Так устроен человек. Ему нужно то, о чем он слышал. Музыканты люди консервативные, сами создают себе мифы.[b]— Сколько стоит ваша скрипка?[/b] — Тысячи полторы долларов. А на Западе она стоила бы в десять раз больше. Нам одна американская фирма предложила покупать «сырые» инструменты, а после отделки ставить свою марку. Мастерам обещали хорошо платить. Собрали собрание, а они мне: «Родину не продаем».[b]— Вы разрешаете им халтурить?[/b] — Я для них не начальник, а скорее, друг. Если будет нужно, скажу им, они все сделают в срок. Будет большой заказ — комплектация оркестра, например, соберем людей, они все сделают. А так... Зачем их насиловать? Если я продам, например, балалайку официально за 8000 рублей, то максимально, что мастер может получить, — около 2000 рублей. А вот вы придите к нему без меня, он вам тысяч за шесть продаст.[b]— У вас работают в основном люди в возрасте. Есть кому передать их умение, опыт?[/b] — Наша мечта — открыть платный колледж, который готовил бы мастеров по ремонту. У нас просто негде ремонтировать инструменты. В консерватории есть один(!) мужик, которому лет 60. Он учился когда-то во Франции. Кто этим будет заниматься дальше? Надо бы делать это поскорее, пока молодых есть кому обучать. К сожалению, уходят безвозвратно и народные промыслы... Мы нашли последнего гуслиста, а ему уже 87 лет. Кто будет знать секрет изготовления гуслей после него?..[b]— Альфред Карлович, вы всю жизнь проработали на этой фабрике. Вы удовлетворены собой, своим делом? [/b]— Я работаю с талантливыми и потому очень трудными людьми. Это то, к чему я всю жизнь стремился. А потом, знаете, человек родится свободным и свободным должен умереть. И я нашел такое место, где всегда чувствовал себя свободным.
[i]По накалу страстей дни, когда в «Шереметьево-2» приземляются самолеты из экзотических стран — Шри-Ланки, Индии, Бангладеш и Афганистана, можно назвать днями «русской рулетки». Там при прохождении пограничного «фейс-контроля» решается судьба больших криминальных денег. Человеческие судьбы не в счет — ведь в Москву прилетели будущие нелегалы — на криминальном сленге их называют «дровами».[/i]Встречающие в аэропорту «проводники» отвезут нелегалов на съемные квартиры. Москва для них — транзитная зона и только первый отрезок пути. Если иностранцам повезет и в столице их не «кинут», то они отправятся дальше. На поезде, грузовике или рефрижераторе нелегалов отправят на Запад через Белоруссию и Украину. Есть и другие пути, но этот — самый дешевый.Бывает, «путешественники» не выдерживают экстремальных условий транспортировки, но это тоже частности… После каждого рейса за чертой пограничного контроля остаются те, кому не повезло. Примостившись на полу на своих мешках где-нибудь между «Duty Free» и ресторанами, «сгоревшие дрова» будут двое-трое суток (если не больше) голодными глазами наблюдать за чужим праздником жизни: денег у них нет. Когда на борту появятся свободные места, они снова полетят на историческую родину, поскольку билеты покупаются в оба конца.Нелегальным перемещением иммигрантов занимаются организованные транснациональные группы. По своей доходности этот криминальный вид бизнеса занял прочное место после незаконного оборота наркотиков, оружия и проституции. Стоимость переправки живого «товара» может составлять от 10 до 15 тысяч американских долларов. Иногда эти деньги для отъезжающего собирает целая деревня: даже заработка уборщика в Германии и Бельгии вполне достаточно, чтобы прокормить все население деревни. К тому же мигрант приложит все усилия, чтобы вытащить тех, кто остался дома.– Если нелегал не смог набрать необходимую сумму, то его вполне могут использовать как наркокурьера, – говорит начальник отдела московского УФСБ полковник [b]Михаил Ткачев[/b]. – Этим он оплачивает дорогу и все услуги по переправке. На Западе мигранты избавляются от всех документов – как подлинных, так и поддельных. Таким образом, они становятся «гражданами мира», и их как бы некуда становится высылать.[b]– Чем они занимаются на Западе? [/b]– В основном становятся гастарбайтерами – на стройках, предприятиях, в коммунальной сфере и т. д., причем выполняют самую непрестижную работу. Но это до момента легализации, а там уж кому как повезет. Бывает, попадают в преступные группировки. Всю дорогу — от Москвы до, к примеру, Лондона, мигрантов сопровождают разные звенья «проводников». Каждое звено отвечает и получает деньги за свой участок и не сует нос в дела тех, кто берет шефство над «дровами» на следующем. Механизм отлажен, хотя сбои в таком деле неизбежны — спецслужбы тоже работают.Корреспонденту «ВМ» удалось поговорить с одним из «проводников». Россиянин Анатолий (так он представился) встречает свой «товар» в «Шереметьево». По его словам, за время работы он существенно пополнил свои знания о странах, откуда идет нескончаемый мигрантский поток. Научился отличать по цвету кожи и строению черепа жителей Центральной Африки от выходцев с северной или восточной части континента. Просветился в вопросах геополитики и пассионарности отдельных наций… Свою работу он считает вечной, пока на свете есть бедные и богатые страны.[b]— Чтобы выехать, нужны приглашения. Кто их делает — фирмы или частные лица? [/b]– И те, и другие. В одном случае — все идет через отделы МИДа. Сейчас в связи с тем, что «органы» давят, стало тяжело работать через Москву. Поэтому бизнес-приглашения лепятся через мидовские филиалы, расположенные в разных городах, — Воронеже, Питере, Екатеринбурге, Сыктывкаре... «Бизнесменов» готовят заранее, еще на исходной точке отправки. Одевают на них костюмчики, белые рубашки, галстучки. В «Шереметьево» их встречает «делегация», тоже соответствующим образом наряженная. Конечно, ни в Сыктывкар, ни в Воронеж мигрантов не повезут. Они до поры до времени растворятся здесь. Компьютерная база данных у нас слабая, эта одна из причин того, что Москва стала транзитной зоной.Другая — коррупция… Когда не «срабатывают» бизнес-приглашения, действует канал частных виз. Так или иначе, но они просачиваются.[b]— Шереметьевский «фейс-контроль» сколько-нибудь стоит? [/b]– Если договоришься, сто пятьдесят баксов за голову. Но, тем не менее, не все его проходят.[b]– А тем, кто все-таки застрял на границе, «проводники» возвращают деньги? [/b]– Деньги и штрафные санкции «проводник», у которого «дрова сгорели», платит заказчику перевозки, а не тем, кого он перевозит. Как они будут выпутываться — это их проблемы. Стопроцентная переправка никем не гарантируется.По разным данным, в столице проживает около 200 тысяч нелегалов. Стоимость выдворения одного мигранта с российской территории обходится государству примерно в 500 долларов. Таких денег в бюджете нет и не предвидится, а коммерческие фирмы, специализирующиеся на приглашениях иностранцев к ответу не призовешь. Нет в российском законодательстве такого закона.На одну из фирм правоохранительные органы все же пытались возложить юридическую ответственность и… потерпели фиаско.Продавцы «приглашений» дошли до Верховного суда и выиграли тяжбу. В качестве аргумента обе стороны апеллировали к закону № 212, принятому еще в 1991 году, который гласит: [b]«… в случаях, когда расходы по выдворению из СССР иностранных граждан, прибывших в СССР по линии советских принимающих организаций, невозможно покрыть за счет этих граждан, расходы несут советские принимающие организации».[/b] «Какая же мы советская организация, — возмущались бизнесмены. — Мы коммерческая фирма, а СССР больше не существует в природе». Суд принял сторону коммерсантов, поскольку другого закона о «статусе иностранцев» у нас нет.В Уголовном кодексе нет также статьи о незаконном переправлении иммигрантов. Как правило, в сети правоохранительных органов попадаются сами нелегалы, а организаторы преступной цепочки остаются на свободе.Нелегальная миграция — благодатная почва для процветания криминала. Вот один из типичных примеров, рассказанный корреспонденту «ВМ» руководителем Отдела по отслеживанию режима пребывания иностранных граждан управления ФСБ г.Москвы: – Афганцы, якобы муж с женой, покупают паспорта, в которые они вклеивают фото своих детей. Причем в документе у мужчины фотографии одних детей, а в паспорте женщины фигурируют совсем другие детские фото. Супруги хотели уехать — принесли письмо из посольства, билеты на самолет, чтобы побыстрее получить выездную визу. Визу на выезд им поставили, но, засомневавшись, попросили документального подтверждения о том, что это именно их дети. Иностранная чета за документами не явилась и буквально растворилась в большом городе. Чьи на самом деле были эти дети и какова их дальнейшая судьба — остается только теряться в страшных догадках… В Госдуме не первый год пылятся законопроекты «О правовом положении иностранных граждан в РФ» и «Об иммиграции в Российскую Федерацию». Но очередь до них так и не дошла. Хотя проблема иммиграции из разряда долгосрочных: она не на один и даже не на десять ближайших лет. Искоренить ее в нынешних условиях невозможно. Но если привести законодательство в отношении иностранных граждан к нормам международного права, то эту проблему можно будет хотя бы контролировать.
[i]Каждый день в 8 часов утра у станции метро «Комсомольская», на выходе к Ленинградскому вокзалу, собирается хмурое племя – московские поденщики. Люди, которые находят в себе силы сопротивляться, чтобы не пасть на самое дно, не превратиться в тех, кто по милицейским сводкам проходит как «категория лиц БОМЖ». Большинство из них – жертвы не собственных пороков, а распада СССР, двух чеченских войн и иезуитской бюрократической системы. У каждого за плечами своя жизненная история.[/i]– В мае 1994 года, за полгода до начала первой чеченской войны, я выехал в Центральную Россию из Грозного, – рассказывает нелегальный житель столицы [b]Сергей Котов[/b]. – Незадолго до этого мы похоронили отца – бывшего военнослужащего, с которым объездили пол-Союза.Не успел я приехать, как несчастье произошло и с матерью… Мать Сергея выехала на несколько дней из Грозного в соседнее с Чечней Ставрополье.Вернувшись, она не нашла… своей квартиры. На месте входной двери была сплошная стена. Дверь замуровали. Один из соседей, прибывший в столицу республики из горного аула, решил таким образом улучшить свои жилищные условия… – Мать вышла во двор, – вспоминает Сергей, – и умерла от сердечного приступа… Так у Сергея началась совсем новая жизнь.– Пытался вернуть квартиру, – говорит Сергей, – Но когда началась война, махнул на все рукой.Он перебивался случайными заработками в Москве. Работал в колбасном цехе, расположившемся в одном из крупнейших спорткомплексов. Хозяин неплохо кормил, но деньги выдавал только 2–3 раза в месяц, по 100 рублей. Было, правда, одно существенное преимущество: в подвале, для работников, большинство из которых официально не были оформлены, отводилось место для ночлега.– Я собирался уехать в провинцию, прописаться где-нибудь в общежитии, – говорит Сергей, – но у меня украли документы. А загвоздка в том, что родился-то я в Туркмении, где отец мой когда-то начинал служить. Чтобы получить новый паспорт, нужно из Грозного, с места последней прописки, посылать запрос в Туркмению – замкнутый круг! И пошло, поехало… Да тут все такие, – Сергей устало кивает на собравшихся поденщиков.У Наиля Лутчера все родственники давно в Германии.Мать у него немка, отец татарин, а жили они в Казахстане. У своего дяди-немца он научился строить печи. Профессия востребованная, и мастер Наиль хороший. Однако в Москве появилось много специализированных бригад, у которых есть возможности найти состоятельных клиентов. А потому Наиль согласен сейчас на любую работу.– Вчера разгружали фуру с офисной мебелью, – рассказывает он, – получили по 150 рублей. Теперь есть деньги для ночевки на несколько суток.Ночуют поденщики обычно в вагонах, переоборудованных под гостиницу. Цена одного места – 30 рублей. На ночлег отправляются группами из проверенных людей. В купе сразу же запираются и никого к себе не пускают. Народ там собирается самый разнообразный, а у поденщиков задача – уцелеть.За 20 рублей можно переночевать на «Курском», на вокзальном сиденье. Поденщиков охрана отличает от бомжей, идет им на уступки.Свое положение поденщики считают временным, надеясь, что доживут до того, когда власти ими займутся и выдадут всем документы. У них есть свой кодекс чести: в очередь бомжей за похлебкой, которую раздает Армия спасения, они становятся, только когда им совсем невмоготу.– Иногда себе говоришь: лучше голодным остаться, чем стоять в очереди с обрезанной бутылкой из-под «Пепси», которую кто-то до тебя опустошил, – признается Наиль. – Пока работа есть – хоть туалет убирать! – лично я туда не встану… Среди прибывших на эту «биржу труда» работодателей я приметил даже иностранцев, с трудом говорящих по-русски.– Например, турки или хорваты строят какой-то объект.Зачем им самим делать работу, когда под боком столько дешевой рабочей силы? Тут есть такие мужики, которые за копейки сделают из сухого полена живого Буратино. А потом ведь, даже если на этой самой стройке кирпич на голову упадет – за нас и отвечать не надо.– Объясните в своей газете, – говорит Сергей, – есть среди нас судимые, но нет преступников. Когда постоянно, день и ночь, держишь документы в кармане, а ночуешь где попало – их обязательно или украдут, или просто отберут. Тот, кто пошел по кривой дорожке, сейчас давно бутылки собирает, а не работает. Если бы государство собрало нас, дало какой-то объект и сказало: «Вот, берите, сделайте из него конфетку, а за это мы вам вернем документы, и вы станете равноправными людьми», – по одной Москве набралась бы сотня тысяч доровольцев. Да я хоть Беломорканал поехал бы строить!
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.