[i]Ее бархатный, холодноватый голос невозможно спутать ни с каким другим на телевидении. Прекрасная грузинка с черными волосами и белоснежной улыбкой, высокая, необыкновенно грациозная. Ее легко представить на сцене – солисткой какого-нибудь национального танцевального ансамбля. Но Екатерина Мцитуридзе – кинокритик и ведет программу «Это кино» на Первом канале.[/i][b]Со мной заигрывал муж Анджелины Джоли[/b][b]– Катя, как формировался ваш стиль: такая холодноватая, чуточку монотонная интонация?[/b]– Холодноватая, да. Но мне никто еще не говорил, что у меня монотонная интонация! Наоборот, не раз отмечали, что у меня очень музыкальная речь. Это мне говорил сам Игорь Кириллов ([i]улыбается[/i]). Как стиль формировался? Это само по себе получилось. Я считаю, что формат моей программы не допускает слишком эмоциональных высказываний. Зрителю надо рассказывать, что происходит в кино, информировать. Хотя иногда я позволяю себе какие-то свои авторские комментарии, но в такой же абстрактной, немножко отстраненной манере.[b]– Вы придумали церемонию Top&sexy, где награждаются самые сексуальные российские актеры. А сами чувствуете, как ваше сексуальное обаяние действует на ваших собеседников?[/b]– Ну, я же не только у мужчин беру интервью! Наверное, моя энергия настолько положительная, что в большинстве случаев я хорошо действую и на мужчин, и женщин, и на мэтров, и восходящих звезд. С Николь Кидман, например, мы общались так, будто мы подружки, двадцать лет знакомы и говорим по душам о наших женских делах. Или Джордж Клуни – секс-символ – в жизни он оказался очень мягким, обаятельным человеком. Мы после интервью часто пересекались с ним на разных фестивалях и общались уже по-дружески.[b]– А кто-нибудь из звезд с вами заигрывал?[/b]– Бывший муж Анджелины Джоли Билли Боб Торнтон прямо во время интервью, когда вокруг огромное количество людей, строил мне глазки, просил у меня номер телефона. Но он известный хулиган и ловелас ([i]улыбается[/i]).[b]– Катя, вы с детства киноман?[/b]– Да. Первый поход в кинотеатр помню – с мамой, мне было три или четыре года. Это был фильм с Робертом Рэдфордом — жуткий триллер про расизм! Моя мама нарочно выбирала недетские фильмы.Она считала, что надо так закалять мой характер: воспитывать неприязнь к любой нетерпимости.[b]– Грузин в России всегда выделяли среди кавказских народов. А про грузинок часто говорят: «роскошная грузинская женщина».[/b]– Ну, я все-таки отчасти грузинская женщина: во мне много кровей намешано. Я, скорее, такой космополит. Могу сказать, что очень красивы тбилисские девочки. По улице идешь: у всех ноги от ушей, как будто в городе живут одни модели. А вот мужчины стали не очень красивые. Может быть, они на фоне московских кажутся менее ухоженными? Раньше было наоборот.[b]– Николай Цискаридзе как-то сказал: «Ну я же грузин, я люблю золото, бриллианты».[/b]– Да, есть такой стереотип: человек с Кавказа должен быть весь в золоте. Но, мне кажется, золото больше любит Средняя Азия. Судя по коронкам ([i]улыбается[/i]). Лично я очень спокойно отношусь к материальным ценностям. За исключением, правда, обуви. Вот это — моя болезнь ([i]улыбается[/i]). Кстати, я сразу заметила ваши туфли, очень женственные (улыбается).[b]После Грузии останкинские интриги – детский сад– Вы из обеспеченной семьи?[/b]– Как сказать… Папа очень обеспеченный. Но мы с мамой жили отдельно: у нас был такой «воскресный папа», «новогодний папа»... Поэтому, наверное, я, скажем так, из «нестабильно обеспеченной семьи». У мамы два образования. Она закончила Тбилисскую консерваторию по классу фортепиано. А потом получила профессию врача-провизора и больше работала по этой специальности. Конечно, иногда она позволяла себе гульнуть, покупать красивые вещи для нас обеих. Но были времена, когда нам приходилось экономить на еде. Практически все наши фамильные драгоценности пришлось продать. И это самое больное, что я помню с детства – когда бабушкины-прабабушкины вещи уходят чужим людям. Поэтому у меня к накопительству драгоценностей тяги нет: есть чувство, что все это может уйти в любой момент. Зато нам удалось сохранить рояль «Мюльбах». Старинный, роскошный рояль из Веймара, на котором еще Лист играл. Моя прабабушка привезла его из Санкт-Петербурга. Она была из дворянской семьи, закончила Институт благородных девиц в Петербурге. Мы плакали с мамой, когда в один из трудных моментов решили его продавать. Но у рояля оказалась дека с трещиной, и его не так высоко оценили. И слава Богу. Знаете, он мне как старый друг. Он остался в Тбилиси, и я очень хочу перевезти его в Москву.[b]– А вы войну в Грузии застали?[/b]– Да, всю войну. Я — абсолютно аполитичный человек. Но тогда это было неважно. Людей разделили на два лагеря: кто не с нами, тот против нас. Я жила в городе, где шла гражданская война, самая ужасная и подлая. Какие-то соседи вдруг перестали с нами разговаривать, потому что мы были «пророссийские». Тогда те, кто поклонялись Гамсахурдиа, были патриоты, а остальные — не патриоты. Не патриотом был мой гуру Мераб Мамардашвили, на лекции которого я ходила как в оазис посреди пустыни...Самое страшное на войне — это смерть близких людей. Мы ездили встречать цинковые гробы в аэропорту, мне никогда этого не забыть. Но когда погиб мой очень близкий друг, я действительно уже готова была уехать. Он даже не воевал, просто гуманитарную помощь привозил: его вертолет обстреляли. После этого я три дня не разговаривала: потеряла голос. Он мог бы стать главной звездой поколения — Леван Абашидзе. Успел сыграть в фильме «Путешествие молодого композитора» Георгия Шенгелая.[b]– Почему же вы все-таки не уехали?[/b]– А куда? Мне некуда было уезжать. К тому же вокруг были друзья, с которыми мне не хотелось расставаться. Они тоже ездили воевать и рассказывали страшные истории. Потом их всех пересажали, потом амнистировали, потом — назвали героями, а кто-то так и не вышел из тюрьмы. Как у Маркеса в «Сто лет одиночества». Только мы эти сто лет прожили за три-четыре года. Но сейчас я совершенно не жалею, что осталась. Я все видела, все впитывала. Это была такая школа жизни, что после нее останкинские интриги, поверьте, кажутся детским садом.[b]– Вы ведь, наверное, можете предложить режиссерам, с которыми общаетесь, снять об этом фильм.[/b]– Мы с моим любимым сценаристом Ираклием Квирикадзе каждый раз при встрече говорим: «Ну все, давай сядем напишем сценарий». Он говорит: «Ты мне будешь рассказывать». Потому что сам в то время жил в основном в Америке, но знает многих людей, которых теперь, к сожалению, нет в живых. Во имя их памяти нужно это сделать, конечно. Но такой фильм снимать в России было бы странно. А я не уверена, что нынешнему правительству Грузии это интересно.[b]Любви раньше было больше– Не испытываете ностальгии по родному городу?[/b]– И да, и нет. Потому что этих людей там больше нет. Для меня имеет значение не место, а люди. Я даже больше скучаю по Нью-Йорку, потому что у меня там друзья… Последние мои годы в Тбилиси — это одна сплошная боль. А ту советскую радужную Грузию моего детства уже не вернуть. Хотя я надеюсь, что еще посижу в Верийском квартале с моими тбилисскими и московскими друзьями за чашечкой потрясающего турецкого кофе, и все будет хорошо.[b]– Вы жили за границей?[/b]– В Париже год. Это была love story ([i]улыбается[/i]). У меня все в жизни случается по любви! Но любовь закончилась, и я вернулась в Москву — с еще большей радостью. В Париж хорошо приезжать и уезжать. Но жить там постоянно скучновато. Особенно после Москвы. И с работой там сложнее: Париж — очень замкнутый мир. Москва более открыта, она впитывает в себя всех приезжих и дает возможность расти.[b]– Вы любите классические грузинские застолья?[/b]– Долгоиграющие — не очень. При этом сама неплохо могу вести стол или, наоборот, сидеть слушать какие-то истории, если интересный человек рассказывает. Но чаще попадались такие занудные мужики: «Никто не выйдет из-за этого стола, пока я не скажу!» – и рассказывает четверть часа какую-нибудь дурацкую притчу. Я предпочитаю европейский стол: принесли-унесли. А за грузинском столом все выносят сразу: сорок или пятьдесят видов еды, и это стоит три-четыре часа. Глаз уже наедается, и есть совершенно не хочется.[b]– Какие качества вы цените в мужчинах?[/b]– В мужчинах я ценю ум. Банально звучит, но, на самом деле, умных мужчин очень мало. Гораздо меньше, чем умных женщин. Настоящий мужчина — понимающий. Обязательно щедрый. Жадный мужчина — не мужчина. Если у него нет денег, пускай он поет вам серенады — что угодно, только бы вам было хорошо. Но сейчас чаще встречаешь другой типаж: мужчина-метросексуал, который любит, чтобы девушки сами за ним бегали. Это, конечно же, не мужчина в чистом виде.[b]– Обычный молодой человек может пригласить вас на свидание? Или это должен быть какой-то шикарный господин?[/b]– Меня совсем недавно пригласил на свидание обычный молодой человек. Мы познакомилась в самолете. Он пригласил меня на ланч, в два часа дня. Я подумала: «Почему бы не пойти?» Пришла, поговорили. Он очень обаятельный, самолетами увлекается. И я люблю самолеты. Но как-то это не то... Дело не в шикарности. Просто мне интереснее с людьми, с которыми не нужно заново разучивать алфавит. Он меня спрашивал: «А как тот? А как этот?» Приходилось рассказывать все «от Адама». Когда мы с друзьями сидим в нашем кружочке «кройки и шитья», мы знаем все: все петелечки, как вывести узор, какой ниткой ([i]улыбается[/i]). Поэтому я очень ценю дружбу с продюсерами. Вот с одним из самых влиятельных сегодня в России продюсеров – Рубеном Дишдишяном мы в последнее время придумываем несколько сценариев. Я же собираюсь снимать кино. Вернее, продюсировать. Я знаю точно, чего не хватает современному российскому кинематографу![b]– Для вас сейчас главное – работа?[/b]– К сожалению, работа.[b]– А как же любовь?[/b]– Она всегда есть! Только раньше ее было больше. Но это не только моя проблема. Когда мы с друзьями собираемся, часто об этом говорим: чем дальше в лес, тем реже попадаются правильные грибочки. Времени не хватает… Но опять же это неправильно! Я буду исправляться.Потому что никакая карьера не стоит семьи. Мне этого не хватало в детстве, но есть примеры моих друзей, счастливых в браке по десять и больше лет. Я просто не нарадуюсь на них. Надо просто настроиться на правильную волну.[b]ДОСЬЕ «ВМ»[/b][i]Екатерина Мцитуридзе родилась в Тбилиси. В 1994 году окончила исторический и киноведческий факультеты Тбилисского государственного университета. С 1992 года работала на Втором канале грузинского государственного ТВ в еженедельной программе «Дубль 1», где готовила материалы о кино. В 1994 переехала в Москву. С осени 1995 работала в программе «Телеутро» на ОРТ. С 1996 готовит и ведет авторскую рубрику «Это кино» в той же программе (которая с 1997 переименована в «Доброе утро»). Владеет английским и итальянским языками.[/i]