[i]«Хороший актер, но не медийный», – вздохнула одна моя коллега. Точно, не медийный, хоть и снимался в куче сериалов – «Карусель», «Огнеборцы», «Место под солнцем», «Город без солнца». Аверин скорее эксклюзивный. Не зря же его приглядел на главную роль Вадим Абдрашитов. За роль Валерки в «Магнитных бурях» Максим получил молодежный «Триумф» и Государственную премию. На подходе – «Доктор Живаго» Александра Прошкина с его участием. Рост баскетболиста, обаятельная улыбка не сходит с лица. А так – нормальный сумасшедший трудоголик. Ловит кайф от одновременных съемок в трех городах, от игры в двух театрах – «Сатириконе» и Центре драматургии и режиссуры, да еще в антрепризе «Ромео и Джульетта» Роберта Стуруа.[/i][b]– Максим, ваша первая главная роль в театре – Арбенин – прожила совсем недолго. Как вы отнеслись к тому, что спектакль сняли?[/b]– Болезненно. Хотя уже на премьере было ясно, что долго он не проживет. Просто потому, что не совпали взгляды худрука и постановщика. В принципе, трактовка Агеева мне понравилась – а где у Лермонтова сказано, что Арбенин старый? Он – поживший. Но в XIX веке пожившими были и тридцатилетние. Сам Лермонтов в 19 лет написал «И скучно, и грустно, и некому руку подать». Откуда у него эта боль? Другое дело, режиссер Агеев – из учеников Анатолия Васильева, и ему свойственно разговаривать с Богом.Тот неполный сезон, пока Арбенин жил, я до мороза по коже получал удовольствие – просто от того, что соприкасаюсь с великой поэзией. Почему-то мне кажется, Арбенин ко мне вернется. Это мистическая пьеса, и все, что с ней связано, – мистика. Недавно гуляю в Останкине – я туда езжу текст учить, дышу воздухом и учу. И вдруг прочитал про себя весь текст «Маскарада». И понял, что все во мне живо.[b]– Спектакль «Макбетт» тоже чуть не постигла участь «Маскарада»…[/b]– … а мы его отвоевали. Для меня он стал взлетной полосой. Благодаря ему в моей жизни случилась встреча с Вадимом Юсуповичем Абдрашитовым.[b]– Говорят, у него было семь претендентов на главную роль в «Магнитных бурях»…[/b]– Я даже не знаю, кто были остальные шестеро. Совершенно не представляя, в какую историю меня зовут, я заявился к Абдрашитову с серьгой в ухе, в клешах, лохматый. Он был слегка шокирован, но минут сорок со мной проговорил. И вот, помню, стою в городе Самаре и подстегиваю себя: а что если позвонить и узнать? Звоню. Его помощник режиссера по актерам мне дежурно говорит: «Вы разве не знаете? Вас утвердили!» В общем, весь свой отпуск, почти три месяца, я провел в городе Серпухове. Снимали мы в основном ночью. Остальные артисты приезжали-уезжали, а я жил там безвылазно и думал, какое счастье... А ведь все время один, день на ночь поменялся, ночью съемки, драки, люди. Никогда не видел я такого лидера, как Абдрашитов, – его биополе влияло на всех. Без единого крика он добивался четкого выполнения. В начале съемок мне казалось, я сел за парту первого класса, а к концу фильма окончил институт.[b]– А в жизни вам приходилось драться?[/b]– Бывает, когда затронут честь моих друзей.[b]– Я спрашиваю об этом в связи с ролью Валерки.[/b]– А Валерка не быдло. Все думают, что фильм про дележку завода, про драки да про олигархов. Ерунда. Он о человеке, который потерял любовь, но нашел судьбу. Про «Остановился поезд» тоже говорили – социальное кино. А вы посмотрите в глаза Борисову, когда у его героя убивают собаку. Только умерщвленные духом люди увидят здесь «социальное кино». Я как-то пошутил: умирать, мол, буду – положите в мой гроб «Магнитные бури».[b]– В театре вы играете королей, королев да генералов. В кино – то пожарного, то врача, прошедшего Чечню, то рабочего. Откуда черпать, так сказать, вдохновение?[/b]– Мы же не пособие снимаем. На съемки «Карусели», где мой герой теряет память, к нам приглашали психологов, аналитиков. Но делать так, как они объясняли, было скучно. Мне нравится делать роль на сильных колебаниях от комедии к трагедии, чтобы и боль была, и юмор. Мы снимали в Адлере, ближе к Чечне нас не пустили. Снимали в реальном доме, глава семьи многое испытал – жизнь учил не по учебникам. Он сказал: «Я когда смотрю на Аверина, верю, что ему больно».[b]– Что повлияло на ваше решение стать артистом?[/b]– Мама и папа работали на «Мосфильме». Папа – широты необыкновенной, мама – такая русская красавица с косой. В общем, они не могли пройти мимо друг друга. Папа, будучи монтировщиком, потом художником-декоратором, всегда хотел быть артистом. Он работал с Панфиловым, Шелест, Юрским. И эти люди, видя его искренность, понемногу снимали его в кино. Лет в пять я страшно хотел в школу. Просыпался в 4 утра, надевал джинсовый костюмчик, похожий на школьную форму, бархотку для обуви вместо галстука подвязывал и сидел ждал, когда можно будет в школу пойти. Но первые дни в школе меня страшно разочаровали. А уже классе во втором на контрольной по математике заявил учительнице, что контрольную писать не буду: «Вы знаете, я подумал, мне в театральном училище не нужна будет математика». Почему-то я всегда знал, что буду актером.[b]– И куда пролегла дорога?[/b]– В Щукинское. Во ВГИКе, куда я заявлялся еще в 9-м классе с выученным Маяковским, мне вдруг сказали: «Покажите зубы!» «Я, – говорю, – не лошадь». И ушел. В Щепкинском мне тоже как-то неуютно показалось, как в монастыре. А в Щуке уже на подходе повеяло чем-то родным.[b]– Театр и личные устремления мешают друг другу?[/b]– Я свой киношный режим составляю так, чтобы не пострадал театр. Вот «Смешные деньги» мы репетировали – я снимался ночью, стараясь, чтобы это не отразилось на моей дневной работе. И Гриша Сиятвинда (мы играем в очередь) снимался – мы договорились, что на каждой репетиции кто-нибудь будет.[b]– Ваши предпочтения в кино, литературе? Порекомендуйте что-нибудь свеженькое.[/b]– Я тут недавно на недельку ездил в Турцию – просто поплавать и отдохнуть от всех. Взял с собой «Код да Винчи» – как же, все говорят. А в аэропорту случайно купил «Безбилетного пассажира» Данелии. Прилетев, отбился от туроператоров – мол, не нужны мне ваши раскопки, куда вы каждое утро подбрасываете песок Клеопатры. И остался перед выбором – с чего начать. Не утерпел – схватился за Данелию. Хохотал так, что весь пляж на меня оборачивался. И плакал. А «Код да Винчи» – сюжет да и только, причем плохой. Я потом даже купил кассету с научным комментарием – и то намного интереснее.Кино люблю в первую очередь французское – настроенческое. Мой любимый фильм «Мужчина и женщина» Лелуша. А в американском, даже если актриса плачет, я вижу, какую мышцу она для этого напрягает. Кино у них какое-то предсказуемое.[b]– На одном сайте про вас написано сухо: «В личной жизни счастлив». Прокомментируете?[/b]– Мне не нравится то, что происходит в нашей профессии. Вот газетный заголовок: Анджелина Джоли будет драться. Так ведь это не она, а ее персонаж. Но процесс идет и в обратную сторону: артист играет даже собственную жизнь. Его фотографируют в ванной, с девушкой, с собачкой. Я не хочу, чтобы знали все мои тайны – мол, а с кем вы просыпаетесь? Просыпаюсь! И счастлив! Я нормальный человек – и падаю, и плачу. Любящий человек поймет, а для остальных я просто должен нести в себе позитив.