Вера Павлова – «Вечерке»: Чтение стихов на публике – садомазохистский акт

[i]Мы живем в стране, где полтора века назад было сказано: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» (Некрасов), полвека назад – «Поэт в России больше, чем поэт» (Евтушенко). В конце прошлого века взошла звезда Веры Павловой, а по итогам 2000-го, последнего года ХХ века и второго тысячелетия, лучшие российские критики признали ее лауреатом Большой премии Аполлона Григорьева. Накануне праздника поэтов и их поклонников мы отсчитали 8 часов назад (чтобы не попасть в американскую ночь) – и позвонили в Нью-Йорк, где несколько последних лет [b]Вера Павлова [/b]живет приблизительно по полгода в году.[/i][b]– На дворе Всемирный день поэзии, а ты в Америке... Обидно, да! А, кстати, в Америке его отмечают – или это наши домашние радости вроде Международного женского дня?[/b] – Сейчас посмотрю на календарь... 21-го – день рождения какого-то Benito Juarez’a. Но Нью-Йорк отметит День поэзии, никуда не денется: 21 марта я буду читать в «Русском самоваре».[b]– В свое время вроде бы Бродский добился того, чтобы сборники стихов продавались в супермаркетах. Видела ли ты что-нибудь подобное? Ну, может, хотя бы слышала от кого-то, кто видел?[/b] – Я видела книжный магазин в чистом поле около хайвея, но книг в супермаркетах – ни разу. Книги в супермаркетах я видела в Москве. И храню подарок от брата – он заметил в супермаркете и прихватил для меня ценник: «Лирика в ассортименте. 48 рублей».[b]– Интересно, ты поэтесса, поэт? Юнна Мориц вообще себя недавно назвала поэткой…[/b] – Я – металирик. Это прозвище придумал мне муж. Хорошо, да? Лучше, чем мое прежнее самоопределение: «метафизиолог».[b]– Как профессиональный музыкант превращается в профессионального поэта? [/b]– А я до сих пор музыкант. Все происходящее получает для меня какой-то смысл, только если удается объяснить его законами музыкальной композиции. И по тем же законам пишутся стихи. Третьего дня я получила печальное известие: умер Поль Миронович Двойрин, мой учитель музыкальной композиции. Прилетел в Москву из Америки, где жил последние тридцать лет, на свой авторский вечер, до которого не дожил нескольких дней. Похоронили в России. А вечер этот будет в Доме композиторов 21 марта, в День поэзии...[b]– На днях на ярмарке «Книги России» Римма Казакова сокрушалась, что поэзия никому не нужна, что поэтов не показывают по телевизору, что Политех на десятилетия вперед оккупировал один Евтушенко, а остальным – шиш. В то же время ведь проходят фестивали, да и, кроме того, поэты собирают публику в «Пирогах», «Букбери», «Билингве». А как ты относишься к публичному чтению стихов? [/b]– Чтение стихов на публике – садомазохистский акт, во время которого мучители и жертва незаметно меняются местами.[b]– Когда Симонов опубликовал «Жди меня», Сталин якобы сказал, что это надо было издать в двух экземплярах – для него и для нее. Представляю, что бы он сказал о некоторых твоих стихотворениях! Кстати, а каковы тиражи твоих книг?[/b] – Отвечу Сталину выпиской из дневника: «Так вы хотите, чтобы читателю показалось, что он перлюстрирует чужие письма? – Я хочу, чтобы читателю показалось, что это я перлюстрировала его письма и бессовестно их цитирую». Тиражи моих книг (у меня их восемь, в этом году выйдут еще две: летом – в издательстве «Захаров», осенью – в АСТ) колеблются от 500 («Линия отрыва») до 4000 экземпляров («Совершеннолетие», два издания). Не знаю, велики они или малы. Издателям виднее. Но в блогах (грешна – подглядываю иногда...) то и дело раздаются голоса: «Где достать книги Павловой?» (Блог – сетевой дневник одного или нескольких авторов, состоящий из записей в обратном хронологическом порядке. – «ВМ»). С другой стороны, книге стихов к лицу быть редкой, чтобы можно было переписывать в тетрадку, скачивать, диктовать по телефону любимому человеку...[b]– Что скажешь о литературных премиях вообще и о поэтических в частности? Много их, мало или в самый раз? [/b]– Литературных премий много не бывает. Поэты нищенствуют. Шуберт как-то написал в отчаянии: «Меня должно содержать государство!» Сколько раз я вспоминала эти слова! Я тут была в Бельгии, и мне рассказали, что там во многих городах есть должность: «Городской поэт». С хорошей зарплатой.[b]– Ты – лауреат Большой премии Аполлона Григорьева. В 2001-м 25 тысяч долларов были весьма приличные деньги. Если это не большой-большой секрет, на что ты их тогда потратила? [/b]– Премия, как сокровище мадам Петуховой, превратилась в дом. Точнее,в загородный домик. Отделать его изнутри денег не хватило. И мы, чтобы не торчала пакля, прикнопили к стенам карты стран и городов, в которых побывали за последние четыре года. Пакли почти не видно.[b]– Стоит ли бить тревогу и кричать, что поэзия умирает? Или стоит делать что-то другое? [/b]– Опять – из дневника. «Толстой: «Жить так, будто в соседней комнате умирает любимый ребенок». А я живу так, будто этот ребенок умирает у меня во чреве». Если поэзия и умирает, то – в отдельно взятом чреве...[b]– Кого из современных, да и прежних поэтов ты ценишь – и за что? [/b]– Никаких донжуанских списков! Тем более что мой был бы неприлично длинным. И женских имен в нем было бы не меньше, чем мужских.[b]– Не написалось ли за последнее время что-то, чем бы можно было поздравить читателей «Вечерки» со Всемирным днем поэзии? [/b]– Читателей можно было бы поздравить любым хорошим стишком. Но у меня есть кое-что получше: стишок для критиков, хамский только на первый взгляд...[i]С одной стороны – зеркало, с другой стороны – окно и критик в роли следователя из телевизионного кино.Носик никак не пудрится.Критик читателя зовет: смотри, как эта сука волнуется! Сейчас она у нас запоет.[/i]