«Дельцы» с Хитровки

[b]Те, кто любит книги В. А. Гиляровского, помнят, сколько разных «профессионалов» находили себе приют под мрачными сводами ночлежек и трактиров Хитровки, в подворотнях Цветного бульвара или под красными фонарями «веселого» Проточного переулка. Один из постоянных авторов «ВМ» – Валерий Ярхо, работая в архивах, просматривая подшивки журналов и газет столетней давности, накопил большое количество фактов, позволяющих увидеть жизнь этих людей во всей красе. «Вчерашняя Москва» сегодня открывает новую рубрику «Московские типы», где будет знакомить наших читателей с некоторыми колоритными личностями старой Москвы.[/b]Утром они выползали из темных коридоров ночлежных домов Кулакова, Ярошенко и Румянцева, выходили из «Общежития Московского попечительства о народной трезвости» при местной чайной, служившей прибежищем для «интеллигентных хитрованцев». Их трудовой день был наполнен хлопотами и письменными упражнениями, а «деловое присутствие» располагалось чаще всего в ближайших чайных, где они без устали строчили «слезницы» – жалобные письма о «подаянии вспомоществования». Возле них кормились подделыватели печатей – слезные письма часто «оформлялись» под прошения благотворительных обществ, а потому их украшали соответствующими печатями и штампами.В своем ремесле «дельцы» становились с годами настоящими виртуозами, были среди них и свои звезды. В недлинном межсезонье между первой русской революцией и Первой мировой войной главным талантом среди «дельцов» считался человек, прежде бывший кузнецом, но давно бросивший это дело. Утомившись стоять у наковальни, весной 1906 года он водрузил себе на нос желтые очки и как «потерявший зрение на почве тяжкой болезни» стал промышлять подаянием. Со временем у неграмотного экс-кузнеца обнаружился удивительный талант по части сочинения жалостливых писем – не умея писать, он диктовал, а за ним записывали. Разрабатывая эту «золотую жилу», Кузнец, сколотив хорошее состояние, купил дом и давно мог бы бросить «дело». Да вот только прикипел он к нему всей душой – талант требовал выхода. А потому каждое утро шел Кузнец на Хитровку, как чиновник на службу. Он поднимался в нумер многоквартирного дома, где его уже ждали «писаря», усаживался во главе стола, вперял свой взор куда-то в стену, а потом начинал вдруг диктовать. Прошения о помощи он сочинял со всякими «коленцами», не повторяясь, всегда так умея «надавить на слезу», что, случалось, и «писаря», и случайные свидетели этих упражнений в обмане, да и сам он начинали шмыгать носом, забывая, что все это – одни слова. Неудивительно, что его «романы в письмах» находили отклик в душах многих состоятельных людей и часто возвращались с деньгами, так что каждый год Кузнец откладывал несколько тысяч рублей, содержал целый штат «писарей» и «гонцов», разносивших письма по адресам.Эти «гонцы» являлись за письмами несколько позже «писарей», забирали работу и у одиночек, и у артелей «дельцов». Они проходили по чайным и нумерам, в которых кипела работа, спрашивая: «Есть куда?», и забрав письма, спешили с ними в город. Обратно несли ответы и очень часто деньги.После раздела того, кому и сколько причиталось, «гонец» получал свои 20 копеек с каждого письма, по которому ему дали денег. Пресловутая жалостливость русской натуры обеспечивала миру «дельцов», «гонцов» и «писарей» и шкалик водки, и закуску, и плату за ночлег на нарах Хитровки. Повторить успех непьющего Кузнеца смогли очень немногие, поскольку все деньги, полученные при помощи «слезниц», сочинители пропивали, не сходя с рабочего места, и вовсе не стремились покинуть его. Пав на дно, они нашли свое место – карабкаться вверх у большинства не было ни сил, ни желания.[b]На илл.: [i]Обитатели Хитровки у входа в чайную, где Кузнец сочинял свои «слезные прошения».[/b][/i]