Любимец легких муз

[b][i]Ровно 180 лет назад родился балетный композитор Людвиг Минкус. На совесть проработавший в России по меньшей мере 30 лет, он удостоился лишь пятистрочного упоминания в календарях. В Большом театре сегодня, в день его юбилея, – премьера балета Шостаковича «Золотой век». Будто не «Дон Кихот» Минкуса является самым московским спектаклем Большого, его визитной карточкой, единственным образцом высокой комедии в русском балете XIX века. Немеркнущим, ошеломительным праздником, который беспроигрышно украшает любое торжество. И даже борцом – носителем вольной театральной поэзии во времена постного натурализма. И будто «Баядерка» Минкуса, не менее успешно выжившая на обеих «императорских» сценах, – вовсе не шедевр, где балетная музыка, обогнав эпоху, из сферы обслуживания поднялась до симфонизма. В Мариинке, где Минкус доблестно потрудился полтора десятка лет, сейчас идет крупный фестиваль, стянувший в Северную столицу многих балетоманов. Так когда-то влекли сюда поклонников Терпсихоры премьеры, созданные Маурисом Петипа в тщательном сотрудничестве с бесперебойным Минкусом. Но и здесь 23-го, в день юбилея композитора, – вовсе не «Баядерка», а бенефис танцовщика Игоря Зеленского. Совсем забыли старика. Как Фирса в «Вишневом саде».[/i][/b][b]Людвиг Федорович, служащий[/b]Минкус – фигура почти мифическая. Родился 23 марта 1826 года. Но где? В Вене? По другим источникам – в Чехии, под Брно, а в Вене – достоверно – получил образование. Одни источники говорят, что он чех, другие – что поляк. Одни энциклопедии приводят как дату смерти 1907 год, другие – 1917-й… В России Минкуса звали Людвигом Федоровичем. По рождению же он Алоизий Людвиг. В 1853–1855 годах скрипач и композитор приехал в Санкт-Петербург работать капельмейстером крепостного театра князя Н. Б. Юсупова. Затем перешел в оркестр Петербургской итальянской оперы. В 1861–72 годах он играл в оркестре Большого театра, исполнял должность инспектора музыки московских театров. В 1866–72-х преподавал в Московской консерватории.А с 1872 года он в Мариинке. И должность его называлась уже «композитор балетной музыки при дирекции Императорских театров».[b]Точно под ногу[/b]Фамилия Минкуса значится в составе балетной труппы Мариинского театра рядом с… учителем фехтования. Балетов по контракту приходилось писать не менее двух в год. Нелегко – хоть у какого композитора спроси. Плюс мода на экзотику, что требовало хотя бы минимального погружения в этнический материал.Вот и остался Минкус в книжках с эпитетом «даровитый». Так ведь и Мауриса Петипа, как это теперь ни странно, одно время называли «заурядным танцмейстером, незаслуженно возглавлявшим более полувека русский балетный театр».А что было до Петипа? Разброд: балетные спектакли не знали единой воли режиссера; драматург, композитор, актеры, декораторы работали чуть ли не кто во что горазд.Как создавал балет Петипа? Сначала он бесконечно что-то набрасывал – на разрозненных клочках бумаги, визитных карточках, счетах. Потом честно делал вырезки и выписки из этнографических, географических, археологических журналов.Уже готовое либретто – свое или чужое – много раз переписывалось, подгонялось. Затем шла детальная разработка сценического действия.Она венчалась подробным планом музыкального сопровождения. Вот только тут-то и приходил черед Людвига Федоровича (недаром же Чайковский, приступая к работе над «Лебединым озером», добивался, чтобы его свели с кем-нибудь, кто дал бы точные сведения о музыке.) Шаг за шагом, имея перед собой расписанное количество тактов, бывало, и словесные диалоги (конечно, не звучавшие потом на сцене), рекомендации вроде «здесь слышится серебряный звон», «здесь как электрические искры», «музыка фантастического характера», «музыка ускоряется и заканчивается аккордом», – композитор создавал не просто нечто цельное и вполне художественное, но еще и «под ногу». То есть внятно-ритмичное, определенное по характеру. И, несомненно, удобное для балерины.[b]Царица сцены[/b]Это ей подносили бриллиантовые звезды, броши с изумрудами, золотые калачи, серебряные жбаны и целые сервизы. Однажды после «Баядерки» было подарено 52 браслета всем танцовщицам кордебалета! Если прима чем-то не угодила публике, могли швырнуть к ногам дохлую кошку. Если же была особо мила – с балконов сыпались букеты, которые приходилось буквально выметать со сцены. (Традиция жила до начала 80-х гг. XX века: в Большом театре можно было наблюдать, как с балконов, приближенных к сцене, охапками выкидывались из мешков сотни цветов или небольших букетов, дождем осыпавших любимую балерину. Подобрать их было просто нереально.) Целостность любого своего спектакля Петипа видел и в том, чтобы балерина выглядела подлинной драгоценностью, и мог на скорую руку переставить или пересочинить для нее целую сцену. Для солистки по индивидуальной мерке делались эффектные вставки. Добавлялись вариации, бывало, даже из другого – ее любимого – балета. Или сочинялись специально. Вариации – небольшой самостоятельный техничный танец – стали коньком Петипа. Но ведь не в гробовой же тишине они шли! А под музыку, которую Минкус вынужден был создавать незамедлительно и никак не сообразуясь с приливами вдохновения.[b]Наприсочинял[/b]Когда в 2003 году в Мариинском театре реконструировали «Баядерку», разыскали в фонде раритетов оригинал. Два тома рукописной партитуры были разорваны, полны вклеенных вставок. Все пометки начиная с премьеры в 1877 году наслаивались друг на друга (хорошо хоть не стирались).Ноты тех или иных вариаций – различных для разных балерин – обнаруживались в комплекте оркестровых голосов. Одна вариация М. Ф. Кшесинской утеряна – написано лишь «см. вариацию для Кшесинской»… Для книг по балету XIX века характерен глагол «присочинить» – именно этим часто и занимался Минкус. Однажды, в 1881 году, он присочинил к балету «Пахита» Дельдевеза (1846) Гранпа для 3-го действия. Собственно, оното и осталось на современной сцене и зовется теперь «Пахитой» Минкуса.[b]Черногорки, одалиски, мавританки[/b]Во времена Минкуса русский театр еще только шел от «специальной балетной музыки» особого вида к ее самоценности, ошеломительно заявившей о себе в 1890 году «Спящей красавицей» Чайковского. При Минкусе важнее было создать феерический, в первую очередь развлекательный дивертисмент, как в «Бандитах» (1875). Имитировать неслыханную роскошь галантной Европы XVIII века («Камарго», 1872) или квазиантичные времена («Приключения Пелея», 1876).«Роксана, краса Черногории» (1878) была попыткой представить даже нечто злободневное: на почве любви к прелестной сироте сталкивались злобный мусульманин и благородный черногорец. Но колорита было хоть отбавляй, включая народные танцы: коло, горо, орлиный, равиоло.В «Дочери снегов» (1879) показывались фантастические приключения полярной экспедиции – с пиротехническими трюками, массовыми сценами во льдах, танцами северных цыган, снежинок и перелетных птиц. В «Зорайе, мавританке из Испании» (1881) – история дочери калифа, несчастно просватанной за африканского вождя, с плясками одалисок, бедуинов, гурий и абиссинцев.Балерины блистали во всей этой несусветной мишуре. «Ma belle, ma belle», – обращался к любимицам публики главный демиург балетной Мариинки Маурис Иванович Петипа, до конца жизни мешая в речи выражения русские и французские. А как величал актрис Людвиг Федорович? Мы даже не знаем, с каким акцентом – с польским ли, с чешским, с немецким. Произносил ли по завершении нелегкой и всегда срочной работы что-либо вроде знаменитых слов Петипа «J’ai fini. C’est bon», означающих – в вольном переводе – «Я сделал все что мог. И неплохо»? Никаких свидетельств.[b]Конец придворного увеселителя[/b]Почему Минкус работал именно в Санкт-Петербурге? Почему не остался в Москве? Ведь его стремительный «Дон Кихот», поставленный Петипа в Большом театре в 1869 году, имел небывалый успех. Оказывается, между обоими столичными театрами был значительный материальный зазор.Так, мариинская прима Екатерина Вазем танцевала за 6000 в год, плюс 35 рублей за каждый спектакль, плюс ежегодный полубенефис и три месяца отпуска с сохранением содержания. Московская Анна Собещанская – всего за 600 рублей в год. Минкус работал в Мариинке за 4000 в год.Кстати, о бенефисе. Он считался большим материальным подспорьем (выручка шла бенефицианту). Бенефис на долю артиста выпадал нечасто. В Императорском театре он иногда предусматривался в контракте, давался за выслугу лет или с выходом на пенсию.Судя по всему, Людвиг Федорович дождался бенефиса только однажды – когда его в 1886 году, что называется, отправили на пенсию, а должность «композитор балетной музыки при дирекции Императорских театров» упразднили.Сотни восковых свечей горели в люстре. Сыпался ли на него в тот прощальный вечер дождь цветов, как на тех балерин, изяществу которых он потакал своей музыкой? Ждала ли у служебного входа благодарная публика? Скорее всего, нет.Известно лишь, что тогда, 9 ноября 1886 года, в его бенефис, давали «Пахиту» с наимоднейшей примой-чужестранкой Виржинией Цукки и танцы из феерии «Волшебные пилюли» с г-жами Горшенковой и Соколовой. В знак признания 55-летний композитор получил от труппы серебряный венок.[b]Затерялся на просторах[/b]С того дня, отмеченного в летописи Мариинки, след скромного маэстро, прожившего с Россией день в день не одно десятилетие, теряется.Зарубежные источники свидетельствуют: «недовольный незначительной пенсией, композитор возвращается в родную Вену». Не позже 1890 года. И что он там делает до 1907 или даже до 1917 года (целая жизнь!), когда-нибудь расскажет нам какой-нибудь особо пытливый исследователь – уж, конечно, не из тех, кто обходится считанными строками списанных друг у друга сведений о проходном, но очень плодовитом композиторе, славно послужившем нашему отечеству.Была ли у Минкуса семья? Что у него был за нрав? Был ли он скандалистом или человеком не просто исполнительным (что очевидно), но и безропотным? Слыл ли скрытным чудаком или безудержным сибаритом? Где и каким образом жил он в Москве, в Петербурге? Как закончил он свои дни? Не ясно, действительно ли Минкус умер в Вене от воспаления легких. Или затерялся еще в 1880-е где-то на просторах от Москвы до Берлина? Ведь есть и такая версия, не столь уж невероятная для нашей бескрайней, безучетной и не слишком благодарной России.[b]Андрей УВАРОВ,премьер Большого театра,исполнитель главных партий в балетах «Дон Кихот», «Баядерка», «Пахита»:[/b]– О музыке Минкуса существует два мнения: артистов и оркестрантов. Они диаметрально противоположны. Конечно, Минкуса в ряд великих композиторов не поставишь.Но, с точки зрения артиста балета, его музыка очень удобна для танца, зажигательна для зрителя – и в итоге оказывается на очень высоком месте.Если даже в сочетании множества факторов успеха первенство держит хореография, то без музыки она практически не существует, во всяком случае, сильно проигрывает. Сочетание же музыки и хореографии в балетах Минкуса настолько удачно, что публика неизменно наслаждается спектаклями, из года в год, из поколения в поколение подтверждая их успех. А самая высокая оценка классического произведения – его востребованность. Несмотря на все замечания критики об «усталости» этих балетов, на них всегда аншлаги.[b]Екатерина БЕЛОВА,доцент Московской государственной академии хореографии, кандидат искусствоведения:[/b]– Перелом в отношении к балетной музыке начался в 1890 году – с появлением «Спящей красавицы» Чайковского. С 1890 по 1898 год был поставлен еще «Щелкунчик», тенденцию подкрепил Александр Глазунов балетом «Раймонда». Причем замечу, что «Лебединое озеро» Чайковского в 1877 году глобально ничего не изменило. Более того, в один год в Москве поставили «Лебединое озеро», а в Петербурге – «Баядерку» Минкуса. Считалось, что «Баядерка» по музыке значительно уступает, но спектакль не сходил со сцены, а «Лебединое озеро» в Большом вскоре выпало из репертуара из-за слабой хореографии Вацлава Рейзингера. Так что «Баядерка» в определенном смысле сочинение очень значимое, особенно картина «Теней». Да и «Дон Кихот», как бы ни шутили про эту музыку оркестранты, что она «цирковая», «лошадиная», все-таки чрезвычайно популярна, узнаваема, ее можно спеть, под нее тут же начинают аплодировать. По своей эмоциональности, праздничности она не знает равных.А то, что наши ведущие балетные труппы не отметили юбилей Минкуса, – жаль. 15 марта шел «Дон Кихот» в Большом театре, 18-го – в Мариинском. Можно было бы поставить на афишах посвящение композитору. Печально, что не обратили внимания на эту дату.[i]В Музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки хранятся письма Л. Ф. Минкуса к К. К. Альбрехту. Один из основателей Московского отделения Российского музыкального общества и Московской консерватории, Карл (Константин) Карлович Альбрехт (1836–1893) работал виолончелистом в оркестре Большого театра, затем преподавал теорию музыки и сольфеджио в консерватории (1866–1889), одно время даже исполняя обязанности ее директора (1883–1885). Письма на немецком языке датированы 1865–1876 гг. и ждут своего исследователя.[/i][b]На илл.: [i]Сцена из спектакля «Баядерка» Мариинского театра. ХХI век.[/b][/i]