Нормальный человек – это монстр

Так совпало, что вернисаж российского и американского художника Михаила Шемякина в городской ратуше Витебска состоялся накануне 120-летия другого знаменитого художника Марка Шагала. Шемякин же приехал в Витебск на фестиваль «Славянский базар», как он сам говорит, с большими идеями. И если они реализуются, он будет очень рад. Одна из задумок – открыть на белорусской земле филиал своего Института философии и психологии творчества.Ну, а пока художник представил свои графические работы из серий «Чрево Парижа», «Людиптицы», «Владимир Высоцкий», а также серию графики «Карнавал». О творчестве, о своем роде, о карательной медицине, о Высоцком и Церетели и о многом другом художник поведал нашему корреспонденту, навестившему его на американщине незадолго до вылета в Витебск……От Нью-Йорка нужно два с половиной часа ехать на электричке вдоль Гудзона до станции «Хадсон», чтобы добраться до дома Шемякина. Впрочем, у Михаила три дома, которые расположены в личном парке художника. Один – мастерская, другой – гостевой, а в третьем живет сам мастер со своей женой, рыжеволосой француженкой Сарой.Она-то и встретила меня на станции и показала изумительной красоты городок Хадсон, в котором проживают художники, писатели и прочие творцы. А затем – парк Шемякина. Там стоят скульптуры – как его, так и других мастеров. В огромной гостиной хозяйского дома высокие потолки и тоже высокие старинные стулья вдоль длинного стола. На столе – серебряные подсвечники и прекрасный сервиз – пробный экземпляр к балету «Щелкунчик», который оформил Михаил для Мариинского театра. При этом по дому ходят коты разных мастей. Сара в длинной юбке и цветастом жакете выглядит очень живописно, будто сошедшая с полотен старых мастеров. Михаил, как всегда, в черном.[b]– Правда, что вы собираетесь возвращаться в Россию?[/b]– Никогда этого не говорил. Я до сих пор служу России, несмотря на мое изгнание. Но начинать свою жизнь сначала, приспосабливаясь, я не собираюсь. Я остаюсь американским гражданином, считаю Америку одной из лучших демократических стран, хорошо защищающей интересы своих граждан.С Америкой я работаю очень давно. Моя первая выставка здесь состоялась в 1969 году, еще до моего изгнания из России.[b]– Михаил, как вы стали джигитом, абреком?[/b]– Мой отец был военный, он с девяти лет на коне, в тринадцать лет командовал взводом. Отец – кабардинский князь и не боялся в тридцатые годы упоминать об этом факте в своих анкетах. С него за это шесть раз снимали погоны и даже выгоняли из армии. Но он никогда не отрекался от своего рода. Так как отец был очень ревнивым кабардинцем, то маму он забрал с собой служить в кавалерию. Она провела на коне больше двух лет, и ее даже наградили орденами и медалями. Когда мама почувствовала, что беременна, ее эвакуировали в Москву.Я родился в 1943 году на Арбате. Прилетел отец, и по кабардинскому обычаю, взяв меня на руки, сделал три круга на коне по Арбатскому дворику. Так я стал джигитом, абреком. После победы отец остался в Германии, был комендантом нескольких городов.Мы жили с ним. Я учился в Дрездене. Когда переехали в Ленинград, родители развелись. Мама, Юлия Предтеченская, стала актрисой, играла в театре кукол, а потом в Мариинском театре.[b]– Правда, что вы год жили отшельником в пещере?[/b]– Просто бродяжничал по югу. В горах ночевать приходилось в пещере, которую я выбирал. Там было опасно. Водились змеи и скорпионы…[b]– Почему вы бродяжничали?[/b]– Мне хотелось выгнать из себя химикалии, которыми кололи меня в сумасшедшем доме, когда я был на принудительном лечении в клинике Осипова. Там терялось ощущение реальности. И была страшная аура. Очень тяжело находиться среди сумасшедших. Мне поставили диагноз «вялотекущая шизофрения», и упекли туда на три года.Лежал я в беспокойном полубуйном отделении, где не было вилок, ножей. Делали мне инсулиновые шоки. Это опасно для здорового человека. Потом этих людей, заколотых химией, отправляли за город доживать.Меня вызволила мама, которая взяла меня на поруки. В результате, я пробыл в сумасшедшем доме полгода. Если бы не она – я был бы овощ. И года через два меня бы не стало.Это называлась карательная медицина. Когда человека считали инакомыслящим. Официально КГБ передавало психиатрам его досье с командой изолировать этого человека от общества. Приезжала машина скорой помощи, человека вязали, и он навсегда исчезал. Лишался всех прав автоматически.Когда я вышел оттуда, то через два месяца плохо себя почувствовал. Сказались эксперименты, которые надо мной производили в сумасшедшем доме. Я сел в самолет и улетел в горы, вспомнив о том, что животные лечатся природой. В горах я общался с монахами, которые жили в секретных скитах. Потому что монастыри закрывали, а монахи, которые принесли обет, вынуждены были уходить в горы. Через год я вернулся с Кавказа и вскоре смог заниматься живописью.[b]– А за что вас изолировали?[/b]– За инакомыслие. Нас сажали, кололи, старались привести в состояние бодрости и радужных надежд, в которых должен находиться советский человек. Там я сделал много рисунков огрызками карандашей. Их отбирали врачи.[b]– Как тогда вам фильм Кончаловского «Дом дураков»?[/b]– Нет, конечно, я выключил. Такая чепуха. Кстати, один знаменитый психиатр сказал, что любой здоровый человек имеет отклонения от того, что называется нормой. Нормальный человек – это монстр.[b]– А правда, что вы когда-то ушли в монастырь? И там стали пить по-черному?[/b]– Это было в юности. Я ушел в Псковско-Печорский монастырь, был послушником, келейником у отца Алипия. Это глава монастыря, замечательный человек, бывший военный офицер. А у него всегда вечерами было настоящее офицерское застолье. Не будешь пить, отправят спать в сарае.[b]– А вы глубоко верующий человек?[/b]– Если бы это было так, я бы передвигал горы. А когда вера величиной с горчичное зерно... Я разочаровался не в религии или в Боге, а в монашеской жизни.[b]– На вас необычная одежда…[/b]– Чем же? На мне прочные армейские штаны и рубаха с множеством карманов, как чертова кожа. Это удобно для художника, не рвется… В сапогах удобно на природе. Почти все здесь одеты, как я. Так хорошо корчевать пни, работать на природе. Здесь много магазинов, которые продают списанную униформу.[b]– Но я вас и на телевидение видела в военной форме.[/b]– А у меня и костюма нет. Я вообще не придаю значения одежде, ношу, что удобно.[b]– Откуда у вас шрамы?[/b]– Мне на лицо упала решетка при работе над скульптурой.[b]– И в драках?[/b]– Ну конечно. Я же был запойный. С кем я дрался, не помню.[b]– А в Америке приходилось драться[/b]?– Да, конечно. Грандиозная драка была с ангелами ада, рокерами на мотоциклах. Они сами хотели со мной подраться и ждали меня в баре с цепями в Сохо. От бутылок в баре ничего не осталось. Все я переметал им в голову. Потом с воплями прорвался на улицу.[b]– Сразу вспоминаются страницы из книги Марины Влади о вашей дружбе с Высоцким. Вы с Мариной еще общаетесь?[/b]– Мало. Она часто мешала нам в работе, ревновала к Володе. А в своей книге «Прерванный полет» написала:«Я не понимаю, что их связывало, кроме таланта и страсти к выпивке». Глупее фразы я не читал. И потом… вся эта книга лживая и несправедливая. Дети Володи после этой книги подавали на нее в суд.Был большой скандал. Многие от нее отвернулись после этой книги. Конечно, в последние годы между ними было заметно отчуждение. Она очень деспотичный человек. Она ему кричала: «Я тебе закрою въезд в западный мир!» А Высоцкий уже не мог жить постоянно в России, ему хотелось хлебнуть глоток свободного мира. Но здесь он полностью зависел от Марины.Вообще после смерти Володи возникло много неприятных моментов. Много порассказывали Марине о нем. А он еще не был похоронен. После похорон она сказала: «С одной стороны, я рыдаю о нем, с другой стороны, я его проклинаю, потому что мне столько наговорили. У меня волосы дыбом становились». Что это – русский или советский характер? Любая другая нация так себя не поведет.[b]– Что тогда вы думаете о творческих людях в России?[/b]– Им нелегко. Серьезные литераторы, художники, композиторы оказались без поддержки государства беспомощными, как дети. Эти пожилые люди не понимали, что происходит в стране. Я Аникушину послал дубленку, чтобы старик не замерзал. А с него ее сняли на улице. И он в слезах, в одном пиджаке бежал домой. А это богатейший человек. Все это становится страшным.[b]– А в Америке?[/b]– Здесь ужас – в изобразительном искусстве. Вы можете не знать ничего в живописи, не понимать, что такое глина и пластилин и продвигаться в американском искусстве как колоссальный скульптор. В живописи вы можете не брать в руки ни кисточку, ни карандаш. Это не модно.Модна банка с дерьмом Манцонни, которая стоит 150 тысяч долларов, хотя сам так называемый художник давно умер. Эти запаянные банки тиражом 150 экземпляров подписаны: «Мое дерьмо…» Поставил свою подпись. Сделал такую шутливую серию. Сейчас они продаются на всех аукционах.Мой друг – итальянский художник, который живет в Венеции, сделал такую же вещь и подписался. Его посадили на две недели за хулиганство. Он долго кричал во всех газетах «Почему мое дерьмо ценится меньше, чем дерьмо Манцонни?» Это колоссальный бизнес, где вертятся миллиарды. Господствует художественная мафия, управляющая умами богатых людей и диктующая вкус.[b]– Вы думаете, в России по-другому[/b]?– Надвигается то же самое. Церетели наградил несколько таких концептуалистов, среди них, кажется Кулик, который раздевается, голый бегает, лает. Кто-то из них сделал манекен Льва Толстого, а над головой поставили большую клетку с курами, и они гадили на голову и рукописи Льва Толстого. Это сделало большой бум, и кто-то из этой шпаны получил золотую медаль от академии художеств из рук Зураба Константиновича Церетели.Я видел эту фотографию с загаженной головой Льва Толстого. Еще выставили манекен ныне покойного римского папы, который лежит, а на него свалился громадный камень с неба. Сейчас модно это. Я не против. Но когда это становится ведущим, и уже настоящих художников, скульпторов и живописцев объявляют ретроградами, которые отстали от века и от самого искусства… Это грустно. Потому что профессионализм на сегодняшний день начинает растворяться, исчезать. В одной французской газете было написано, что следующее столетие дилетантов. Кроме высоких технологий.[b]– А вам нравится Петр Первый Церетели?[/b]– Нормальная скульптура. Конечно, если бы она стояла на более открытом водном пространстве… Хорошую идею предложил когда-то Собчак, когда спорили, где ее ставить. Он предложил, как маяк установить в Кронштадте, на северном водном пространстве. Это было бы интересно.[b]– Вы были дружны с Собчаком?[/b]– Да, мы дружили. После его смерти я сделал надгробный памятник. Он стоит на Никольском кладбище. Это его бюст в университетской мантии.[b]– А как вы относитесь к его дочери, Ксении?[/b]– Я знал ее совсем ребенком, когда она приходила к папе в бюро суп есть. Она очень неглупый человек, который хорошо понимает, как можно завоевать прессу и ее внимание.[b]– Расскажите о своей жене Саре.[/b]– Сара происходит из старинной французской семьи, которая уже 300 лет живет в Америке. Они вынуждены были бежать через Голландию, когда преследовали протестантов. Мы познакомились, когда Сара работала переводчиком на фильме о Высоцком. Здесь она ведет все мои дела.[b]– Михаил, вот вопрос по вашим картинам. Что значат длинные носы? Это связано с Фрейдом? Или означает фаллический символ?[/b]– Да нет. Это комедия дель арте. Все что связано с театром, должно носить ярко выраженный гротескный характер. Японские театральные носы даже превышают своими размерами итальянские носы комедии дель арте. В итальянской комедии дель арте носы иногда достигают 60 сантиметров.Если уж говорить о фаллосе, то итальянцы использовали шутливые палки в комедии дель арте, обходясь без символов. А у меня это крысы в спектакле «Щелкунчик», который идет в Мариинском театре.[b]– Правда, что во Франции вы купили старый монастырь за символические деньги?[/b]– Да. Французы продали мне монастырь для открытия филиала Института психологии творчества, который работает уже около сорока лет. Это красивое место, в королевском парке, внутри крепости. Час езды от Парижа на скоростном поезде. Рядом замок, где Жанна Д’Арк уговорила Карла Седьмого выступить против англичан. Но там пока нельзя жить. Нужно отреставрировать, для этого нужны деньги. Место просто сказочное.