…И ПОЯВИЛСЯ БОГ НА КРУАЗЕТТ
[i]Сегодняшний показ «Тельца» Александра Сокурова был предварен информацией на первой полосе журнала «Голливуд Репортер» о том, что Сокуров собирается снимать совместный проект с Мартином Скорсезе.Идея заключается в следующем: взгляд камеры путешествует по галереям музея Эрмитаж. В поле ее зрения попадают известные полотна и реконструированные события русской истории XIX века, разыгранные сотней актеров. На словах выглядит более чем внушительно. Не являясь поклонником фильмов Сокурова последних лет, особенно дышащего самомнением проекта о слабостях великих и ужасных фигур ХХ века, констатирую, что многие прочат «Тельцу» особое внимание жюри. Тем более ленту показывают на излете фестиваля.[/i]А этой чести, как правило, удостаиваются картины, имеющие реальные шансы на главные призы. Ну что ж, результатов ждать осталось недолго – в воскресенье вечером мы узнаем имена лауреатов Канн-2001.Однако самым серьезным и одновременно самым провокативным явлением программы пока считают «Учителя фортепиано» Майкла Ханеке. Изабель Юппер играет профессора Венской консерватории госпожу Канут, впаянную в свои психологические и сексуальные комплексы так же скрупулезно, как звуки Бетховена и Шуберта впаяны в партитуры, которые профессор объясняет своим ученикам. Садомазохистские кровопускания и оргазмы на фоне мочеиспускания – рутина госпожи Канут. Как и драки с матерью, управляющей ее жизнью. Юппер освещает трагедию своей героини хладнокровным светом виртуозной игры. Каннская общественность обсуждает интервью австрийской писательницы Ульфреды Желинек, по автобиографическому роману которой сделан сценарий. Режиссер же Майкл Ханеке говорит, что описывает подноготную австрийского или даже венского общества с его многовековым культом классической музыки.Но на самом деле картину трактуют шире – как нелицеприятный диалог с классической культурой, в глубинах которой таятся триллеры почище «Пятницы, 13».Опус знаменитых американцев братьев Коэнов прошел тише. В 1949 году скучающий парикмахер в небольшом калифорнийском городе случайно увлекся идеей продвижения бизнеса сухой химчистки. Закончил на электрическом стуле. Действие стилизовано под «черный» фильм 50-х. Картина снята на цветном негативе, но напечатана на черно-белой пленке, что придает старомодности живописный шик. Но кроме услады для глаз, уставших от разноцветных красот, больше ничего – так, игрушка для взрослых. Вечеринка в честь фильма была оценена в четыре «мартини» (количеством конусовидных рюмочек – от одной до пяти – здесь оценивают приемы). Шампанское практически вливалось в Средиземное море. Приходили Энди Макдауэлл и Квентин Тарантино, а также толпа заокеанских продюсеров.Другой культовый американец — Дэвид Линч порадовал поклонников продолжением своих гипнотических кошмаров образца сериала «Твин Пикс». «Шоссе Маллхолланд» тоже затевалось как сериал, но когда Линч принес руководству канала АВС двухчасовой пилот (на девяносто минут больше, чем от него ждали), оно забросало его замечаниями. Компромисса не получилось. Зато проект превратился в полноценный фильм. Снова голливудский миф оказывается в центре сюжета – то ли страшного сна, то ли вполне реалистической и сатирической трагедии о доброй блондинке, которую брюнетка-вамп и монстры лишили всего, включая имя.На середину фестиваля пришелся показ в конкурсе фильма Жана Люка Годара «Эклога любви». Попиратель канонов и создатель собственного, растиражированного в тысячах кадров, теперь немолод и сед. Но сухо величав, как в молодые годы, когда он «запустил» французскую «новую волну».«Правда — 24 кадра в секунду», «Чтобы сделать фильм, нужны только девушка и пистолет» — вот пара из множества его реплик, ныне зацитированных до дыр. В начале пресс-конференции было сказано: «Дамы и господа, перед вами Бог». Годар принял это как должное, даже не пожал плечами. А что еще делать, если он придумал целый киноязык? Это неотменимо, даже если он уже не хочет на нем говорить. Последнее касается фильма – он принципиально антикинематографичен и озабочен больше идеями исследования текста как явления. Ужин в честь показа картины отличался от обычных каннских вечеринок – все проходило довольно чопорно и, конечно, похоже на встречу профессуры в университетском ресторане.