[i]На самом деле Каннский кинофестиваль — это не такое огромное и помпезное мероприятие, каким оно предстает в киношных мифах и на телеэкранах. Вполне домашний курортный городок нагнетает ажиотаж около фестивального дворца на набережной Круазетт, в общем-то, всего за час до церемонии открытия. Поклонники «звезд» кучкуются тесно, но занимают при этом пространство не более, чем в полторы улицы. Толпа настроена спокойно и весело: собственно, для нее разглядывание гостей фестиваля — по сути променад перед ужином, который во Франции, как известно, неотменимо наступает в восемь часов вечера.[/i]Каннский фестиваль последних лет любит эпатировать мир приводящими порой в недоумение решениями и туалетами заезжих звезд. В выступлении директора фестиваля Жиля Жакоба так и было заявлено: «Мы последовательно продолжаем политику риска и новаций».На данный момент элегантной новацией выглядит уже то, что главное жюри выглядит активно женским. Помимо Лив Ульман, актрисы и режиссера, в нем еще три актрисы. Значит ли это, что Канны ставят на экстремальную и необъяснимую женскую интуицию? Джулия Ормонд, известная нашей аудитории по «Сабрине» и особенно по «Сибирскому цирюльнику» Никиты Михалкова, появившись на открытии в алом атласном платье с открытыми плечами, чувствовала себя поначалу слегка неловко.Она даже пыталась прикрывать плечи пальчиками, видимо, вдруг поняв, что такое быть американкой (считай, провинциалкой) на холеном средиземноморском побережье, где что ни пейзаж, то описан известным писателем. Впрочем, ее коллега по жюри, французская актриса Сандрин Киберлэйн была в платье, которое вообще не предполагало скрывать отнюдь не рубенсовские молочные железы своей владелицы.Но той как раз и в голову бы не пришло смущаться – на то она и француженка: все дело в их уверенности и полном отсутствии личностной зависимости от одежды. Вот, например, еще одна актриса и тоже француженка – Шарлотта Гэйнсборо – явилась народу в наряде, представляющем собой нечто среднее между «телогрейкой», которую средневековый солдат надевал под латы, и спортивным костюмчиком. А Мария де Медейрос (помните ее комичное сюсюканье в тарантиновской «Макулатуре»?) продолжает отстаивать псевдо-испанский стиль и явила себя миру в виде таинственной гусеницы — ее обтягивающее платье мерцало узором из крупных малиновых пятен.Кино, конечно, на фестивале главное. Но и вечеринки разные тоже вещь немаловажная.Ума Турман и ее муж Этан Хоук дали прием на седьмом этаже гостиницы «Софитель» — вид на залив, Тарантино в качестве гостя; все трое приодеты как попугаи. Никита Михалков (совсем недавно утверждавший, что он в Канны больше не поедет – это после того, как ему предпочли Тарантино) все-таки объявился на Лазурном берегу и даже дал прием в честь Московского кинофестиваля на яхте – черная икра кастрюлями, среди гостей — Лив Ульман, Джулия Ормонд. Жерар Депардье появился на просмотре трезвый и холеный, как директор банка, в сопровождении жены — Кароль Буке, потрясшей французские газеты вечностью своего свежего вида.Два шведских режиссера устроили на набережной марш нудистов – полиция в конце концов предложила им одеться, посчитав, что это слишком для рекламной акции. Жан-Клод Ван Дамм пришел на вечеринку в свою честь в маскхалате и, как заметили присутствующие, довольно нагероиненный. Может быть, своим военизированным прикидом и радикальным настроем он хотел солидаризоваться с конкурсной боснийской картиной «Ничья земля» Даниша Тановича. Она рассказывает о том, что европейское сообщество ничем не может помочь «этим маньякам» и использует войну для проверки индивидуальных моральных качеств и манипуляций со скучающей аудиторией по всему миру.Члену жюри короткометражного конкурса Самире Махмальбаф, безусловно, импонирует то, что фильм ее папы, известного иранского режиссера Мохсена Махмальбафа – «Кандагар» — пока считается самым значительным явлением конкурсной программы. «Кандагар» рассказывает о трагическом путешествии афганской эмигрантки на родину, куда ее позвало письмо сестры. Это азиатский орнамент, на наших глазах превращающийся в ужасающий магический триллер.Красотка Эммануэль Беар дарила на набережной свои загадочные улыбки в преддверии показа «Возвращения» Катрин Корсини, где она сыграла роль актрисы без царя в голове и табу в чреслах. Очередная французская история о том, что любовь со скоростью волчка развинчивает слаженно работающий механизм стабильного человека.По сюжету в героиню Беар с детства влюблена подружка.Проходят десятилетия, и всетаки спрятанная страсть выходит наружу. На публике Беар продолжала играть свою роль – поглядывая на окружающих с пошловато-загадочной улыбкой полной оторвы. Строгое черное льняное пальто, в которое она завернулась, покидая подиум, призвано было дать понять, что все это – всего лишь имидж. Впрочем, в том же духе вела себя и Николь Кидман – в том смысле, что доигрывала на людях роль безалаберной куртизанки-танцовщицы из своего фильма, заигрывая с толпой обнаженными во всю длину ногами и щеголяя дурацкими оборками на платье.[b]P.S. [/b][i]Канны есть Канны. И нравы здесь почище наших. В первый же день я стала жертвой нехороших людей - меня элементарно обокрали. Из всего, чего лишилась, больше всего жаль записную книжку и портативный компьютер… [/i][b]НА ФОТО:[/b][i]Актриса Дрю де Маттео и режиссер Абел Феррара травили анекдоты [/i]