И дольше века длится выстрел...

[b]На снимке Юрия Данилова — Тамара Рохлина. Недавняя узница лефортовского СИЗО сегодня — пациентка Кардиологического центра военного госпиталя им. Бурденко.Вглядитесь в глаза этой женщины, которую Генпрокуратура обвиняет в убийстве мужа. Что в ее взгляде? Отчаяние? Скорбь? Немой укор? [/b][i]Со своим будущим мужем она познакомилась во время его учебы в Ташкентском общевойсковом командном училище. С тех пор 30 лет неразлучно шла с ним по жизни.За плечами — 24 гарнизона и «горячие точки», куда бросали его судьба и приказы начальников.Первой появилась Леночка. Игорек родился, когда муж воевал в Афганистане. Оттого в шутку и прозвали они мальчика «Афганцем». В жарких пустынях Туркмении Игорь заболел менингоэнцефалитом, и невозможно было быстро оказать нужную помощь. Последствия оказались роковыми.Врачи отступились от него — дескать, такое заболевание необратимо и неизлечимо. А она вступила в схватку с тяжелейшим недугом. Принялась выхаживать своего «Афганца», поставила целью научить его не только читать и писать, но и играть на компьютере. И победила! Вот почему у нее огромные претензии к одной недавней телепередаче, ведущий которой «открыл» у ее Игорька «врожденную» болезнь. Видится ей здесь далекий умысел в интересах следствия.[/i]Бог наградил ее немереной чашей терпения и сострадания. Потому-то, видно, и начала она трудовой путь медсестрой онкологического отделения — чтобы спасать обреченных, вселять в них веру и облегчать их страдания. А когда Лев ушел на войну в Чечню, стала она настоящей матерью бойцам полка. Сколько слез проплакано бессонными ночами. Но они тотчас высыхали, когда в часть приходила похоронка и надо было нести горестную весть матери или вдове погибшего. А потом успокаивать их, принимая на себя их безутешное горе. И браться за организацию похорон, чтобы отдать все почести герою. Собирала деньги, чтобы помочь семьям погибших. А в это время ее малыш лежал в больнице под капельницей в тяжелейшем состоянии.В Волгограде Тамара Рохлина буквально из ничего создала центр психиатрической помощи таким же, как и ее Игорек, детям.А кто туда попадал в первую очередь? Сироты да ребятишки из малообеспеченных семей. Она возвращала к полноценной жизни тех, от которых уже отказалась официальная медицина. Молва кудесницы шла за ней из одной воинской части в другую. А здесь, в Москве, она «выбивала» оборудование для детской психиатрической больницы, помогала дому-интернату, где нашли приют брошенные родителями ребятишки.Читатели «Вечерки» знают подробности трагической судьбы семьи Рохлиных из публикаций «Молчание вдовы» 10 и 11 января.В них высказывалась одна из вероятных версий убийства. Ведь несговорчивый и неискушенный в политике генерал-романтик вплотную подступился к околокремлевским организаторам «урановой сделки», нанесшей стране непоправимый военно-стратегический и финансово-экономический ущерб. В результате этой авантюры страна фактически лишилась всего боевого урана, извлекаемого со снимаемых с вооружения ракет. За день (за день!) до убийства генерал заявил в «Экспресс-газете», что почти готов назвать лиц из окружения Ельцина, работающих на иностранные разведки...3 января истекали 18 месяцев, отведенные законом для содержания арестованного под стражей на время предварительного следствия. Старший следователь Генпрокуратуры Индюков написал очередное ходатайство в Мосгорсуд, настаивая на дальнейшем заточении узницы, но судьи нашли его доводы безосновательными — зачем держать больную арестованную в тюрьме, если следствие закончено 8—9 месяцев назад и она давным-давно ознакомилась с делом! Скрепя сердце новые начальники Генпрокуратуры вынуждены были изменить Рохлиной меру пресечения.Побыв дома несколько дней, вдова оказалась в том самом кардиологическом отделении госпиталя, где когда-то сделали операцию на сердце Льву....С небольшим перерывом на прогулку я провел в палате Тамары Павловны около шести часов.Она без конца подливала то чай, то кофе, угощала беляшами и бутербродами, рассказывала и спрашивала. Наконец, сосредоточившись, начала разговор, ради которого, собственно, и попросила приехать.— У меня нашли раковую клетку, и я не знаю, как в дальнейшем сложится моя судьба. Здесь замечательные доктора — начальник госпиталя Вячеслав Михайлович Клюжев и мой лечащий врач Дмитрий Николаевич Казанцев, спасибо им. Сейчас прохожу специальное обследование. Я много пережила за эти полтора года, много передумала и, если бы не Игорь, ушла бы в монастырь. Нет, не только молиться, но делать добрые дела. Но я еще нужна своему сыну, и не только ему. На лечение нужны деньги, которых у нас нет.Он инвалид 1-й группы и никогда не сможет жить один. Вы же знаете: вопреки закону прошлая Дума отказалась назначить пенсию несовершеннолетнему сынишке убитого коллеги. Я не жалуюсь — я просто констатирую факт.Я не убивала своего мужа, но не хочу говорить на эту тему, потому что впереди еще суд, а нас слушают. И вот теперь думайте — вы умный человек: зачем они меня, раковую больную, 18 месяцев держали за решеткой? А может, это у меня в тюрьме от нервных стрессов началось. Индюков и сейчас не хочет оставить меня в покое, звонит врачам и добивается встречи. Зачем? Ведь следствие закончено почти год назад — разве мало он меня мучил? На месяц упек в Институт психиатрической экспертизы имени Сербского и хотел, чтобы врачи признали меня ненормальной. Но они не пошли на подлость — спасибо им. Даже предлагали пожить у них подольше, все-таки не тюрьма. Но я отказалась — зачем людей под удар ставить? — Елена рассказывала прямо-таки о зверском отношении к вам следователей. Неужели это правда? — Это так. Помощник генпрокурора Емельянов и его подручный Соловьев — настоящие изверги.Они кричали на меня, угрожали, что посадят дочь и зятя. Меня обзывали лесбиянкой, а Левушку — гомосексуалистом. Я никогда не забуду надписи на стенах их кабинетов: «Кончил дело — вымой тело», «Ловись, девка большая, ловись, девка маленькая», «Счастливые трусов не надевают», «Под лежачий камень мы всегда успеем».Они много раз пытались допрашивать меня без адвоката, и я в первые недели после ареста почти каждый день теряла сознание. А когда рассказала им, как неизвестные убили моего Льва, это вызвало у них смех и раздражение. Грубиян Костин из этой же команды, не стесняясь, требовал оговорить себя: «Признайтесь, что вы в тот вечер приняли неизвестную таблетку и ничего не помните.Тогда скорее дома окажетесь».Сколько я предательства и подлостей пережила за эти полтора года... Наш дом был открыт для всех: приходили, жили, ели, пили — вроде так и надо. На допросах я ни о ком слова худого не сказала.А они совали мне протоколы допросов и издевались: вы-то о них хорошо отзываетесь, а смотрите, как они вас поносят. Я читала и не верила своим глазам. Некоторые знакомые, взрослые люди, генералы и адмиралы, которые клялись мужу в любви и верности, открещивались от нас и сочиняли всякие сплетни. Вот охранник Саша Плескачев. Молодой парень, в судьбе которого генерал Рохлин принял самое живое участие. А таких гадостей про нас с Левушкой наговорил! И вот пожалуйста — уже студент юрфака и жилья в Москве удостоился. С тех пор часто думаю: «Люди, отчего вы такие недобрые? Кто вас сделал такими?» Но я никого не хочу осуждать, я всем все прощаю.Или тот же Илюхин... Сидел у нас с Левой за одним столом, выдавал себя за верного друга, потом стал его преемником по ДПА.Даже после того как проголосовал за смещение своего товарища по борьбе с поста председателя комитета, как ни в чем ни бывало приходил к нам. Но я-то этого не знала. За 18 месяцев Илюхин моему сыну даже конфетку не принес.Он создал фонд памяти Льва Рохлина, куда шли немалые деньги, — где они? Пусть скажут, куда дели.Памятника, как обещали, на могиле до сих пор нет. На выборы пошли? Не знаю. Сколько там ДПА процентов получило? Десятые доли процента? У Виктора Ивановича до сих пор не нашлось времени встретиться со мной.Нарастающее волнение она пыталась унять сигаретами, которые теребила одну за другой. И, боясь не выговориться, продолжала: — Я не верю этим коммунистам в Думе и людям скажу: «Не верьте». Они лицемеры. И Зюганову никогда не прощу то, что Льва с поста председателя комитета снял. Они ведь, когда на митинги идут, под бомжей одеваются. А потом собираются и, извините, жрут осетрину под коньяк. Я однажды глазам своим не поверила, когда увидела, как эти народные страдальцы на дне рождения одного своего бедного товарища ложками икру уплетали. Это во времена-то всеобщей нужды! Все они очень богатые и состоятельные люди. Я столько про каждого знаю — но не хочу... Братва, моя тюремная братва, гораздо лучше их. Когда у меня кончался кофе, мои девчата по крупицам его добывали. Знали, что курю слабые сигареты, и искали их по всей тюрьме, а то и табак для «козьей ножки» собирали.— Вы не считаете, что вам в капотненском СИЗО специально «забыли» предоставить кровать и в назидание за несговорчивость заставляли спать на полу? Чтобы поумнели...— Меня привезли в этот централ в полубессознательном состоянии. А сокамерницы, дорогие мои девчата, относились ко мне как к родной, отхаживали и чем могли отпаивали. Нас было 33 человека на 22 квадратных метра.Чем я лучше каждой из них? В тюрьме все равны, и все спали на кроватях по очереди. Там своя жизнь, свои обычаи и законы. Однажды меня пришли проведать депутаты Думы Райков и Безбородов. Вошли и оцепенели, увидев, в каких жутких условиях содержатся женщины — как осужденные, так и не признанные судом в чем-нибудь виновными. Об охране ничего плохого сказать не могу — везде есть хорошие люди.— Припоминаю, как эти депутаты ходатайствовали о том, чтобы вас перевели в более «благоустроенное» «Лефортово».— Да, спасибо им. Я Геннадию Ивановичу Райкову недавно звонила, благодарила за все. Он единственный в Думе, кто принял участие в нашей беде. И еще Томочке Шениной спасибо. Как настрадавшаяся жена гэкачеписта, она прекрасно знает, что такое монаршья воля в исполнении российской Генпрокуратуры. Но не побоялась Скуратову и Устинову письма в мою защиту писать, требовала освободить до суда. А ведь мы совершенно незнакомы.И еще хочу поклониться подруге нашей семьи Оксане Балтиной.Ее зачем-то наутро после моего ареста привезли в следственное управление — может, думали, что жена адмирала «чистосердечному признанию». А она упала на колени, обхватила меня руками и заплакала: «Я не верю, Тамара, что ты Льва убила...». Вот настоящий друг.В первый раз, когда мне после ходатайства депутатов предложили перебраться в «Лефортово», я отказалась. Ведь за что погиб мой Лев? Бился за то, чтобы людям лучше жилось. Считал: не должно быть начальству никаких привилегий, в том числе и привилегированных тюрем. И если я обвиняюсь в столь тяжелом преступлении — почему должна претендовать на особые условия заключения? Но не рассчитала своих сил — в этой тесноте и духоте стала задыхаться и терять сознание.— Ваше сообщение о раковой клетке просто убивает меня, Тамара Павловна.Ошибки быть не может? Надо срочно что-то делать.— Езжу на обследования в онкологический центр. Дала себе команду выжить. Вы видите обручальное кольцо на моей руке? Я его никогда не сниму. Левушка для меня всегда живой, и я буду бороться за честь и достоинство семьи. Лев и я — неотделимы.Получая в эти дни слова поддержи, хочу поздравить всех женщин с днем 8 Марта и сказать им великое «спасибо» за соучастие в нашей со Львом судьбе.